Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

В середине сентября, накануне Крестовоздвижения, у Екатерины начались схватки, и ее перенесли в родильные покои. Там были собраны всевозможные фармацевтические средства и хирургические инструменты, какие только использовались тогда в медицине. Королева лежала на пропитанном желтофиолью белье (ибо считалось, что настой желтофиоли облегчает боль), держала за руки стоявших справа и слева от нее докторов — нашего Линакра и испанца де ла Са — и стойко переносила схватки, беспрестанно шевеля губами в беззвучных молитвах. Врачи предложили ей принять болеутоляющие снадобья, но она отказалась и продолжала молиться, не сводя глаз с висящего на противоположной стене распятия.

Я ожидал в соседней комнате вместе с Брэндоном. Как и Екатерина, я был молчалив и не менее усердно возносил мольбы Богу. Они начинались, разумеется, с традиционных слов: «О Владыка, Всемогущий Господь, молю Тебя, даруй мне сына для моего царства». Время тянулось медленно, и когда вышедший из родильных покоев Линакр отрицательно покачал головой, просьбы мои к Создателю сменились отчаянными безмолвными воплями. «О помоги мне, помоги, даруй нам ребенка, молю Тебя, пожалуйста, я сделаю все, что Тебе угодно, совершу любой подвиг, отправлюсь в Крестовый поход… Я посвящу этого ребенка, равно как и Самуила, Тебе, услышь, Господи, мои молитвы, пошли мне…»

— Свершилось! — воскликнул Линакр, широко распахнув дверь.

Я вскочил с колен.

— Сын, — добавил он. — Живой.

Врач пригласил меня проследовать за ним.

Екатерина лежала, откинувшись на подушки, словно труп на смертном одре. Она не шевелилась. Что с ней… Жива ли она?

Де ла Са массировал большой, растянутый живот роженицы. Из ее промежности изливались обильные струи темной крови и стекали в серебряную миску. Иногда появлялись и кровавые сгустки. Екатерина застонала и пошевелилась.

— Взгляните на сына, — услышал я голос Линакра.

Он отвлек меня от созерцания ужасного зрелища, кое являла моя измученная схватками и истекающая кровью жена. Мария де Салинас — леди Уиллоби — уже искупала младенца, смыв с него кровь и слизь.

Каким же он оказался крошечным! Будто котенок. И я сразу понял, что он слишком мал и не выживет.

— Мы подумали, что лучше всего немедленно окрестить его, — сообщил Линакр. — И уже послали за священником.

Я кивнул, осознавая, что означают его слова. Надо окрестить его быстро, пока он не умер. Без всяких церемоний. Подойдет любой священник.

На пороге появился молодой священник, спешно призванный из дворцовой церкви, где исполнял рутинные обязанности младшего клирика. На ходу оправляя сутану, он тащил сосуд со святой водой.

— Приступайте, — велел я ему.

Мария уже вытерла ребенка и завернула в покрывало.

— Его… рубашка… — слабо запротестовала Екатерина.

— Она имеет в виду крестильную рубашку, — пояснила Мария.

— У нас нет времени, — бросил я равнодушно.

Мое сердце окоченело, как рука, прижатая к ледяному металлу.

— Рубашка…

— Она наготове, ваша милость, я принесу ее, — мягко успокоила Екатерину Мария.

Она просунула младенческую головку в красивый ритуальный наряд, но не стала расправлять его, как требовали правила таинства.

— Кто крестные родители? — спросил священник.

— Вы, Мария, и вы, Брэндон, — быстро сказал я.

Какая разница? Можно назначить кого угодно. У них не будет никаких обязанностей по отношению к выросшему ребенку.

— Имя?

— Уильям, — произнес я.

Славное английское имя.

— Я нарекаю тебя Уильямом во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Брызги святой воды окропили нежный лобик младенца.

Его быстро завернули в теплое одеяло, положили возле жаровни и дали теплого молока. Чудо, если он выживет. Господи Иисусе, молю Тебя о чуде.

Принц Уильям умер, прожив семь часов. Когда у Екатерины появилось молоко, он уже два дня лежал в могиле, одетый, точно в саван, в крестильную рубашку.

Уилл:

К зиме и до нас дошли печальные новости: король потерял очередного сына. Впервые люди встревожились и начали молиться. Прошло пять лет со времени женитьбы короля, а он все еще оставался бездетным. Я пришел к Екатерине, и мы утешили друг друга. Я старался подавить в своей душе зловещие сомнения и именно тогда решил, что впредь никогда не буду огорчать и расстраивать жену глупыми ссорами. Я глубоко сожалел, что наговорил ей много жестоких слов. И зачем я только упомянул об этом проклятом разводе? Екатерина вновь забеременела. В Англии мы ждали веселого Рождества, и я надеялся, что таким же оно будет для французской королевской четы — Марии и Людовика.

