У подножия Копетдага - Ата Каушутов

еще разговариваешь с ним, объясняешь ему чего-то. Да ему объяснять, что ослу газету читать!

Обычно колхозники не вступали в споры с Аллалы, они просто не желали с ним разговаривать, не желали выслушивать его вздорные слова. А он это понимал по-своему. Ему казалось, что все боятся его, что никто не смеет ему возразить. Поэтому и сейчас он угрожающе заявил:

— Да я тебе, Курбанли, не позволю и на курицу мою шикнуть!

Атаев не успел ему ответить, потому что на Аллалы со всех сторон посыпались упреки. Даже Кюле Ворчун, сам того не замечая, выступил в защиту агронома.

— Ведь ты за всю свою жизнь ни одного хорошего поступка не совершил, — кричал Кюле, — никогда честным трудом не жил. Нет тебе, Аллалы, места среди трудового народа! Давно пора тебя выгнать из нашего селения!..

— Только разговор нам испортил, — с досадой заметил Ата Питик.

Вскоре люди Стали расходиться по домам. Секретарь парторганизации и агроном пошли вместе.

— Замечательный у нас народ, Чары-ага! — восхищенно произнес Хошгельды. — Как дружно все набросились на этого старика. Да и вообще мне очень нравятся эти ежедневные собеседования. Разговаривают, спорят!.. Видно, людей интересует все, что происходит на белом свете.

— Знаешь, о чем я думаю, Хошгельды? — вдруг оживился Байрамов. — Я хочу привлечь к этим беседам нашу интеллигенцию. Правильно ты говоришь: у наших колхозников самые разнообразные интересы, люди затрагивают в своих разговорах самые различные темы. Но ведь не всегда им удается правильно разрешить тот или иной вопрос. Для этого у них не хватает знаний. Так пусть передовые люди нашего колхоза, такие, как ты, учитель Аман и другие, помогут им. Вот представь себе, — все больше увлекался Байрамов, — к примеру, разговор зашел о радио. Есть еще у нас отсталые старики, вроде твоего дядюшки Ата, которые до сих пор не верят, что слушают передачи прямо из Москвы или из Баку. И вот, допустим, Овез или еще кто-нибудь из комсомольцев, специалистов по этому делу, разъяснят такому человеку, как это здесь, у подножия Копетдага, мы слушаем столицу нашей великой родины. Да и вообще, когда мы привлечем наших специалистов, нашу колхозную интеллигенцию к этим беседам, то любой начатый разговор можно будет подхватить, углубить его, направить по правильному руслу. Что ты на это скажешь?

— Я могу только согласиться с вами, Чары-ага. А когда у нас будет оборудован свой радиоузел, такие беседы можно будет устраивать и для всего селения.

— Тут ты тоже прав, Хошгельды. Тогда и наши женщины втянутся в общественную жизнь колхоза. Вот Нязик-эдже, например, хлопочет дома по хозяйству и слушает в это время лекцию своего сына о новейших достижениях в области агротехники, — улыбнулся Байрамов и похлопал молодого человека по плечу.

— Ведь Мурад обещал нам в этом деле помочь, — сказал Хошгельды.

— Инструктор райкома не подведет. Мурад — человек дельный. Он завтра утром здесь будет, мы у него все и разузнаем, — с этими словами Байрамов пожал руку своему молодому другу, и они разошлись по домам.

На другой день Хошгельды поднялся чуть свет и пошел на конюшню. Из окна правления его окликнул Байрамов.

— Привет, Хошгельды! Тебе, видно, не спится.

— Здравствуйте, Чары-ага! — сказал он, заходя в помещение. — Вы, я вижу, тоже недолго в постели нежились. А мне сегодня и в самом деле не спалось. Собираюсь проверить, всходы хлопчатника.

— Бери коня и поезжай, пусть тебе сопутствует удача!

В это время к правлению подкатил на мотоцикле инструктор райкома Мурад Караев. После взаимных приветствий Хошгельды осведомился, почему Мурад так рано пожаловал к ним.

— Да у меня тут дела к Байрамову, а кроме того, хочу предупредить комсомольцев, что завтра радиотехники привезут из района оборудование для радиоузла. Их всего двое, так пусть ребята помогут им.

— Вот молодец, Мурад! — обрадовался Хошгельды. — Мы как раз вчера говорили об этом с Байрамовым.

Караев спросил, куда направляется агроном.

— Хочу хлопчатник поглядеть.

— Беспокоят тебя твои все-таки новшества?

— Да уж какой тут покой! Надо доказать людям свою правоту. А докажем мы, что правда на нашей стороне, когда урожай процентов на десять увеличится.

— Ну, что же, агроном, будем очень рады, если удастся твое начинание. Мы распространим тогда твой опыт и по другим колхозам.

— В других колхозах это дело легче пойдет. Там и председателей уговаривать не придется. Приедут к нам и собственными глазами все увидят. Сам Покген их агитировать будет, — улыбнулся Хошгельды. — Я в этом не сомневаюсь.

— Твоя уверенность, Хошгельды, сердце радует, — заметил довольный Мурад.

— А без уверенности коммунизм не построишь, — гордо подняв голову, сказал Хошгельды.

— Желаю успехов, Хошгельды!

— Спасибо, Мурад, я тороплюсь, дел сегодня много.

— Да и я спешу, — сказал Мурад, — Байрамов, наверно, заждался.

Хошгельды оседлал коня и пустился в путь.

Не только председатель опасался того, что агроном слишком рискованно поступал в каждом деле, этого побаивался и кое-кто из колхозников. Ведь совсем по-новому орошаются теперь поля. А какие это даст результаты, кто его знает…

— Вот заставил Хошгельды перепахать некоторые арыки и увеличить делянки. Говорит, что урожай от этого будет больше, а руками работать придется меньше, — рассуждал один.

— Это, конечно, правильно, трактор-то больше нас сделает. Да не пересушить бы посевы, — подхватывал другой.

— Он человек ученый, — замечал третий, — ему тайны земли больше, чем нам, ведомы. А то бы и Чары-ага не стал его поддерживать.

— Чары-то поддерживает, а Покген сомневается, это всем известно, — нет-нет да и вставлял Кюле Ворчун. — Не пойму я, зачем он ему потакает.

— Не потакает, а верит в науку, — солидно заявлял Курбанли.

Споры эти обычно ничем не кончались. Сторонников у агронома было куда больше, но находились люди сомневающиеся, которые всегда напоминали о том, что со времен дедов-прадедов ничего подобного не делалось.

Хошгельды, объехав хлопковые плантации, решил посмотреть и бахчевые, а потом заехать еще в сады. Только вечером он вернулся домой. Настроение у него было хорошее, дружные всходы порадовали его.

Нязик-эдже встретила сына обычным ворчанием:

— Ты совсем свой дом забыл, Хошгельды. Даже попить чаю и поесть не приходишь. Разве это возможное дело голодным целый день ходить! Ведь это не только сегодня, каждый день так. Все люди работают, да я что-то не видела, чтобы кто-нибудь поесть забывал.

Будто не слыша ворчания матери, Хошгельды сел за стол, выпил пиалу чаю и принялся за обед.

В это время на пороге появился Вюши. Он поздоровался с Нязик-эдже и Хошгельды и, без всякого вступления, начал уже в который раз рассказывать о том, как он разоблачил Елли.

— Ну, о чем ты говоришь! — остановил его Хошгельды.

— Как это