Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

Очаровательно выглядела юная прелестница Кейт из Кента, племянница Эдварда Бэйтона. Легкая, как туманная дымка, она напоминала яркую эфемерную бабочку. Неплохо смотрелась и черноволосая Марджери Говард, одна из родственниц герцога Норфолка. У нее были короткие пухлые пальцы и пышная грудь. Джоселин приходилась мне кузиной со стороны нашей берчерской родни из Эссекса. Она казалась слишком наивной и впечатлительной, кроме того, грех путаться с родственниками.

А вот рядом с лордом Маунтджоем стояла совершенная Персефона.

При виде ее сердце мое исполнилось трепетного благоговения. Клянусь, у меня сразу же мелькнула мысль о дочери Зевса — когда я прочел этот славный греческий миф, то именно такой представлял себе его героиню, розовощекую деву с золотисто-рыжими кудрями, в простой белой тунике. Собирая цветы и играя на речном берегу, она вела беспечную, блаженную жизнь… и в то же время бессознательно пробудила вожделение в притаившемся боге подземного мира.

Я пригласил ее на танец. Танцевала она поистине как дитя, исполненное безотчетной радостной чувственности. Необузданное сладострастие… Да, я вожделел утех плоти, которые могла бы подарить любвеобильная наложница. И мне показалось, что она способна полностью отдаться нахлынувшей страсти. Я возжелал ее так отчаянно, что мое тело буквально задрожало. Сейчас, сейчас, я не мог ждать больше ни часа… однако надо было вести бал, менять партнеров, собеседников, выслушивать прощальные слова отбывающих гостей, созерцая постепенное угасание множества свечей…

— А вы, милая госпожа, хорошо танцуете, — проворковал я. — Возможно, вы согласитесь потанцевать со мной в иной обстановке?

Полный абсурд! Я не знал, как поступают в подобных случаях, что говорят. Вот Брэндон, известный сластолюбец, собаку съел в этом деле. Я же оставался несведущим юнцом.

Она лукаво взглянула на меня.

— В любой момент, когда вам будет угодно.

— Тогда нынче же ночью.

Достаточно ли определенно я выразился? Что, интересно, сказал бы Брэндон на моем месте?

— Я должна уехать вместе с дядюшкой, — нерешительно пролепетала красотка.

И внезапно я сообразил: она, так же как я, неопытна в искусстве и правилах флирта. Неужели она не понимает, что ее родич подчиняется мне?

— А кто ваш дядюшка?

— Уильям Блаунт, лорд Маунтджой.

Казначей Екатерины! Приятель Эразма и прочих светочей науки! М-да, более неподходящей особы не сыщешь. Но она была столь соблазнительной. Мог ли я отказаться от нее?

— Ах, Маунтджой! — Я взмахнул рукой с самым небрежным и величественным видом. — И как же вас зовут?

Но прежде чем она назвала свое имя, я вспомнил его и произнес про себя.

— Бесси Блаунт, ваша милость.

— Вы научились танцевать, — мягко заметил я. — А также полюбили придворную жизнь. Я рад, что вы не спрятали свою красоту в Линкольншире.

— Я тоже, ваша милость. Хотя до сих пор… сомневалась, вправе ли остаться…

Вот как все просто разрешилось. Вмиг стало ясно, что подразумевают вопросы и ответы, кивки и улыбки. Обещание счастливого будущего сладко манило нас.

О, неужели этот бал никогда не закончится?

Впрочем, я даже не представлял, где мы сможем остаться вдвоем. Бывалый распутник наверняка подготовил бы тайную келью для импровизированного свидания. У меня ничего такого не было. В королевских покоях не приходилось искать уединения. Чтобы попасть в мою опочивальню, потребовалось бы встревожить по крайней мере два десятка бдительных придворных. Одно дело, когда я возвращался к себе с законной супругой. А как избежать встречи с ненужными свидетелями сейчас? Этот вопрос стал источником моего крайнего замешательства.

В итоге наше случайное свидание состоялось за музыкальной галереей в тесном хранилище инструментов, где сами музыканты частенько устраивали репетиции. Там стояли скамейки и кушетка, горели свечи и факелы. Нас окружали виолы и трубы, барабаны и тамбурины. В их округлых и полированных боках отражались пляшущие языки пламени.

