История нового имени - Элена Ферранте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пойдемте, — поддакнул Бруно. — Выпьем что-нибудь, и мы проводим вас домой.
Лила согласно кивнула, я промолчала. Снаружи дом выглядел старым и обшарпанным, но внутри все сияло новизной: белый, прекрасно освещенный погреб, битком набитый винами и колбасами, мраморная лестница с коваными перилами, массивные двери и окна с позолоченными ручками. Здесь было много комнат; я обратила внимание на желтые диваны и телевизор. Кухонные шкафы были цвета морской волны; в спальнях стояли гардеробы, похожие на готические церкви. Я впервые осознала, что Бруно действительно богат, намного богаче Стефано. И подумала, что, узнай моя мать, что за мной ухаживает сын владельца колбасной фабрики Соккаво, что я была у него в гостях и вместо того, чтобы возблагодарить Господа за выпавшую мне удачу и постараться заарканить Бруно, я дважды его отшила, она бы меня отлупила. С другой стороны, именно мысль о матери с ее хромой ногой только укрепила меня в мысли, что Бруно мне не пара. Этот дом меня обескуражил. Зачем я сюда пришла, что здесь забыла? Лила вела себя раскованно и без конца смеялась, а меня мутило, как при высокой температуре. На все предложения я отвечала «да», лишь бы не объяснять, почему я ничего не хочу. Хочешь пить? Поставить эту пластинку? Включить телевизор? Будешь мороженое? Вскоре обнаружилось, что Нино и Лила куда-то исчезли, и я испугалась. Куда они ушли? Неужели в спальню Нино? Неужели Лила готова перейти и эту черту? Неужели?.. Нет, я гнала от себя эту мысль. Я встала с дивана.
— Уже поздно. Нам пора.
Бруно огорчился, но не утратил любезности. «Останься еще ненадолго», — пробормотал он и добавил, что завтра утром уезжает на семейное торжество и вернется только в понедельник. Еще он сказал, что эти дни в разлуке со мной будут для него мукой. Он осторожно взял меня за руку и признался, что любит меня. Я осторожно отняла у него свою руку, и больше он не пытался до меня дотронуться, зато долго распространялся на тему своих чувств ко мне, это он-то, обычно молчаливый. Мне было неудобно его перебивать, но я наконец решилась и сказала: «Мне правда пора», а потом крикнула погромче: «Лила, мы уходим, уже четверть одиннадцатого».
Через несколько минут парочка вернулась в гостиную. Нино и Бруно проводили нас до такси. Бруно прощался с нами так, словно едет не в Неаполь на выходные, а в Америку до конца своей жизни. По дороге Лила наклонилась ко мне и торжественно, словно сообщала важную новость, сказала:
— Нино тобой восхищается.
— А я им — нет, — хрипло ответила я. И прошептала: — А что, если ты забеременеешь?
— Не бойся. Мы только целуемся и обнимаемся, — шепнула она в ответ.
— Да?
— В любом случае я ничем не рискую.
— Но ведь однажды ты забеременела.
— Говорю тебе, все под контролем. Он умеет делать все как надо.
— Кто это — он?
— Нино. У него есть презервативы.
— А это еще что?
— Не знаю, он так сказал.
— Не знаешь, но готова ему поверить?
— Это штука, которую надевают сверху.
— Сверху чего?
Мне хотелось, чтобы она назвала вещи своими именами, чтобы до нее дошел смысл ее собственных слов. Сначала она убеждает меня, что они только целуются, а потом признается, что Нино знает, что делать, чтобы она не забеременела. Я была в ярости и пыталась ее устыдить. Но Лила прямо-таки светилась счастьем от того, что произошло и еще должно было произойти. Дома она ласково поговорила с матерью, отметила, что мы вернулись даже раньше назначенного часа, и сказала, что пойдет спать. Свою дверь она оставила приоткрытой и, увидев, что я тоже ложусь, окликнула меня: «Зайди на минутку, только дверь закрой».
Я с недовольным видом присела к ней на кровать, всячески демонстрируя, что мне надоели ее выходки.
— Зачем ты меня позвала?
— Я хочу уйти к Нино на всю ночь, — прошептала она.
Я обмерла.
— А как же Нунция?
— Погоди, Лену, не злись. Осталось несколько дней. В субботу приедет Стефано, пробудет с нами десять дней, а потом мы вернемся в Неаполь, и все будет кончено!
— Что — все?
— Все это. Эти дни и эти вечера.
Мы долго говорили, и Лила рассуждала весьма здраво. Она говорила, что с ней, возможно, такого больше никогда не случится. Что она любит Нино и желает его. Так она и сказала: «люблю», хотя это слово мы встречали только в книжках и в кино, в нашем квартале никто так не выражался, даже я если и позволяла себе его употребить, то только мысленно; у нас было принято говорить: «Ты мне нравишься». Но Лила не боялась сказать, что любит Нино, несмотря на то что эта любовь была обречена и ее следовало подавить в зародыше. Впрочем, именно этим она и собиралась заняться, начиная с вечера субботы. Она не сомневалась, что справится, и призывала меня ей поверить. Поэтому она и хотела посвятить немногое оставшееся время встречам с Нино.
