У подножия Копетдага - Ата Каушутов

о чем? — удивился Вюши. — Со мной в городе сам прокурор советовался, а здесь будто все сразу забыли про историю с волками!

— Никто ничего не забыл, Вюши, — наставительно заговорил Хошгельды. — Просто жалко на такие разговоры время тратить. Нашел тоже тему — Елли! С ним уже покончено. Он свое получил, а ты лучше поешь. Подсаживайся к столу. Я вот уже пообедал и хочу посмотреть газеты.

— Спасибо, Хошгельды, я недавно обедал.

— Нехорошо отказываться от угощения.

Вюши прислонил к стене ружье, с которым никогда не расставался, и покорно сел к столу. Нязик-эдже принесла чайник, Хошгельды наполнил пиалу и, не отрываясь от газеты, стал пить чай. А Вюши ел и время от времени бормотал, ни к кому на обращаясь:

— А все-таки я показал этому негодяю, кто такой Вюши…

Увидев, что Хошгельды пьет чай, Вюши снова стал ему рассказывать о том, как он перехитрил Елли. Увлечённый чтением, Хошгельды не слушал его. До него долетали тольдо обрывки фраз: "Я ему сказал…", "Он мне сказал…".

Но чтобы не обидеть гостя, он механически произносил какие-то слова, вроде "да, да" или "а потом?", и, увлеченный собственным повествованием, Вюши долго не замечал, что Хошгельды поддакивает ему невпопад. Но когда Хошгельды совсем уж некстати вставил "конечно", Вюши сразу умолк.

— Ты почему замолчал, Вюши? — спросил, оторвавшись от газеты, Хошгельды.

— Да потому, что ты меня не слушаешь. Для тебя мой рассказ, что кваканье лягушки. Противно, но и слушать не обязательно, — с обидой в голосе сказал Вюши.

— Что ты, друг! Я тебя очень внимательно слушал.

— Ну, если слушал, тогда скажи, что случилось с Бахар? Я сейчас именно о ней рассказывал.

Хошгельды ничего, конечно, не слышал из того, что болтал Вюши, но о Бахар он только что прочитал в газете и поэтому, не задумываясь, ответил:

— Бахар дали звание заслуженной ковровщицы. А что еще?

— Да ты, оказывается, действительно слушал меня! — удивленно протянул Вюши.

— Хошгельды дома? — послышался за окном голос Овеза.

— Дома, дома, проходи, Овез, — пригласила молодого бригадира Нязик-эдже.

— Привет, Хошгельды, — проговорил Овез, входя в комнату. — И ты, Непутевый, здесь? — удивленно произнес он. — Не знаешь, куда девать себя от безделья, вот и ходишь по гостям. Ну, что, навьючили тебя сегодня? А ты рад девушкам угодить, вот и таскаешь на себе мешки, точно ишак какой. Не понимаешь, что над тобой смеются.

Вюши не на шутку рассердился.

— Я знаю, кто тебе об этом рассказал. Это разговорчики твоей жены, — горячился он. — А что тут смешного, если человек помогает тюки перетаскивать?

— Да, это, пожалуй, скорее печально, когда молодой человек не знает, чем ему заняться, принимает на себя чужие обязанности, а на работу опаздывает, — не скрывая презрения, сказал Овез.

— Ты прав, Овез, только не надо так кричать на моего гостя, — вмешался Хошгельды. — Я вижу, у тебя какое-то другое дело есть.

— Я пришел к тебе с просьбой, Хошгельды. Нельзя ли немного пересмотреть план сева. На моем-то участке земля куда быстрее подходит, чем у Бергенова. По-моему, еще денек — и можно начинать. Ты бы подъехал ко мне завтра, посмотрел бы на месте…

— А ты когда у себя в бригаде будешь?

— Да я теперь и ночую там, по-фронтовому.

— Обязательно с утра приеду, а сейчас садись, чайку попьем.

— Спасибо, некогда, я ведь не в гости пришел, как некоторые, просто забежал на минутку. Дел у меня теперь — по горло, — помотал он головой и, быстро попрощавшись, выбежал на улицу.

— Ну что этот Овез вечно ко мне цепляется, будто я ему поперек дороги стою, — обиженно проговорил Вюши.

— Овез утомился и волнуется очень за свою бригаду, — вот и кричит. А по существу, Вюши, он прав. Пора, мой милый, над своим будущим задуматься, пора чему-нибудь научиться. — Хошгельды снова взялся за газету, делая вид, что читает. Но ему хотелось знать, как отнесется к его словам Вюши, и он искоса поглядывал на него.

— Если все будут ко мне так относиться, — начал тот после долгого молчания, — мне ничего не останется, как уйти из нашего колхоза. Недаром туркмены говорят: "В своем ауле парню грош, в чужом он всем хорош".

— Устарела, Вюши, эта пословица. Пора ее переделать. "Если в своем колхозе парню грош, то и в чужом он будет негож". Так, пожалуй, правильнее звучит, а Вюши? Ты чего загрустил? Давай поговорим серьезно, по-дружески, только смотри, не обижайся.

Вюши молчал, громко сопел и часто, часто моргал глазами.

— Ну, ладно, Хошгельды, — наконец заговорил он, — ты вот умный и дельный парень, дай мне совет. Скажи, что мне делать? Может, учиться на шофера?

— Ведь это ты несерьезно говоришь. Ты же бросишь это, как уже многое бросал. Ты и почтальоном был, и помощником счетовода…

— И помощником агронома по борьбе с вредителями во время войны был, — добавил сам Вюши, — и помощником мираба…

— И все бросил?

— И все бросал! — охотно подтвердил Вюши.

— А почему ты кидался от одной работы к другой, почему менял профессии, как кокетливые девушки наряды? Потому что нет у тебя определенной цели в жизни. К чему ты стремишься, чего добиваешься? Мне кажется, что и желаний-то у тебя никаких нет!

— Почему нет? Есть!

— Ну тогда скажи мне, какое ремесло тебе по душе.

— Отец мой всю жизнь был чабаном… И вот иногда сердце подсказывает мне: "Будь и ты, Вюши, чабаном". А разум другое говорит: "Займись, Вюши, опять своим первым ремеслом, уничтожай вредителей полей". Пожалуй, я склонюсь ко второму…

Отбросив волосы со лба, Хошгельды сказал:

— Подумай хорошенько до завтрашнего дня, а завтра придешь ко мне, скажешь о своем решении. Поверь мне, Вюши, когда люди увидят, что ты трудишься, что ты настойчиво добиваешься своей цели, никто не посмеет называть тебя Непутевым, отскочит от тебя твоя эта кличка.

— Спасибо, друг, — проговорил взволнованный Вюши. — Я все понял. Я добьюсь того, что меня перестанут называть Непутевым!

ГОЛОС КОЛХОЗА

Рабочий день кончился, и Покген, заложив руки за спину, прогуливался по двору. Дурсун-эдже хлопотала возле очага перед верандой. Настроение у председателя было хорошее, сев прошел отлично, дела на ферме налаживались, да и никто теперь не мешал строить жизнь по-новому.

Дети вырастают, становятся взрослыми учеными людьми и начинают учить стариков. В особенности туго приходится тем, кто до сих пор на дедов-прадедов кивает… От этих мыслей Покгена отвлек Вюши, который как раз проходил мимо дома председателя, не зная, куда направиться.

— Добрый вечер, Покген-ага! — крикнул Вюши, выглянув из-за дувала.

— Это ты, Вюши? Здравствуй, мой дорогой, заходи,