— Бесси, — сказал я, — мне…

Я хотел быть добрым, сердечным и убедительным. Но страсть переполняла меня, и она прорвалась наружу, едва я коснулся девичьей плоти. Покрывая поцелуями лицо Бесси, я погрузил пальцы в ее густые волосы и сорвал стягивающие их ленты, и тогда они свободными волнами рассыпались по плечам, прикрыв щеки и оставив на виду лишь полуоткрытые губы. Я жадно припал к ним. В приступе лихорадочного возбуждения я начал раздевать Бесси, встретив неожиданное препятствие в виде многочисленных завязок и застежек и стараясь ничего не порвать (вечерним туалетом Екатерины занимались фрейлины, и мне все это было в новинку). Ей пришлось помочь мне, чтобы сохранить в целости наряд.

Мы прилегли на освобожденную от инструментов кушетку, над нами пылал факел, и его янтарный свет позолотил ее тело и прелестное лицо.

— Бесси… Бесси…

Я пытался совладать со своими чувствами, по крайней мере немного сдержать их, но они взяли верх над рассудком. Притянув к себе девушку в древнем акте подчинения, я навалился на нее всем телом… О боже, она оказалась девственницей! Огненный взрыв прожег меня насквозь, вновь и вновь я прокладывал путь в заветные недра (смутно слыша ее возбужденные крики), пока их глубины полностью не открылись мне.

Постепенно, виток за витком, я мягко спускался с головокружительных высот, постигая глубочайшую земную тайну.

Крича и задыхаясь, Бесси расцарапала мне спину.

— Боже милостивый…

Приподнявшись, я привлек бедняжку к себе и нежно обнял. Она судорожно хватала ртом воздух, продолжая плакать и постанывать.

— Мне жаль, простите меня, простите…

Обезумевшее животное исчезло, оставив терзаемого угрызениями совести мужчину залечивать нанесенные страстью раны. Ненавидя сам себя, я принялся утешать Бесси. Наконец она перестала плакать и успокоилась. Я вновь начал извиняться. Она приложила к моим губам дрожащий пальчик и медленно произнесла:

— Все уже позади. И я рада этому.

Только тогда я по-настоящему осознал, насколько невежествен в общении с женщинами.

— Я вел себя как дикий зверь, причинил вам боль… нанес ущерб вашей чести, — повинным тоном произнес я, впервые задумавшись о том, что испытывает девушка, утратившая невинность.

— Если это так трудно с тем, кого жаждешь всем сердцем, то какую боль причинил бы мне человек, к которому я равнодушна…

— Но возможно, вы еще встретите… того, кто привлечет вас…

Она отрицательно покачала головой.

— Разве вы знаете женщин, умудрившихся выйти замуж по любви?

Мария. Мария и Людовик. Боже, может ли Зеркало Неаполя пробудить любовь к нежеланному супругу?

— Но теперь… как вы возляжете на брачное ложе?.. Я же ограбил вас.

— Я притворюсь…

— Но как?.. Ведь девственность уже не вернуть!

— Говорят… это легко, и многие мужчины согласны на обман.

Я весь покрылся испариной. Кушетка хранила следы поруганной девичьей чести, я готов был сквозь землю провалиться… и однако (самый страшный стыд!) после ее слов и рассуждений о брачной постели с другим мужчиной моя страсть разгорелась с новой силой.

В этот момент ее рука коснулась моей щеки.

— Нам пора уходить… Но нет… давайте помедлим, побудем вместе еще немного…

Неужели ей не хотелось сбежать? Она не презирала меня? Воистину, я ничего не понимаю в женщинах… да и, пожалуй, в собственной натуре.

Мы покинули музыкальное хранилище уже на рассвете, осторожно спустились по каменной лестнице и крадучись прошли по притихшему приемному залу, еще усыпанному цветами.

XXIII

С той ночи я стал другим человеком: познав запретную страсть, днем и ночью я жаждал обладать обнаженным телом Бесси и с удивлением обнаружил, как много существует способов для удовлетворения плотских желаний. Стоило мне придумать нечто новое, и через пару часов мы уже занимались этим вовсю. Мое воображение рисовало самые неожиданные картины, а ум охотно делил и множил варианты их воплощения; так вожделение порождает вожделение, ввергая нас в бездну греха.

Не теряя времени, я занялся поиском подходящего местечка для свиданий, подальше от королевских покоев и бдительных взоров моих придворных. (Отец Бесси, сэр Джон Блаунт, исполнял обязанности моего камергера, он входил в ближний круг придворных, участвующих в церемониальных туалетах. Чувство приличия подсказывало: нельзя допустить, чтобы он увидел на моем теле следы страстных поцелуев и уловил женский запах родной дочери.) Мое амурное гнездышко находилось поблизости от апартаментов Уолси и состояло из маленькой столовой, гардеробной и спальни. Придворный замочный мастер, как немцы говорят — Schlosser, а попросту слесарь, приладил к наружной двери замок, сделав для него всего два ключа — для меня и для Бесси.