— Я хочу провести с ним в постели всю ночь и весь день, — сказала она. — Хочу заснуть в его объятиях, хочу целовать и ласкать его сколько вздумается, даже спящего. А потом поставлю на нем крест.
— Это невозможно.
— Ты должна мне помочь.
— Как?
— Соври моей матери, что Нелла на два дня пригласила нас в Барано и мы переночуем у нее.
Повисла короткая пауза. Значит, она уже составила план. Не исключено, что они разработали его вместе с Нино и даже придумали предлог, чтобы удалить из дома Бруно. Интересно, они давно это задумали? Больше никаких пламенных речей про неокапитализм и неоколониализм, Африку и Латинскую Америку, Беккета и Бертрана Рассела. Кому нужна эта ерунда? Теперь их блестящие умы сосредоточились на том, как с моей помощью обмануть мать и мужа Лилы.
— Ты с ума сошла! — зло выкрикнула я. — Даже если твоя мать в это поверит, то Стефано — никогда!
— Твое дело — уговорить ее отпустить нас в Барано. А уж я сумею ее убедить ничего не рассказывать Стефано.
— Нет.
— Ты что, мне больше не друг?
— Нет.
— И Нино тебе не друг?
— Нет.
Но Лила отлично знала, чем на меня надавить. Конечно, я не устояла. С одной стороны, я умоляла ее остановиться, с другой — мне было невыносимо думать, что она вычеркнет меня из своей жизни. Чем таким уж особенным эта затея отличалась от ее прежних авантюр, всегда на грани риска? Мы с ней, плечо к плечу, всегда бросали вызов остальному миру. Следующий день мы решили посвятить обработке Нунции с тем, чтобы назавтра рано утром вместе выехать из дома, а в Форио разделиться: Лила присоединится к Нино в доме Бруно, а я найму лодку и отправлюсь к Нелле на Маронти. Она проведет с Нино весь день и всю ночь, а я переночую у Неллы, на следующий день к обеду вернусь в Форио, мы все вместе встретим Бруно, а потом мы с Лилой пойдем домой. Превосходный план. Чем большей конкретикой он наполнялся, чем больше включал в себя хитроумных уловок, тем ловчее она вовлекала в его осуществление меня. Она обнимала меня и горячо убеждала, что нас ждет новое захватывающее приключение. Нас! Мы в очередной раз возьмем от жизни свое! Или я хочу лишить ее последней радости и заставить Нино страдать, чтобы они оба помешались на почве неутоленной страсти? В какой-то момент, слушая ее резоны, я подумала о том, что мое участие в этом предприятии станет не только важной вехой в истории нашей с ней дружбы, но и проявлением моей любви — да, да, любви! — к Нино. Поэтому я сказала:
— Хорошо. Я тебе помогу.
66
На следующее утро я наплела Нунции кучу таких откровенных небылиц, что самой было совестно. Главным действующим лицом моей выдумки стала учительница Оливьеро, которая находилась в Потенце в кошмарных условиях. Всю историю от начала до конца сочинила я, Лила была тут ни при чем.
— Вчера я встретила Неллу Инкардо. Она рассказала, что ее сестра, которая долго болела, приехала к ней отдохнуть, — вдохновенно врала я. — Завтра вечером Нелла устраивает в ее честь небольшую вечеринку. Она приглашает нас с Лилой, все-таки мы ее лучшие ученицы. Нам очень хочется пойти, но праздник затянется допоздна и непонятно, как возвращаться. Правда, Нелла говорит, что мы можем переночевать у нее.
— В Барано? — нахмурилась Нунция.
— Да.
— Ты, Лену, можешь съездить. Но одна, без Лины. Ее мужу это точно не понравится.
— А зачем ему говорить? — вмешалась Лила.
— Что-что?
— Мама, Стефано в Неаполе, а я здесь. Он и не узнает ничего.
— Все тайное становится явным.
— Да ну, ерунда.
— Все, Лина, разговор окончен. Если Ленучча хочет, пусть едет. А тебя я не пущу.
Мы уламывали ее не меньше часа. Я давила на то, что учительница в очень плохом состоянии и, как знать, может, это наш последний шанс выразить ей благодарность. Лила от себя добавила: «Ты что, никогда не врала папе? Признайся, ты ведь тоже не всегда говоришь ему правду. И не потому, что замышляешь плохое, а просто хочешь сделать что-нибудь для себя и точно знаешь, что он будет против». Поначалу Нунция возмущенно заявила, что ни разу в жизни не солгала Фернандо, но потом припомнила один такой случай, за ним второй, и еще, и еще, так что в конце концов она воскликнула с раздражением, в котором проскальзывали нотки материнской гордости: «Да что ж такое со мной случилось в момент твоего зачатия? Икота на меня напала, или ногу свело, или свет выключили, или лампочка лопнула, или кувшин с водой с тумбочки упал? У всех дочери как дочери, но ты у меня!..» Чем больше она бушевала, тем яснее становилось, что она поддается. Но вдруг снова всполошилась: дескать, куда это годится — врать мужу ради того, чтобы увидеться с учительницей? «Да я ей всем обязана! — воскликнула Лила. — Я не так много знаю, но все — благодаря учительнице Оливьеро. Больше-то я в школу не ходила!» На этом Нунция сломалась. Но поставила жесткое условие: в субботу вернуться домой в два часа дня и ни минутой позже.