Хищники - Анатолий Безуглов

– С разрешением – да. А как с добытыми шкурками?

– Они должны быть оприходованы организацией. К примеру, Авдонин отстреливал куницу. Шкурку он должен был сдать на свою кафедру в институт.

– Вы контролируете, все сдал или не все?

– Нет,– ответил Гай.– Наш контроль ограничивается только заповедником.

– А если человек добыл большее количество, чем указано?

Федор Лукич пожал плечами:

– Нарушение. Узнают – накажут по закону. Уверяю вас, после этого человеку не то что разрешение… Охотничий билет отнимут, а может быть, даже под суд…

– Теперь конкретно об Авдонине,– сказала Ольга Арчиловна.– Когда именно и какое количество шкурок ему было разрешено добыть?

– Сейчас посмотрим.

Гай достал из сейфа книгу наподобие бухгалтерской и перелистал.

– Вот,– остановился он на нужной странице.

– Можно, я запишу? – попросила следователь.

– Ради бога,– повернул ей книгу Федор Лукич.

Дагурова записала номер и дату разрешения. Три года назад, зимой, в январе, Авдонину было разрешено отстрелить трех соболей. Аналогичное разрешение было зарегистрировано и в позапрошлом году. Опять в январе. Третье (также на трех соболей) – и снова в январе этого года. И два раза летом. По одному соболю.

Последнее летнее разрешение было отмечено в воскресенье, 27 июля. В день гибели ученого. Эдгар Евгеньевич имел право отстрелить одного соболя и одну куницу-харзу.

Покончив с этим, следователь перешла к другому вопросу.

– Кучумовой выдавалось ружье? – спросила Дагурова.

– Разумеется. Ведь она долгое время была лесником, знаете?

– Да, знаю. Когда она его сдала?

Гай удивленно посмотрел на Ольгу Арчиловну.

– Как когда? Не сдавала…

– Но она же переведена на другую должность…

– Верно. Лаборант. А карабин остался за ней.– Гай усмехнулся: – Я не лесник, Алексей Варфоломеевич тоже, однако у меня и у него есть оружие, без него тут нельзя – тайга!

– А говорят, Кучумова в тайге обходится без оружия?– спросила следователь.

Гай усмехнулся.

– Аделина? Вы лучше у нее спросите, почему зверье ее обходит. И почему сквозь землю видит – тоже поинтересуйтесь.

– Хорошо. Имеются документы о выдаче Кучумовой карабина?

– А как же! Не столовая ложка или, к примеру, матрац. Оружие! – Гай снова полез в сейф.– Да и за какой-то там матрац или ложку надо расписываться…

Федор Лукич вынул другой гроссбух. И продемонстрировал документ, подтверждающий, что Кучумова Аделина Тимофеевна получила карабин «Барс-1», или, как его именуют между собой лесники, винтарь, семь лет назад. «Барс-1» одноствольный карабин калибра 5,6 миллиметра с магазином на пять патронов.

Дагурова переписала в блокнот дату выдачи и номер ружья.

Выйдя от Гая, Ольга Арчиловна заметила во дворе участкового инспектора запыленный мотоцикл и зашла к Резвых. Капитан только что приехал. Олимпиада Егоровна накрывала на стол. Пригласила и Ольгу Арчиловну. Но она отказалась.

Арсений Николаевич повел ее на служебную половину.

– Соболиные шкурки, что изъяли в райцентре,– обе наши,– сообщил он.

– Хотите сказать – кедровские?

– Вот именно. У зверей, как у людей, родственники имеются. Только у животных семья большая, на целую округу… На брюшке у наших, к примеру, мех светлее в определенном месте… Одна шкурка добыта зимой, а другая – неделю назад. Как я и говорил вам.

Ольга Арчиловна задумалась.

– Что вас смущает? – спросил капитан.

– Зимняя шкурка. Летняя – это понятно. Авдонин мог успеть отстрелить соболя в воскресенье…

– А меня смущает и летняя,– сказал капитан. Дагурова вопросительно посмотрела на Арсения Николаевича.– Охотник, говорят, он был неважный, я с лесником толковал. Больше форсил. Охотничьи куртки разные заграничные, ружье особенное. Да вы сами видели его ружье… А когда ему надо было добыть соболя по разрешению, к лесникам обращался. Самому за две недели только одного соболя и удалось добыть.

– Неужели это так сложно?

– О, взять соболя – дело тонкое. Иной промысловик дней пять выслеживает одного-единственного зверька. Это зимой, когда и след на снегу, и соболь на своих привычных гнездовьях… А летом его очень трудно обнаружить, уходит от жары в гольцы, в сопки, где попрохладней. А там кедровый стланик как броня. Жирует себе привольно…

– Так что вы хотите сказать? – спросила следователь.

