Капитали$т: Часть 4. 1990 - Деметрио Росси

ни в чем не виноват, — сказал Григорий Степанович со всей возможной твердостью.

— Только папа Пий ни в чем не виноват, — неодобрительно покачал головой Серега.

— Не сомневаюсь, что вы ни в чем не виноваты, — легко согласился я. — Ни на одну секунду не сомневаюсь. Вы сейчас нам расскажете, как все было на самом деле, правда?

Бубенцов всхлипнул.

— У меня зять, — сказал он, — у него машину угнали… хорошая машина, «Мерседес». А тот человек… Он только сказал и на том же месте появилась… откуда угнали. И денег не взял.

— Какой хороший человек, — сказал Валерик. — Бескорыстный.

— Мы с ним встретились, — продолжил рассказывать Григорий Степанович, — посидели, выпили-закусили. Он сотрудничать предложил.

— В какой области? — спросил я.

— В той, в которой вы, — сказал Григорий Степанович голосом кающегося грешника. — Но я отказался. Сказал, что с вами работаю!

— А он чего?

— А он говорит — это твое дело, с кем тебе работать, вроде как сам могу выбирать.

— Резонно, — кивнул я. — И, в конце концов?..

Григорий Степанович глотнул воды из стакана.

— А потом с грузинами эта ситуация возникла. Он сказал, что мог бы в два счета решить. И еще сказал, что у вас проблемы серьезные с милицией и вообще… А у него все схвачено.

— И уговорил? — выдохнул я.

— Уговорил, — сокрушенно кивнул Бубенцов.

— Суду все ясно, — резюмировал Серега. — Последний вопрос подсудимого — как звать-величать этого благодетеля?

— Виктор, — сказал Бубенцов, почему-то понижая голос. — Виктор Федорович.

Матвей долбанул по директорскому столу так, что все находящиеся на нем предметы подпрыгнули.

— Я же говорил! — воскликнул он торжествующе. — Говорил или нет⁈ Я же так и знал, парни! Гусар! А вы сомневались!

— Это его человек? — Я кивнул на Зяблика, который тихонько постанывал, лежа на полу.

— Его, — подтвердил Бубенцов.

Вот так все просто, думал я. Ларчик, как всегда, просто открывается. А интересно, знал Григорий Степанович, что его новый приятель задумал меня грохнуть? Или догадывался? Ведь не скажет правду, если прямой вопрос задать…

Глава 23

Григорий Степанович мрачно молчал и смотрел в стол. Я думал. Нокаутированный Саша Зяблик тихонько постанывал, приходя в себя.

— Вы же знаете, что произошло с этими грузинами? — спросил я.

Бубенцов судорожно вздохнул.

— Я не ожидал такого, — выдавил он. — Не думал, что так будет. А когда узнал, испугался.

— Вы же понимаете, что это сделали не мы? — снова задал я вопрос.

Он кивнул молча.

— Нужно будет рассказать это еще раз, — сказал я. — В другом месте.

Бубенцов энергично замотал головой.

— В милиции⁈ Нет, ни в коем случае! Они убьют меня, как этих… Просто убьют, Алексей!

— Не в милиции, — сказал я.

Бубенцов вопросительно посмотрел на меня, но уточнять не стал.

— А вам, Григорий Степанович, — продолжил я, — нужно хорошо подумать о сложившейся ситуации. Есть мнение, что вы не справились с руководством вверенным вам предприятием. Если через пару недель вы покинете занимаемую должность, то так будет проще для всех. По состоянию здоровья, например. И это не только мое мнение. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — сказал Бубенцов ничего не выражающим тоном. — Мне правда жаль, что все так вышло…

— Это все лирика… — махнул рукой я. — В общем, мы выяснили все, что хотели, и сейчас нам пора. Этого, — я кивнул на все еще лежащего на полу Зяблика, — мы с собой прихватим. Не возражаете?

Григорий Михайлович сделал неопределенный знак рукой. Он не возражал.

Зяблик был помещен в просторный багажник «Волги», и мы отъехали от заводской проходной, неподалеку от которой догорал красный «Опель», вызывая радостное возбуждение у рабочих.

— Вот такие дела, — сказал я мрачно. — Не смог наш товарищ Бубенцов работать в новых условиях. Жаль, но ничего нельзя сделать. Будет другой директор.

— Погоди, как другой директор? — встревоженно откликнулся Серега с заднего сиденья. — А мы? У нас же с этим Бубенцовым договор! А если новый нас пошлет?

— Неправильно рассуждаешь, — усмехнулся я. — Пусть этот будущий директор беспокоится, чтобы мы его не послали.

— Да? — с недоверием посмотрел на меня Серега. — Ну тогда ладно. А с Гусаром теперь как будем?

А теперь не он нас, а мы его на разборку дернем, — сказал я.

— Сегодня же отловить и башку проломить! — решительно сказал Матвей.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет. Полномасштабный конфликт с блатными нам сейчас не нужен. Так что, будем собираться и разговаривать.

— Ага, ага. — Матвей недовольно смотрел в окно. — Как говорится, наша песня хороша, начинай сначала…

— Матвей, — сказал я терпеливо, — на вашу банду менты глаза закрывают не потому, что вы такие замечательные ребята. Вообще не потому. Они вас не видят только по той причине, что ничего серьезного за вами нет. Как только появятся трупы, вы моментально уедете, я тебе гарантирую. И никакие знакомства не спасут.

Матвей сердито шмыгнул носом.

— И потом, — продолжил я, — лично я считаю, что убивать людей из-за бабок — это дурной тон. И что так делать нельзя.

— Если ты забыл, Леха, — отозвался Серега, — то я напомню — убивали как раз тебя. Не попали, правда. И таки из-за бабок. Получается, если что — мы просто защищаемся. Или защищаться тоже нельзя? Так давай все отдадим хорошим и славным ребятам — Гусару и компании. Они же нас с завода выпереть хотят!

Я молчал. Было странно. Мои друзья — простые советские люди. Их воспитывала советская школа, пионерия, комсомол, советские фильмы и мультики — в большинстве своем добрые, почти полностью лишенные той составляющей, которая провоцирует агрессию. Они росли на книжках и фильмах про Ихтиандра, капитана Татаринова, «республику ШКИД», Дика Сенда, Д’Артаньяна, Капитана Немо, Оцеолу — вождя сименолов… И учили эти фильмы и книги дружбе, благородству, взаимовыручке. И вот, сидят эти ребята — действительно неплохие ребята, не склонные к криминалу, сидят и абсолютно спокойно рассуждают о том, что неплохо было бы замочить нескольких наших оппонентов. Впрочем, оппоненты наши тоже люди на расправу скорые, излишней гуманностью