Незнакомцы - Дин Кунц

Расплатившись за завтрак и покинув ресторан, он сел в машину и, не обращая внимания на свежий экземпляр своей книги, еще несколько раз перечитал записку. Это занятие привело его в такое нервное возбуждение, что он выудил из кармана пиджака пару пилюль валиума и сунул в рот, намереваясь проглотить, не запивая, но в последний момент заколебался: для анализа новой ситуации ему потребуется свежая голова. И, впервые за последнее время, он решил отказаться от таблеток как панацеи от своих тревог — пилюли вернулись в коробочку, а последняя, в свою очередь, в карман пиджака.

Он поехал в направлении магазинов на Саут-Кост, в Коста-Меса, намереваясь купить какие-то рождественские сувениры. И всякий раз, когда продавцы заворачивали для него очередную покупку, он извлекал из кармана письмо и вновь и вновь пробегал его.

У него было промелькнула догадка, что записка — дело рук Паркера, решившего подразнить его и таким оригинальным способом вывести из полусонного состояния. На Паркера это было очень похоже, ведь он мнил себя большим психоаналитиком и обожал розыгрыши. Но в конце концов Доминик отверг эту гипотезу: козни в духе Макиавелли не вписывались в характер художника, он был, по правде говоря, слишком прямолинейным.

Да, Паркер, конечно же, не мог написать эту записку, но у него вполне могли бы возникнуть на этот счет любопытные предположения. И совместно они могли бы решить, каковы возможные последствия появления этого странного послания и что лучше предпринять дальше.

Позже, уже почти подъезжая к дому Паркера, Доминик вдруг пришел к потрясающему умозаключению, от которого так разволновался, что даже притормозил у обочины. Он снова достал из кармана пиджака письмо, перечитал его и в задумчивости уперся пальцем в текст. У него похолодело под ложечкой. Он посмотрел на себя в зеркало, и выражение собственных глаз ему совершенно не понравилось.

А не сам ли он написал это письмо?

Он вполне мог составить его на компьютере во время очередного приступа сомнамбулизма. Но дико было предположить, что он оделся, дошел до почтового ящика, опустил в него конверт, вернулся домой, снова переоделся в пижаму и при этом не проснулся. Нет, это невозможно. А если подумать? Да, уж если он начал вытворять такие фокусы, значит, мозги у него не совсем в порядке.

У него вспотели ладони, и он обтер их о брюки.

Только три человека знали о том, что он подвержен сомнамбулизму: он сам, Паркер Фейн и доктор Коблец. Паркера он исключил. Доктор Коблец, конечно же, такого сделать не мог. И если не сам он отправил себе это письмо, тогда кто же?

Настроение ехать к другу пропало, и Доминик направился домой.

Спустя десять минут, войдя в кабинет, он вновь достал из кармана проклятый конверт, напечатал текст, появившийся на экране в виде зеленых строк, а затем дал компьютеру команду выдать ему копию на бумаге. Принтер послушно отстучал загадочные слова.

Печатающее устройство компьютера Доминика имело четыре комплекта различных шрифтов: «Престиж-элит», «Артизан-10», «Курьер-10» и «Литера готик». Доминик использовал все гарнитуры и карандашом отметил на каждом варианте тип шрифта. После этого он разгладил несколько помятый оригинал и поочередно сличил с ним каждую из копий. «Курьер-10» полностью совпадал с типом шрифта полученной им записки.

Но это еще ни о чем не свидетельствовало: по всей стране в учреждениях и частными лицами использовались миллионы печатных устройств с такой гарнитурой. На всякий случай Доминик сравнил тип использованной в обоих случаях бумаги: листы оказались также идентичными — 8,5 на 11 дюймов, одной плотности, но такой бумагой были завалены тысячи магазинов в пятидесяти штатах. Доминик посмотрел листы на просвет и не обнаружил никаких специфических вкраплений и водяных знаков, наличие которых могло бы подтвердить, что оригинал письма напечатан не на бумаге из его запасов.

Паркер, доктор Коблец и он сам, размышлял Доминик. Кто еще мог знать?

И что именно должно было донести до него это послание? Что за секрет похоронен в его прошлом? Какая забытая травма, какое стершееся в памяти событие явилось причиной его лунатизма?

Сидя за рабочим столом, Доминик напряженно всматривался в темноту ночи за окном, ища разгадку. Мучительно тянуло принять транквилизатор, но он терпел: решение задачи требовало мобилизации всей его воли и всего интеллекта, и он нашел в себе силы сделать это. Впервые за долгое время у него появилось основание гордиться собой. Несмотря на ощущение бессилия перед данной конкретной проблемой, он осознал, что по крайней мере он способен самостоятельно решать, как ему жить и как поступать. Оказывается, чтобы поверить в собственные силы и возможности, требуется не так уж и много, какой-нибудь занозистый пустяк вроде этой записки, задевшей его самолюбие, и тогда жизнь вдруг предстает в совершенно ином свете.

Он встал и прошелся по кабинету с письмом в руке. Взгляд его упал на почтовый ящик под окном, освещаемый голубоватым светом фонаря. Случалось, что кто-то из его друзей и знакомых посылал ему открытку или письмо на домашний адрес. Доминик вспомнил, что сегодня он еще не забирал корреспонденцию из этого ящика.

Он вышел из дома, прошелся по дорожке и ключом открыл ящик. С побережья веяло запахом океана, было довольно прохладно. В тишине ночи тоскливо поскрипывали деревья, шумя листвой. В неярком свете фонаря над головой Доминик бегло осмотрел конверты и открытки. Внимание его привлек простой белый конверт без обратного адреса. Закрыв ящик, Доминик торопливо вернулся в дом, ощущая неприятное волнение, прошел в кабинет, надорвал конверт и вытащил оттуда листок бумаги. Присев за стол, он развернул письмо и прочитал: «Луна».

Никакое другое слово не могло бы потрясти его сильнее.

Он словно провалился в нору Белого Кролика, попав в фантастическое царство, где не действуют законы логики и здравого смысла.

Луна. Это просто невозможно. Никто не знал, что он просыпался от кошмарных снов именно с этим словом на устах. «Луна, луна...» — шептал он в ужасе. И никто не знал, что во время блужданий во сне он однажды напечатал на принтере это слово. Он не сказал об этом ни Паркеру, ни доктору Коблецу, потому что случилось это уже после того, как он начал принимать лекарства и появились обнадеживающие результаты. К тому же, как ни пугало его это слово, он не понимал, что за ним кроется, как не понимал и того, почему оно вызывает у него мурашки, и поэтому инстинктивно скрывал эту тайну от всех — до поры. Он боялся, что Коблец решит, что лекарства ему не помогают, и прибегнет к психотерапии, отменив прежние пилюли, к которым Доминик привык.