Без Царя… - Василий Сергеевич Панфилов

Кто-то ждёт команду вышестоящего руководства, а оно, в свою очередь, тоже чего-то ждёт… Парадокс! В Москве не один десяток генералов, и вряд ли они так уж симпатизируют большевикам, но не спешат принимать командование.

Хотя к тому же Брусилову обращались юнкера, предлагая принять командование гарнизоном, это я точно знаю! Как знаю… а вернее помню, что прославленный генерал принял сторону большевиков. Позже.

Ранее мне казалось это чем-то естественным, а большевики виделись тяжёлым, но увы, необходимым этапом в развитии страны. Этакое лекарство, противное на вкус и с тяжёлыми побочными эффектами, которое пришлось принять за неимением аналогов. Может быть, полевая хирургия, когда фельдшер-ветеринар, сунув пациенту в зубы деревяшку и напоив до беспамятства спиртом, режет по живому, пытаясь достать пулю из живота, потому что больше — некому!

Сейчас… не знаю, вот честно — не знаю[52]! Политические программы и большевиков, меньшевиков и левых эсеров на мой обывательский взгляд отличаются не так уж радикально. Да, отличия есть, и немалые… но обывателю разницу вот так, сходу, втолковать удастся не вдруг.

Сейчас, находясь в гуще событий, я думаю, что кто бы ни пришёл к власти, ему или им всё равно придётся проводить страну через определённые вехи. Да та же индустриализация хотя бы!

Разница только в том, что позиция эсеров по этому вопросу будет прокрестьянская[53], с упором на товары народного потребления, через становление лёгкой промышленности. Словом, ситцевая индустриализация! Эволюционно, постепенно, без лишней крови…

Большевики же пошли по другому пути, создавая металлургические комбинаты и тяжёлую промышленность. Совершенно другой подход! Кто прав? А чёрт его знает… Насколько я помню, красные историки толкуют это, как вынужденную меру. Дескать, страна могла не успеть подготовиться к войне… и в общем-то, это правда. Просто не вся.

Были ведь и двадцатые, когда большевики, живя мечтами о Мировой Революции, не чуяли под собой страну, занимаясь самыми фантастическими прожёктами. Один только Коминтерн чего стоит!

Даже самые фанатичные их последователи с некоторой неохотой, но всё ж таки признают, что ошибок в эти годы было сделано много. Отчасти, из-за этих экспериментов и пришлось потом принимать решение о форсировании индустриализации!

А если бы не было экспериментов со страной? Коминтерна? Людей, готовых бросить страну в топку Мировой Революции? Возможно, и окружающие страны не относились бы к Союзу с такой опаской? Всё могло пойти совершенно иначе!

… глухо застучал пулемёт, прерывая размышления, и как сквозь толщу воды донеслось:

— Броневик, броневик пустили!

Голос срывающийся, перепуганный, на грани паники и крика «нас предали», после которого — только бежать!

Осторожно выглядываю через бойницу, и вижу даже не один, а два броневика! Наученные прошлым опытом, большевики закрепили на них спереди металлические экраны, и «путиловцы», напрягая малосильные движки из последних сил, пошли вперёд. За ними, чуть отставая, потянулись гуськом бойцы Красной Гвардии, стреляя на ходу в белый свет.

— Чёрт, чёрт, чёрт… — бормочу я, — вот тебе и нейтралитет, вот тебе и…

Стараясь не думать о свистящих во множестве пулях, прижимаюсь щекой к прикладу японской винтовки, задерживаю дыхание и целюсь. Выстрел…

— Да что такое…

Промах, ещё один… это не полигон и не тепличные условия, когда ведётся редкая стрельба и можно потратить время, спокойно выцелив противника. Сейчас стреляют в ответ…

Один из рабочих, одетый за каким-то чёртом в кожаную куртку не по погоде и росту, падает. Жив, ранен… Не знаю, да и не важно! Не факт, что он упал после моего выстрела.

Громыхая железом, приближается броневик, и это только с позиции послезнания можно относиться к нынешним «коробочкам» скептически. Да и то… не очень-то оно и получается, скептически! Вот он, едет железный архаичный динозавр, водя перед собой дулом пушки.

Страшно… а меня ведь в армии танками обкатывали! А моих товарищей…

— Да что ты будешь делать! — болезненно скалюсь я, увидев нарастающую в наших рядах панику. Затягиваюсь несколько раз, и прижимаю горящую папиросу к заткнувшей горлышко тряпке. Вопреки ожиданиям, та не спешит вспыхивать, и приходится несколько раз смоктать папиросу, втягивая не в себя табачный дым со смесью горючих веществ, которыми пропитана тряпка.

Загорелось разом! Я, опасаясь уже больше не пули, а сгореть заживо, приподнявшись, бросаю бутылку в броневик, и попадаю! Как уж там попал, Бог весть! Но металлический монстр дымится, горит… а главное, мой пример разбудил других, и в сторону наступающих полетели бутылки со «Студенческим коктейлем».

Вспыхнули броневики, вспыхнули две или три фигуры среди наступающих, и атака захлебнулась. Несколько минут спустя Красная Гвардия откатилась на прежние позиции, оставив на поле боя догорающие броневики.

Володька, рискуя жизнью, добежал до одного и зацепил канатом, после чего вернулся, необыкновенно довольный собой, а мы ухитрились притянуть к себе «путиловец», и разобрав на время часть баррикады, втянули его к себе, где и занялись тушением.

Со стороны рабочей гвардии началась запоздалая, заполошная стрельба, горячечная и не слишком умелая. Оскалившись болезненно, выцеливаю излишне высунувшихся красногвардейцев и стреляю, стреляю…

Попадаю часто, и каждый выстрел ощущается не только мягкой отдачей в плечо, но и неким предательством идеалов. Я же левый, я же…

… а они просто хотят убить меня и моих товарищей. Просто потому, что мы — Белая Гвардия[54], а я — один из её основателей! Так получилось…

Ещё догорает броневик, ещё сучат ногами умирающие, лежащие на развороченном снарядами асфальте по обе стороны баррикады, между грязных луж и покрытых копотью проплешин, а на той стороне уже поднялся белый флаг, приглашая к переговорам.

— Ну что? — пригнувшись, подбежал ко мне Щуров, на ходу пытаясь бинтовать ободранные, обожжённые ладони какой-то грязной тряпкой, и по-видимому, не замечая пока боли, отстранившись от неё. Не сразу понимаю, что от меня ждут решения… и кажется, не только Володька!

— А где… — имя командира, отвечающего за этот участок, как назло, напрочь вылетело из головы. В памяти остались только горящие энтузиазмом глаза, редковатые по молодости усы и вечный «Маузер» в правой руке.

— Убили, — понял меня правильно один из бойцов, сосредоточенно протирая грязные очки не слишком чистым носовым платком, — в самом начале ещё. Высунулся за каким-то чёртом, и…

Он помолчал, ещё раз протёр очки и сказал глухо, пряча лицо:

— Прямо в лоб! Затылок аж расплескался…

Киваю молча и гляжу по сторонам, видя ждущие взгляды товарищей.

«— Да что ты будешь делать! — и следующая, вовсе уж неуместная мысль, — От ненависти до любви один шаг…»

— Флаг есть? — спрашиваю, не глядя ни на кого. Ох,