Королевская кровь. Проклятый трон - Ирина Котова

Их окликнули, и сердце дернулось от страха, но Поляна отрывисто выдохнул: «Свои, патруль». Замедлились, остановились. Матвей поставил Алинку на землю, наклонился, уперся руками в колени, пытаясь отдышаться. К ним бежали несколько вооруженных человек, и она уже успела обрадоваться – кажется, их спасут.

Рано обрадовалась.

Бегущие вдруг стали падать, как подкошенные, без вскриков, тихо, страшно, Поляна матерно, с отчаянием выругался, встал вплотную к Алине, Матвей поднялся, закрыл ее с другой стороны.

– Зеркало? – тихо спросил Дмитрий, поднимая руки – Алина увидела, как укрепляется спаренный щит, становится виднее, четче.

– Не могу, – процедил Ситников – он тоже укреплял купол, – одновременно с защитой. Надо снимать щиты.

– Нельзя, – уверенно сказал Поляна.

Вокруг было тихо. Ужасающе тихо. Кажется, даже звук падающих капель пропал, хотя дождь шел, и Алинка чувствовала влажную взвесь на своем лице. Щеки горели, очень хотелось пить. И жить.

– Дмитрий, а… – начала она жалобно.

– Тихо, – прошипел Поляна настороженно, вглядываясь в темноту. – Сита, никого не жалей. Бей сразу по полной.

– Да я уже понял, – шепотом прогудел Матвей.

Принцесса скорее почувствовала, чем увидела, как тьма, расползающаяся вокруг, меж деревьев, ударила в первый раз, словно пробуя на крепость щиты. Парни, зажавшие ее меж спин, синхронно дернулись, но выстояли.

«У меня же есть переноска», – вспомнила пятая Рудлог. Как она могла забыть о ней? Видимо, от страха мозги перестали работать.

Можно просто сжать амулет в руках – и оказаться во дворце. Но как оставить Матвея? И Димку? Их же тут убьют!!!

«А так тебя убьют вместе с ними. Ты им только мешаешь», – искушающе уговаривал трусливый голос внутри. Или это был голос разума?

Меж деревьев, беззвучно качающих голыми сырыми ветками, снова пронесся жуткий смешок. Точно такой же принцесса слышала в напугавшей ее тьмой уборной.

«Ты можешь перенестись и позвать на помощь Зигфрида», – убеждал разум.

«Он не будет знать, куда открыть Зеркало», – возражал аналитик внутри.

Снова удар, теперь уже мощнее, снова матерящийся Поляна, перебирающий пальцами в воздухе.

– Лезвия, – сказал он тихо. – Как увидишь, сразу бей. Я удержу за двоих.

– Понял, – пробасил Ситников.

Алина, решившись, дернула переноску. Зигфрид что-нибудь придумает.

Ничего не произошло.

– Я блокирую спектры переходов, – сообщил язвительный голос Эдика. – Не сбежите.

Его самого не было видно. Дмитро вскинул руку, и над ними взметнулся Светлячок, осветив пространство вокруг. На самом краю освещенного кусочка леса стоял Рудаков, крепко держа за руку зареванную Наташку. И глаза у них светились зеленью.

Наталья не сопротивлялась. Вокруг нее так же, как и вокруг Эдика, змеились полупрозрачные щупальца стихий. Они оплетали парный щит, шарили по нему, пробовали пробить – пока не получалось. Но понятно было, что это только пока, и отсрочка будет недолгой.

Ситников выдохнул, и в сторону пары темных сверкающими в свете Светлячка линиями понеслись тысячи Лезвий. Алинка завороженно наблюдала за их смертоносным полетом. Наташка вскрикнула, попыталась отклониться – видимо, ее задело. Эдик дернулся, но выставил руки вперед, выбрасывая щит, и Лезвия стали взрываться и осыпаться снежной крошкой, бесшумно, медленно.

– Справимся, – убежденно пробормотал Дмитро.

Рядом с темными вдруг вспыхнула переливающаяся гладь Зеркала, и к их врагам присоединился еще один. Высокий, приятный, страшный, улыбающийся. Он спокойно оглядел застывших под щитом семикурсников, покачал головой, посмотрел на парня и девушку, что стояли около него.

– Поторопился? – спросил резко у Эдика, и тот опустил глаза. – Не вовремя как.

– Сорвало, – хрипло объяснил Рудаков.

– Бывает, – усмехнулся мужчина. Перевел взгляд на постанывающую Наталью, зажимающую плечо рукой. Между пальцами виднелась кровь.

– Матвей, укрепляй щит, – одними губами шепнул Поляна, пока новоприбывший проводил рукой над раной первокурсницы, останавливая кровь.

– Угу, – буркнул напряженный Ситников. Спаренный щит стал похож на переливающееся мутноватое толстое стекло, а парни все лили и лили в него силу. Алина сидела тихонько, как мышка, остро переживая и свою несостоятельность, и свое бессилие. Страха то ли не было, то ли, наоборот, его было так много, что она впала в какую-то бесчувственную прострацию. Только слезы готовились хлынуть, когда она думала, что же станет с защищающими ее парнями. И что случилось с теми, кто остался в холле.

