Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

Маргарет Джордж

Любимой сестре Розмари

Пилат сказал ему: «Что есть истина?»

Я написала свидетельство о том, что произошло с нами. Поскольку многие придут после нас и никто из них не увидит, они должны знать, что видели мы.

И познаете истину, и истина сделает вас свободными.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ДЕМОНЫ

Глава 1

Она попала туда, где никогда не была раньше. Место это виделось ей гораздо отчетливее, чем в обычном сне. Окружающее обладало глубиной, цветом, мельчайшими деталями и поэтому казалось более реальным, чем ее короткая жизнь, проведенная с матерью во внутреннем дворе большого дома, и те часы дремотных грез, когда ее взгляд блуждал по широкой глади озера Магдалы, столь величественного, что многие называли его Галилейским морем.

Ее подняли и поместили на высокий постамент или помост — на что именно, не понять, — а толпившиеся у его основания люди пристально смотрели на нее. Оглядевшись, она увидела и другие такие же возвышения, на которых тоже кто-то находился, их череда тянулась, насколько хватало глаз. Небо над головой имело желтоватый оттенок, какой прежде ей довелось увидеть лишь один раз, во время песчаной бури. Солнце казалось затуманенной, размазанной кляксой, но золотистый свет все же пробивался сквозь марево. Потом кто-то приблизился к ней (не подлетел ли, не был ли то ангел, как он туда попал?), взял ее за руку и спросил:

— Ты пойдешь? Пойдешь с нами?

Она чувствовала руку, державшую ее ладонь, — гладкую, словно изваянную из мрамора, не холодную, не горячую, не потную — совершенно лишенную изъянов. Ей захотелось сжать эту руку покрепче, но она не решилась.

— Да, — прозвучал наконец ее ответ.

И тут фигура — ей так и не удалось понять, кто это, поскольку поднять глаза вверх она не решалась и видела лишь ноги в золотых сандалиях, — подхватила ее и понесла, и этот полет оказался столь головокружительным, что она потеряла равновесие и камнем полетела вниз, проваливаясь во тьму.

Девочка рывком села на постели. Масляная лампа выгорела. Снаружи доносился мягкий плеск волн о берег великого озера.

Вытянув перед собой руку, она потрогала ее — ладонь оказалась влажной. Не потому ли то дивное существо отпустило и выронило ее?

«Нет! — мысленно вскричала она, судорожно вытирая пальцы о рубашку. — Не бросай меня! Я высушу ее!»

— Вернись! — прошептала девочка.

Но единственным ответом были безмолвие комнаты и плеск воды.

Тогда она побежала в спальню родителей. Мать и отец крепко спали, спали в темноте — им не нужна была лампа.

— Мама! — воскликнула она, хватая мать за плечо и без разрешения забираясь в постель, под теплое одеяло. — Мама!

— Что… что такое? — спросонья невнятно пробормотала мать. — Мария?

— Мне приснился такой странный сон, — выпалила девочка. — Меня забрали, поставили на возвышение, потом подняли на небеса, я не знаю куда, знаю только, что это было не в нашем мире, кажется, там были ангелы или… я не знаю кто… — Она перевела дух. — Я думаю, меня… меня призвали. Призвали присоединиться к ним.

Девочка была напугана и совсем не уверена в том, что она так уж хочет присоединиться к непонятным существам.

Проснулся ее отец, он приподнялся в постели и уточнил:

— Что ты говоришь? Тебе приснился сон, да? Сон, что ты призвана?

— Натан… — Мать Марии потянулась к плечу мужа, желая успокоить его.

— Я не уверена… что призвана, — тихонько призналась Мария. — Но сон был такой, будто все взаправду, и там было много людей на возвышениях…

— Возвышения! — перебил ее отец. — Скверно! Язычники ставят на возвышения идолов!

— Идолов ставят на пьедесталы, — заупрямилась Мария, — а там все было не так. И возвышения другие, и люди, которых ставили туда, чтобы почтить, живые, не статуи…

— И ты решила, что тебя призвали? — спросил ее отец, — Почему?

— Они спросили, не присоединюсь ли я к ним. Кто-то из них спросил: «Ты пойдешь с нами?»

Даже пересказывая это, девочка слышала их нежные голоса.

— Ты должна знать, дочка, что в нашей земле более нет ни пророков, ни пророчеств. Со времен Малахии не было изречено ни единого пророческого слова, а он жил четыреста лет тому назад. Господь Бог более не говорит с нами устами пророков. Он говорит лишь через свой священный Закон[1]. И для нас этого вполне достаточно.