– Неувязка получается: охотник он аховый, а за каких-то три-четыре часа добыл соболя. Это летом-то! И асам такое не всегда удается.

– Считаете, что и летнюю шкурку ему кто-то добыл?

– Наших лесников он не просил.

«Еще одна загадка»,– подумала следователь и обратилась к Резвых:

– У меня тоже противоречивые сведения,– сказала она.– Аделина говорит, что сдала карабин, Гай утверждает – не сдавала. Кому верить, не знаю.

– А по документам?

– Есть расписка Кучумовой в получении ружья. И только.

– Это серьезная штука,– подумав, сказал Резвых.– Очень серьезная… В списке винтарей, которые проверял Артем Корнеевич, ее карабина нет? У нее был «Барс-1», а у всех остальных лесников ТОЗ-17.

– Не помню. Список в деле, а оно у Новожилова. Знакомится с ним.

– А-а. Не забудьте, посмотрите, может, Федор Лукич запамятовал. Забот у него много: люди меняются, он и выдает карабины, и обратно принимает… Аделине, сдается мне, тоже врать ни к чему…

– Не знаю, Арсений Николаевич, не знаю,– покачала головой Дагурова, вспоминая вчерашний визит Аделины, истинные побуждения которой до сих пор оставались для следователя неясны…

Вернувшись в «академгородок», Ольга Арчиловна первым делом посмотрела список. Среди ружей, побывавших на экспертизе, не было карабина «Барс-1», выданного семь лет назад Кучумовой.

– Что вас так насторожило? – поинтересовался прокурор-криминалист.

Ольга Арчиловна рассказала.

– Да, есть над чем задуматься,– подтвердил Аркадий Степанович.

– Понимаю. Еще как понимаю…– ходила по комнате Дагурова.

– Как по-вашему, есть у этого Гая основания скрывать, что Кучумова сдала карабин? – спросил Новожилов.

– Я и сама думаю об этом… Что, если у него это ружье украли? – остановилась Дагурова напротив Новожилова.– Впрочем, нет. Скорей всего он сообщил бы об этом милиции. Нарезное оружие…

– А у Аделины не могли украсть? А может быть, просто потеряла и теперь боится сказать? Видите ли, Ольга Арчиловна, хотя я и ознакомился с делом очень внимательно, в протокол все не внесешь… Что это за женщина?

– Она для меня самой загадка. И не только для меня.

И Дагурова рассказала прокурору-криминалисту, что знала и слышала о Кучумовой. В том числе и о ее странных отношениях с Флейтой.

– Да,– потер руки Новожилов,– давайте-ка спокойно обсудим… Начнем с выхода на место происшествия с Флейтой…

Они посмотрели видеозапись, сделанную сегодня в распадке.

– Не сходится,– твердо сказала Ольга Арчиловна.– Все факты говорят: выстрел был с противоположной стороны. Заключения экспертов, расчеты Веселых…

– Верно. Расхождение существенное,– согласился Аркадий Степанович.– Неужели Флейта сознательно вводил вас в заблуждение?

– Не знаю. Поймите, я не имею на руках заключения психиатра. Что он ненормальный или прикидывается таковым, видно даже не врачу. Может, врет, а может, забыл. А возможно, и подучил кто-то. По-моему, он очень легко внушаемый… Ведь врачи не могли спутать входное отверстие с выходным?

– Здесь я пас,– поднял руки Новожилов.– Простите, Ольга Арчиловна, но я хотел обратить ваше внимание на кое-какие огрехи в процессе следствия. Только без обиды…

– Что вы, Аркадий Степанович. Дело есть дело. Я только буду рада…

– Ну и отлично. Скажите, откуда возникла первоначальная версия? То есть убийство на почве ревности?

– Это не моя версия,– горячо возразила Дагурова.– Бударин, посылая меня сюда, так и сказал: убийство на почве ревности и преступник признался.

– Позвольте…

– Знаю, что вы хотите сказать.– Ольга Арчиловна села за стол и стала что-то нервно черкать на бумаге.– Мол, на что своя голова? Тут признаюсь: надо было все сразу подвергать сомнению.

– Очень хорошо,– улыбнулся прокурор-криминалист.– Вы это сами сказали за меня… Второе. Вам Осетров сообщает важнейший факт – Авдонин нес мешок. Вы его игнорируете.

– Не игнорирую. Я рассуждала так: Осетров в сумерках не очень разглядел. Может, капюшон принял за мешок или еще что… Думаю, не главное…

– Дорогая Ольга Арчиловна, поверьте моим сединам, когда приступаешь к делу, трудно определить, где главное, а где мелочь. Думаешь, пустяк, ерунда, а к концу выясняется, что главное. И наоборот. Но только в конце. Может, и мешок окажется мыльным пузырем. А сейчас…– Новожилов встал и заходил по комнате.– Вы со мной согласны?