Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

Уолси поднялся из-за стола и подошел ко мне. Благодаря многочисленным официальным приемам и пирам он заметно округлился.

— Уверен, вы не имеете в виду… ваш брак! Нельзя развестись с королевой из-за лживости ее отца. Хотя, видит Бог, вы заслуживаете руки французской принцессы. Это был бы чудный подарок всему английскому двору.

Всплеск его откровенности потряс меня не меньше, чем мое теоретическое рассуждение об изменении статуса.

— Однако, Уолси… Похоже, вы недолюбливаете ее величество!

Но у него, как всегда, нашлось объяснение:

— Ну что вы, ваша милость, по-моему, королева достойна всяческой любви и восхищения. Я лишь имел в виду… что изящная юная француженка могла бы стать великолепным украшением двора, где она сияла бы, подобно бриллиантовому кольцу на вашей руке. Обворожительная принцесса, способная прекрасно танцевать и разыгрывать маскарадные представления, весело…

— Да. Понятно… — прервал я поток его красноречия.

За прошедшие пару лет Екатерина стала относиться к жизни гораздо серьезнее. Хотя Уолси не мог знать о ее тайных мавританских талантах…

— Франция с ее причудливым сочетанием изящества и упадка… Хотелось бы мне узнать, как они сказываются на женской натуре, — медленно произнес я, думая о том, что не познал еще ни одной женщины, кроме Екатерины. — Но я женат и не имею права на развод. Действительно, дочь Фердинанда не виновата в его предательстве. Ее единственной «изменой» является неспособность следовать библейской заповеди: «Оставь мать свою и отца своего». Душой королева по-прежнему в Испании. Но сама она здесь, рядом со мной, и формально хранит мне верность.

— Помимо того, она вынашивает наследника.

— Верно…

Я кивнул, хотя наши будущие дети казались мне обреченными…

— Как бы то ни было, есть много вариантов сближения с Францией, — вернулся Уолси к начатой теме.

Он выглядел взволнованным, глаза его горели.

— Правда. И другие брачные союзы. К примеру, моей сестры Марии и французского короля!

На лице Уолси выразилось волнение, словно мои слова потрясли его до глубины души.

— Ваша милость! — облизнувшись, воскликнул он. — Гениальная мысль!

— Она посетила меня в данное мгновение. Ее послал Господь. — Я говорил совершенно откровенно.

— Значит, мы расторгнем обручение Марии с Карлом Бургундским, — заявил он.

Сестра будет в восторге. Сначала ей не понравилось предложение выйти замуж за племянника Екатерины, юного отпрыска Габсбургов, который был младше Марии на четыре года. Но позднее она прониклась важностью этой помолвки, начала повсюду таскать с собой портрет суженого, вздыхала над ним. Она с радостью оставит эти глупости ради французской короны.

— Стать королевой Франции? Женой престарелого развратника со вставными зубами? Нет, нет, нет! — Мария отбросила подарок его величества: статуэтку Венеры с парящим над ее плечом Купидоном. — Ни за что!

Статуэтка упала, и у амурчика отвалился кончик мраморного носа.

— Милая сестрица, — уговаривал я, — он же король.

— Он отвратителен.

— Вы — королева Франции! Подумайте об этом, моя дорогая, подумайте хорошенько. Вас будут прославлять в песнях и стихах, вы станете первой дамой Европы. Сможете жить, как пожелаете, носить изысканные наряды, драгоценные украшения.

— А по ночам? — прищурилась она. — По ночам я буду за них дорого расплачиваться.

— Что значат пятнадцать минут заурядного долга в сравнении с двенадцатью часами власти и роскоши? — произнес я с самым небрежным видом, промочив горло хересом из дорогого серебряного кубка.

О боже, если Мария не воспримет мой прозрачный намек, мне придется применить силу против любимой сестры.

— Когда вы успели стать таким жестоким? — тихо спросила она. — Я не узнаю моего брата Генриха, вы говорите как чужой, незнакомый мне человек.

Она затронула болезненную тему. Последнее время я чувствовал, как растет во мне жестокость, как она обретает четкие формы, поднимаясь изнутри, точно скала из озерной глади, вытесняя чистую и спокойную воду. Когда с губ моих сорвалось непрошеное слово «развод» и я впервые, хоть и ненадолго, восстал против Екатерины, во мне зародилась безжалостность к людям. Тогда я еще не сознавал, что в моей душе поселился чужак. А потом начал привыкать к нему, к переменам, которые совершались со мной… Королю необходимо быть жестоким… иногда.