Алина почему-то сразу поняла, кто этот человек. И вспомнила, как так же спокойно вел себя демон, убивший маму.

Мужчина погладил излеченную Наташку по голове, обернулся к застывшим под щитом ребятам, улыбнулся, неуловимо двинул пальцами – и загудела вокруг силовая волна, заворачиваясь водоворотом, сжимая, продавливая, а затем и ломая усиленный парный щит, бросая парней на колени и буквально вминая их в землю.

Скучающий в переговорной и очень раздраженный Максимилиан Тротт – только зря потратил репеллент на группу захвата и друзей – недовольно глянул на запястье, пробормотал что-то резкое сквозь зубы.

– Что такое? – поинтересовался Свидерский. Он вышагивал по помещению, «слушал» его, хмурился. Недавно отсюда вывели последнего арестованного, и шаги звучали приглушенно – стены и пол были обиты звуконепроницаемым материалом.

– Студенты балуются, – процедил Тротт. – Сигналку обучающую не снял.

Снова поморщился, дернул рукой.

– Пойду проверю.

– Надери уши – хоть душу отведешь, – с ухмылкой посоветовал Мартин, качающийся на стуле и наблюдающий, как друг открывает Зеркало.

– Вернусь – тебе надеру, – мрачно пообещал оторванный от лаборатории Тротт, исчезая в Зеркале.

И его тут же оглушил, сбивая дыхание, творящийся вокруг свистящий силовой ад. Не хватало воздуха, хотелось судорожно заглатывать кислород. Макс мгновенно среагировал, выставляя огромный второй щит и ударяя во все стороны чистой силой. Две стихии, столкнувшись, заревели сильнее, выворачивая остатки деревьев с корнями, изливаясь в небо ослепительно сияющими, сплетенными, грызущими друг друга жгутами.

У его ног пытался подняться накрытый еле держащимся персональным щитом Ситников, прижимающий к себе всхлипывающую Богуславскую, чуть поодаль валялся без сознания Поляна, лицо его было в крови. А неподалеку от щита стояло трое темных.

Макс повторно ударил – широкой дугой, чтобы задеть всех, без раздумий: слишком хорошо он помнил, что бывает, если колебаться. Девушка отлетела, парень охнул и согнулся, а старший только поморщился и тут же ответил так мощно, что щит затрещал, как будто по нему врезали тараном, стал чернеть и осыпаться.

Рядом с Максом появился удивленный Мартин, тут же выставил руки, укрепляя защиту.

– Ни хрена себе тут у вас баловство! – крикнул он, выпуская сразу с десяток Вертушек. Они полыхали, взрывались на щитах противников, и вокруг творилось настоящее светопреставление. – Как тут, б…, их обратным щитом накрыть?!!! Теоретики сраные!!!

Макс молчал, сосредоточенно пытаясь дотянуться до сознания старшего из темных. Убрать его – с младшими справятся.

«Куда ты полез, мальчик?» – насмешливый шепот в голове.

– Макс! – предостерегающе крикнул Мартин сбоку. Лорд Тротт медленно приближался к краю щита, а навстречу ему шагал темный со светящимися зеленью глазами.

Макс успел заметить появившегося Свидерского, который сразу же начал раскручивать Ловушку, и Викторию, бросившуюся к лежащему без сознания Поляне. Справятся.

Они встретились за защитой Мартина, остановившись, только когда приблизились почти вплотную. Щиты обоих искрили, пытались продавить друг друга, блокируя любые внешние действия. А двое, застыв, просто глядели друг на друга. Глаза в глаза. Серо-голубые против зеленых. И когда-то подобное уже было.

«Ты слаб, малыш».

Взметнулось вокруг пространство, искривляемое менталом, где-то крикнул Алекс, мимо снова полетели Лезвия, затем огромная Сеть, удушливо жег носоглотку едкий дым, и почему-то очень отчетливо были слышны сдавленные всхлипывания Богуславской.

Макс сжал зубы. Больно.

Голову сдавливало тисками, боль плескалась в глазницах, потекла кровь из носа, из ушей. От незримо бьющихся менталистов вдруг с тонким невыносимым звоном пошли одна за одной силовые волны, и окружающие попадали, зажимая уши руками.

«Сдавайся, и я убью тебя не больно».

Сзади навзрыд плакала Богуславская.

Соболевский вдруг захрипел, с удивлением глядя в серые, ставшие обжигающе-ледяными глаза противника, как-то дернулся, сжался и начал заваливаться набок. Щит его лопнул, и Тротт, тоже почти теряя сознание, сжал в руке Лезвие, взмахивая рукой и падая рядом сам. Успел увидеть, как тускнеет зеленый свет в глазницах отрубленной головы, и отключился.