Русофобия. История изобретения страха - Наталия Петровна Таньшина

фактической основы, легенда о «мученице Макрине» жива по сей день, и она, как и прежде, остаётся одной из любимых героинь польских историков и писателей. Так, в 2014 году Яцек Денель опубликовал роман «Мать Макрина»[792]. Современный польский исследователь М. Трошиньский, анализирующий этот роман и размышляющий о феномене Макрины, справедливо пишет о «стопроцентном медийном успехе ловкой мошенницы или мифоманки, которой удалось поймать публику на удочку выдуманной, неправдоподобной истории»[793].

Однако во Франции существовали и католики, связывавшие с Россией надежды на религиозное и социальное обновление Европы. Россия была в их глазах главным центром всего того, что надлежало спасать в христианском обществе. Однако сторонников подобной позиции было слишком мало[794].

Если в самом начале 1830-х годов европейские авторы нагнетали страх перед движением русских на Запад, в Европу, то после 1833 года они запугивали обывателя, утверждая, что Россия устремится на Восток, к Константинополю. 26 июня (8 июля) 1833 года был заключён Ункяр-Искелесийский договор между Россией и Османской империей, значительно усиливший позиции России в зоне Проливов[795]. Европейцы были уверены, что император Николай I вознамерился реализовать план Екатерины II по укреплению южных рубежей России и завоеванию Константинополя. Во Франции и Великобритании возникли серьёзные опасения, что Российская империя станет хозяйкой Проливов, и эти две страны, сами имевшие противоречия на Востоке, объединились перед лицом «русской угрозы, заявив протесты против действий России[796].

Именно такие идеи развивает французский политический деятель и учёный Жюль-Ксавье де Бревери (1805–1877), автор ряда книг о Востоке. В 1834 году он опубликовал брошюру «О турецком вопросе и посягательствах России»[797], в которой развил тему «русской угрозы». По его мнению, европейские державы не понимают всей важности Восточного вопроса, в то время как Россия последовательно идёт к осуществлению своей заветной цели — подчинению Константинополя и Проливов. «В тот день, когда русские станут хозяевами Дарданелл, они смогут диктовать законы Европе», — утверждает Бревери[798]. Он подчёркивает, что Россия на протяжении столь длительного времени угрожала Турции, что европейцы привыкли воспринимать её как жертву русской агрессии и не предпринимали никаких усилий по её спасению[799]. По его мнению, именно от разрешения Восточного вопроса «зависит будущее России и, может быть, всей Европы»[800] и призывает Францию, Великобританию, Австрию и Пруссию объединить усилия, добиться отмены Ункяр-Ускелесийского договора, поддержать Османскую империю и натравить её на Россию с целью «разрушить её влияние в Чёрном море, дестабилизировать её южные провинции, протянуть руку помощи Польше, нанести России поражение и заставить её обороняться вместо того, чтобы наступать»[801]. По сути, эти идеи будут воплощены в ходе Крымской войны. В целом же Бревери не оригинален, используя Восточный вопрос и тему «русской угрозы» для решения собственных французских задач: восстановления былого престижа страны путём разрушения Венской системы международных отношений[802].

Франция в поисках союзников: виртуоз политического «переобувания на ходу» аббат Прадт

Итак, во Франции не было единодушия во взглядах на Россию ни после польского восстания, ни после подписания Ункяр-Искелесийского договора. Во многом это было связано с кризисом англо-французского «сердечного согласия», когда Франция искала союзников и обращала свой взор на Россию. В это время появляется целый ряд работ, в которых пропагандировалась идея сближения с Россией. Автором одной из них был уже знакомый читателю аббат Прадт. Несколько лет назад жёстко клеймивший Россию, теперь он выступает за союз с ней. В 1836 году он публикует книгу «Восточный вопрос во всеобщем и частном аспектах»[803]. Сколь ужасной он рисовал Россию в 1828 году, сколь непримиримым её врагом он был тогда, столь ярым и страстным её защитником он выступает восемь лет спустя.

Если раньше Прадт внушал читателю страх перед «русской угрозой», то теперь он призывает снизить накал страстей во французском обществе в отношении России, полагая, что французы сами наделали много шума вокруг Восточного вопроса. При этом во введении автор отмечает, что пишет только правду (до этого, критикуя Россию, Прадт, безусловно, тоже был предельно честным). Теперь он столь же честно сообщает читателю, что почти вся европейская пресса, будь то английская, будь то французская, слишком несправедлива по отношению к императору Николаю, которого в Европе буквально ненавидят, потому что завидуют. По его мнению, можно было бы оправдать такое отношение к России, если бы та демонстрировала амбициозное поведение, однако это не соответствует действительности. В результате, подчёркивает Прадт, пятьдесят лет Европа пребывала в состоянии лжи, но чтобы из него выйти, надо вернуться к правде, и он эту правду читателю сообщает. Хотя правда всякий раз у него новая в зависимости от обстоятельств.

При этом автор вовсе не возлюбил Россию. Он лишь полагает, что Европа преувеличивает степень «русской угрозы», а на самом деле Россия не является столь свирепой и могущественной, как это могло показаться на первый взгляд. Более того, он защищает политику России по всем направлениям. Он оправдывает её действия в Польше и даже обосновывает законность прав России на польские территории, подчёркивая, что Польша, благодаря России, получила конституцию. Прадт отмечает, что французы, симпатизируя полякам, не могли говорить о Польше объективно. Действительно, защита Польши стала своеобразным комплексом политиков левого и либерального толка. Европу, особенно Францию, тогда охватили полонофильские настроения, и любовь к полякам и «мученице Польше» имела своей обратной стороной ненависть к России. Прадт же представляет Россию (в этом тексте) естественной защитницей Польши, её настоящим ангелом-хранителем.

Он даже оправдывает подавление польского восстания 1830–1831 годов и варшавскую речь Николая I. По словам Прадта, Европа буквально предала императора Николая анафеме. Приводя на страницах своей книги полный текст речи (хотя в европейской прессе был распространён целый ряд «аутентичных» текстов выступления российского государя), он особо отмечает, что поляки подняли восстание безо всякой причины, низложили власть императора, вынудили брата императора великого князя Константина бежать и убили русских военных, ставших жертвами верности долгу. Поэтому, недоумевает Прадт, «каким образом после этого должен был действовать и что должен был говорить Николай? Неужели он должен был чувствовать и говорить, как лондонский или парижский журналист, как член европейских клубов и участник европейских банкетов?»[804]

Также Прадт не видит для Европы никакой угрозы, исходящей от заключения Ункяр-Искелесийского договора. По его словам, российский император всего лишь оказал помощь султану, после того как другие державы эту просьбу проигнорировали (что, собственно, и произошло на самом деле — Н. Т.). Россия пошла на этот шаг, исходя из соображений рациональности