XXIV

Последние несколько месяцев я прожил в горести, но у меня оставались надежды на лучшее. Однако с ними пришлось покончить в первый же день нового, 1915 года, когда меня вновь призвали государственные дела. Умер король Людовик. Все тщательно составленные планы развеялись вместе с его последним вздохом. Францией теперь будет править Франциск I. Его супруга Клотильда получила титул действующей королевы, а моей сестре отныне суждена роль королевы вдовствующей, столь же бесполезная, как выращивание свиней в земле турков.

Согласно французским обычаям, Марию немедленно перевезли из Парижа в аббатство Клюни. Там она облачилась в белые одежды королевского траура, и монахиням поручили охранять ее до менструальных истечений, дабы Франциск убедился, что она не вынашивает во чреве наследника, способного оспорить его права на престол. Марию ждала участь La Reine Blanche — Белой королевы.

— Они держат ее в заточении, — проворчал я, обращаясь к Уолси. — Надо срочно забрать ее из Франции… вместе с приданым и свадебными подарками Людовика. Не доверяю я этим французам.

— Они не отпустят ее, покуда не убедятся, что у нее не будет ребенка. Франциск боится претендентов на трон.

— Все это ужасно досадно! И почему она сама ничего не может сообщить о себе? Мы получаем сведения о ней только от французского посла.

— Я согласен… К королеве Марии следует отправить английское посольство.

Я мерил шагами комнату, осторожно ступая по шелковому ковру, подаренному мне Уолси на Рождество. По его настоянию это драгоценное изделие теперь лежало на полу моего кабинета. И ощущение собственного богатства и власти возникало у меня всякий раз, когда я прохаживался по изысканному шелку.

— Вот вы и поедете. Как мой представитель. Под предлогом грядущей коронации Франциска. Хотя, в сущности, нам надо лишь вывезти Марию и драгоценности.

— Мое прибытие может серьезно насторожить Франциска. Лучше послать Суффолка. Всем известно, что он друг вдовствующей королевы и близкий соратник вашего величества, а кроме того, прошу прощения… герцог не способен на политические интриги.

Уолси тактично напомнил о том, что Чарлз Брэндон не отличается умом, знаниями и особой сообразительностью.

— Тонкое замечание, — признал я. — Однако он отважен и предан мне. Вполне можно рассчитывать, что он справится с заданием.

— Если ему не напрягать голову, ваше величество, а просто проявить бесстрашие и решительность.

Брэндон отправился в Дувр, готовый сесть на корабль и пересечь унылый зимний пролив, и тут в Англию прибыл посыльный с письмом, тайно вынесенным из аббатства. Прикидываясь утешителем, Франциск ежедневно наведывался к Марии, неизменно оскорбляя и тревожа ее чувства, поскольку флиртовал и приставал к ней с гнусными предложениями. Он приказал монахиням оставить их наедине, запер двери и после неудачного соблазнения попытался вынудить ее отдаться.

Меня затрясло от ярости при мысли о том, что этот развратник посмел посягнуть на мою сестру — жену его отца! Таких омерзительных извращенцев, как он, величавший себя первым дворянином Франции, издревле ждало проклятие небес! Дай боже, чтобы Мария родила наследника престола, тогда Франция избавится от порочного царствования этого чудовища! Пусть Брэндон станет защитником сестры и освободит ее из заточения.

— Молите Господа, Екатерина, — сказал я, прочитав жене о положении Марии. — Я знаю, что Он слышит ваши молитвы.

— Не всегда, — грустно возразила она. — Но тем не менее я буду неустанно просить за нее.

Господь услышал королеву, однако свобода, которую получила сестра, стала гибельной для моих надежд. С молчаливого согласия Франциска Брэндон женился на Марии, тем самым вызволив ее из тюрьмы.

— Изменник! — вскричал я, пробежав глазами его письмо. — Вероломный предатель!

В десятый раз я перечитывал его оправдания:

Милорд, так получилось, что, прибыв в Париж, я услышал множество историй, кои повергли в великий страх даже меня, а главное, королеву, и она не успокоилась, пока я не дал согласие жениться. В общем, говоря ясно и понятно, я, имея искренние чувства, обвенчался с ней, и наше воссоединение прошло столь бурно, что у меня уже возникли опасения, не ожидает ли она ребенка.