Колючка - Интисар Ханани

дочь скоро удачно выйдет замуж, и только об этом и ожидает известий.

Кестрин читал их все, я уверена, как читал и первое написанное мной за Валку письмо. Все, что находится в этих комнатах, без сомнений, проходит через него. Интересно, что он подумал о письмах Дэйрилина; насколько они помогли ему раскрыть истинную личность Валки. Я усмехаюсь, понимая, что мое заявление о том, что семья ждет моей помолвки и не желает моего возвращения домой, могло бы быть изящно подкреплено этими посланиями. Если бы только они не хранились у Валки. Ей стоило их сжечь, а не оставлять у себя.

Я слышу шаги в соседней комнате и падаю на ближайший диванчик. Валка появляется стремительно, высоко задрав подбородок. Не похоже, чтобы шагать так было удобно.

– Смотрю, ты забыла, как вести себя при дворе, – говорит она.

– Похоже на то.

Ожидала от меня реверансов?

– Как тебе на конюшнях? Все выгребаешь помет?

– Честный образ жизни часто вынуждает пачкаться в чужой грязи.

Она задирает одну бровь:

– Неужели?

Шагает к письменному столу и выуживает свежее письмо матери.

– Это пришло несколько дней назад. Ты сейчас напишешь ответ. Мои прислужницы скоро придут, и к этому времени тебя здесь быть не должно.

– Если у тебя все, – говорю я и встаю с дивана. Разворачиваюсь на каблуке и шагаю к двери.

– Злишься из-за коня, очевидно? – бросает она вслед насмешливым голоском.

Я стискиваю зубы и оборачиваюсь к ней:

– Коня?

– Белого. Главный конюший сказал, что его не оседлать. Наверное, и собакам-то не сгодился. Надо было приказать убить его сразу по приезде, с учетом того, как он взбесился в пути.

– Очень жаль, что не приказала, – говорю я холодно. – Тогда я еще могла бы тебя простить.

– Простить меня? С каких это пор я должна отчитываться перед служанкой?

Я пожимаю плечами:

– Могу спросить о том же. Но это неважно, правда? Жеребец мертв, нашему соглашению конец, и я ухожу.

– Ты будешь писать эти письма – или пожалеешь! – рычит она.

– Придется придумать причину поважнее, иначе я просто исчезну. Есть другие места, где можно работать. И что ты тогда станешь делать?

Она бледнеет:

– Тебя никто не возьмет.

– Могу поспорить, – легко отвечаю я, хотя и сама не представляю, кому я нужна. – Но ведь не это тебя всерьез беспокоит, правда? Думаешь, когда моя семья приедет на свадьбу, ты сможешь обмануть их? Они же захотят узнать, почему ты не писала. Станут внимательно приглядываться к тебе, потому что и так понимают, что дело неладно, – знают, что ты держишь себя тут глупейшим образом. И совсем не так, как стала бы я. Только если ты сможешь продолжить притворяться сейчас, сумеешь извернуться потом. Тогда они сочтут, что ты переменилась от жизни здесь, а не от чего-то кем-то сотворенного. Подумай об этом хорошенько, принцесса.

Я наблюдаю, как в ее глазах сменяются чувства: ярость, страх, ненависть. Мне больше не будет места на конюшнях и у гусей, едва она выйдет замуж, это очевидно.

– Чего ты хочешь? – вопрошает Валка, как всегда надменно.

– Я хотела, чтобы ты держала слово и оставила меня в покое.

– Ты посмела броситься в ноги моему принцу, будто какая-то дамочка в беде, он привел тебя сюда – и ты вменяешь нарушение уговора мне? После своей выходки? Думала, что я не узнаю? Лошадь была моя – и я была вправе от нее избавиться. Скажи спасибо, что не приказала тебя саму отхлестать розгами.

Если бы только она ударила именно по мне, а не убивала Фаладу. Я крепко прижимаю руки к юбкам.

– Я заболела. Меня привез Филадон, а не принц Кестрин. И как только я смогла уйти – я ушла.

Наверное, Валка знает, что принц вызывал меня поговорить, но тогда должна и понимать, что отказаться от такой беседы я не могла.

– Надо было сидеть на своем месте! – рявкает она.

Ничего из сказанного ее не волнует, это ясно. Я глубоко вдыхаю.

– На своем месте? И где же это, Валка? Кто же я такая?

Она сверлит меня взглядом, вся в красных пятнах от бешенства. Глядя на нее, я больше не могу разубеждать себя в том, что она всегда будет ставить свою особу выше других.

– Ты никто. – Она тщательно проговаривает каждый слог.

– Тогда я тебе не нужна.

Я снова разворачиваюсь на каблуке и быстро шагаю сквозь переднюю гостиную. Закрывая за собой дверь, слышу звон улетевшей в стену чернильницы.

Несколько мгновений собираюсь с мыслями, зная, что Валка не станет нападать немедленно. Она все еще понимает мою ценность. Так что будет тянуть время. А когда больше не сможет откладывать написание ответа – вызовет меня к себе в последний раз. До тех пор мне нужно продумать свои действия.

Снаружи по парадному двору гуляет ветер. Я заворачиваюсь в плащ, снова радуясь теплу, и иду к воротам. Навстречу въезжает группа всадников. Я отступаю к каменной стене, глядя на проносящихся гвардейцев, Кестрина с королем и замыкающих отряд стражников.

Кестрин замечает меня сразу же. Лицо его скрыто тенью капюшона, но я все равно успеваю увидеть блеск в брошенном на меня взгляде. Он здоровается коротким кивком. Я глубже закутываюсь в подаренный им плащ и не отрываю глаз от брусчатки под ногами, пока отряд проезжает мимо. Могу лишь надеяться, что Кестрин не смотрел на меня все время и что его отец ничего не заметил. Я снова срываюсь с места и спешу уйти по Западной дороге, будто так могу навсегда от него укрыться.

Глава 24

Спустя несколько вечеров я захожу в свою комнату и вижу маленький белый конверт, ждущий на пороге. Внутри короткое послание на моем языке: приглашение на частный прием, что будет устроен через два дня. Подпись не сразу достигает сознания: верин Мелькиор.

Я потерянно смотрю на яркий конвертик с изящными строчками. Мелькиор, конечно, Верховный маршал страны, но он не выказывал почти никакого интереса ко мне во время путешествия. На самом деле приглашение может быть только от принца.

Я думаю о Кестрине и о его сдержанном приветствии на пути через городские ворота. О том, как он держал мою руку в своей после смерти Фалады. Что-то в ту встречу поменялось, и теперь он не собирается меня отпускать. Сначала плащ, теперь это приглашение. Очевиднее и быть не может.

Я вдыхаю и медленно выпускаю воздух. Что бы ни двигало принцем, видеть его снова не хочется. И все равно Валка опять накинется на меня, как только прознает. Я и так уже едва держусь на тонкой грани меж ее ненавистью и потребностью во мне. Сейчас бы поговорить с Фаладой, хотя он наверняка лишь спросил бы, что я сама считаю нужным делать. Воспоминания о нем пронзают меня. Я скучаю и по мелочам вроде его привычки пихаться носом в плечо,