Однако Мария чувствовала, что соприкоснулась с иным лучезарным сиянием, с неземным теплом.

— Нет, отец, это было послание свыше. Они звали меня, это же ясно! — Девочка старалась говорить тихо и почтительно, хотя вся дрожала от возбуждения.

— Дорогая дочка, не впадай в заблуждение. Это был всего лишь сон, навеянный нашими приготовлениями к паломничеству в Иерусалим. Сама подумай, отчего Господу призывать именно тебя? Возвращайся-ка лучше в свою постель и ложись спать.

Мария прижалась к матери, но та отстранила ее со словами:

— Делай, как велит отец.

Девочка вернулась в свою комнату, однако великолепие сна все еще обволакивало ее сознание. Это было видение, самое настоящее видение. Она знала это точно.

А раз видение настоящее, тогда ее отец ошибается.

В ранний утренний час, перед самым наступлением рассвета все семейство уже собралось в путь. Им предстояло совершить паломничество в Иерусалим на Шавуот.[2] Мария пребывала в радостном возбуждении, передавшемся ей от взрослых: все они с нетерпением предвкушали саму поездку, не говоря уж о том, что каждому иудею надлежало стремиться в Иерусалим по Закону. Семилетнюю девочку, до сих пор ни разу не покидавшую родную Магдалу. более всего манило именно путешествие, сулившее множество неожиданных впечатлений и даже приключений. Отец говорил, что они отправятся в Иерусалим коротким путем, через Самарию. Благодаря этому на дорогу у них уйдет три дня вместо четырех, но зато их могут подстерегать опасности. Поговаривали, что направлявшиеся в Иерусалим паломники порой подвергались нападениям.

Я слышал, — добавил отец, качая головой, — будто у самаритян до сих пор сохранились идолы. Конечно, они не стоят, как раньше, по обочинам дорог, но…

— Какие идолы? — оживилась Мария. — В жизни не видела идола!

— Молись, чтобы ты никогда его не увидела!

— Но как я узнаю, что это идол, если я его никогда не видела?

— Узнаешь! — отрезал отец. — И ты должна остерегаться их!

— Но…

— Довольно!

Мария, разумеется, запомнила этот разговор, хотя сегодня впечатление от сна, столь яркого и правдоподобного, затмевало для нее все остальное.

Занимавшаяся последними приготовлениями мать Марии, Зебида, неожиданно бросила отмерять зерно в дорожные мешки и наклонилась к дочери. Но заговорила она вовсе не про сон.

— Послушай, дочка в этом паломничестве примет участие много всякого народу, но тебе не следует водиться с кем попало. Только с теми людьми из благочестивых семей, на которых тебе укажут. Есть люди, и таких немало, для которых и паломничество, и даже посещение храма — не более чем развлечение. Нам пристало иметь дело только с теми, кто по-настоящему чтит Закон. Поняла?

Миловидное лицо Зебиды приобрело суровое выражение.

— Конечно, мамочка.

— Мы, как и подобает иудеям, ревностно соблюдаем Закон, — продолжала мать, — Что же до остальных… грешников, то пусть они сами о себе позаботятся. Мы не обязаны спасать их от скверны и уж тем более не желаем запачкаться сами, смешиваясь с ними.

— Это все равно как смешивать молоко и мясо? — спросила Мария.

Она знала, что это категорически запрещено: мясные и молочные продукты предписывается употреблять раздельно.

— Именно так, — подтвердила мать. — И даже хуже, потому что оскверненные продукты можно выбросить, но если ты запятнан грехом, он остается с тобой, лишь усугубляя порчу.

Шесть семей, ведя в поводу навьюченных осликов, встретились на дороге возле Магдалы, чтобы, объединившись с другими группами паломников из ближних городков, общим караваном двинуться в Иерусалим. Марии предстояло путешествовать верхом на осле, самая юная среди паломников в караване была еще слишком мала, чтобы проделать столь долгий путь пешком. Правда, в душе она надеялась, что за время путешествия подрастет и окрепнет: и на обратном пути сможет идти как все.

Начался сухой сезон, и раскаленное солнце над Галилейским морем, поднявшееся из-за гор, обжигало лицо Марии. Горы, маячившие на востоке за озером и имевшие на рассвете цвет созревающего винограда, теперь представали в своем истинном облике пыльных камней. Голые утесы выглядели зловеще, хотя, возможно, для девочки это впечатление было связано с тем, что они высились на земле аммонитян, древних врагов Израиля.