— Да, знакомый вам мягкосердечный ребенок вырос. Он стал королем, — признал я. — Дитя видит только то, что хочет, и воспринимает только то, что ему представляется правильным. А монарх прозревает истинное положение вещей. Поймите, Англия должна заключать выгодные государственные соглашения.

— Значит, брак вашей сестры с Людовиком — прибыльная сделка для государства?

— И для вас в том числе. Вы убедитесь сами. Кроме того, — выпалил я, — он не протянет долго. Скромная жертва с вашей стороны со временем приведет к огромному вознаграждению. Вы молоды. И сможете десятилетиями наслаждаться безбедной жизнью и титулами без ненавистного вам Луи.

Лицо ее выразило не радость, а отвращение.

— Как вы можете говорить такое… Ваши слова являются для меня более тяжким оскорблением, чем предполагаемая потеря девственности с Луи. Вы погубили в себе славного Генриха.

— Нет, он по-прежнему жив во мне, — мягко возразил я.

Сменим гнев на милость, с ней нельзя рисковать. Надо определиться с этой французской женитьбой.

— Да, он проявляется, когда вы хотите использовать свое обаяние. Ведь юный Генрих, мой брат, на редкость мил. Кто же так изменил вас? Уолси? Расчетливый, амбициозный священник…

Каждый готов был обвинить Уолси во всех смертных грехах. Он стал удобным козлом отпущения.

Обаяние молодого Генриха, однако, служило маской для растущего во мне тирана и его жестоких деяний.

Я вздохнул и сказал честно:

— Уолси ничего не делает по собственному почину. Его влияние ограничивается моей волей. Он всего лишь орудие в моих руках.

— Тогда откуда же взялся незнакомый мне Генрих? Тот, кого увлекают азартные игры, маскарадные зрелища и охотничьи вылазки в компании суетных придворных, тот, кто сочиняет непристойные стишки и избегает покоев королевы и собраний ученого общества, которые прежде частенько посещал?

— Моя милая монашка, — с усмешкой произнес я, — я же мужчина и наслаждаюсь обычными мужскими забавами.

Впрочем, вышеназванные шалости не касались супружеского долга. Прелюбодей, скачущий по чужим постелям, получал хлесткое прозвище «потаскун». Ну а я пока никуда не таскался.

— Что касается упомянутых «суетных придворных», — добавил я, — то они уже заметили, как вам нравится танцевать с герцогом Суффолком.

— Другим дамам тоже, — небрежно бросила она.

— О да. Он дамский угодник и отлично знает, что вам нужно. Герцог уже трижды женился, но по-прежнему умудряется вести холостяцкую жизнь. Вот ведь ловкач… — Мой шутливый тон скрывал зависть, которую я испытывал к находчивому ловеласу.

— Неужели я стану такой же опытной и холодной? — пожав плечами, с сомнением произнесла Мария. — Неужели последую вашему примеру?

— Вероятно, последуете. И чем скорее, тем лучше. Пока вы не растеряли красоты, с вами… в отличие от нашей старшей сестры… мы еще можем заключить приемлемую сделку.

Бедная Маргарита, недавняя королева Шотландии, а ныне вульгарная, падкая до мужчин особа, за которую не много дали бы на рынке. Уже после смерти мужа, Якова IV, она родила сына и сразу же выставила напоказ своего любовника Арчибальда Дугласа, графа Ангуса.

Стройная, ослепительно красивая Мария держала себя в строгости. Самая ценная фигура на европейской шахматной доске.

— Я выйду замуж за короля Людовика, — заявила она, четко и раздумчиво произнося каждое слово, словно выбирала их на подносе из груды других. — Я возьму с собой много фрейлин, чтобы создать там свой двор. А когда Луи умрет, я сохраню все подаренные им драгоценности. — Она помедлила. — От вас мне нужно только одно…

— И что же именно?

Разумеется, я подарю ей что-то, любой свадебный подарок, какой она только пожелает. Могу даже назвать в ее честь новый флагманский корабль.

— После смерти Людовика вы позволите мне выйти замуж по собственному желанию. На сей раз вы устроили мой брак. Но в будущем я сама выберу себе супруга.

Нет. Она слишком драгоценна для меня и для Англии.

— Невозможно…

— Тогда свадьбы не будет. Уж лучше я уйду в монастырь.

Да, она была непреклонной и упрямой — истинная дочь рода Тюдоров!

— Неужели вы настолько своенравны, что готовы отказаться от мира? Я не могу позволить вам совершить такую глупость. Поэтому согласен выполнить ваше условие, — смирился я.