Странник (The Wanderer) - Фриц Лейбер

Она сложила руки на груди и посмотрела на спинку водительского кресла. Хотя кресло было недавно починено (в этом не было никакого сомнения), она смогла прочесть на нем кое-какие надписи? – «Оззи – вонючка», «у Джо-Энни искусственная грудь», и даже «у моего дедушки тринадцать зубов».

Несмотря на заверения Брехта об отсутствии опасности, в автобусе царило беспокойство, напряжение росло – пассажиры внимательно следили за догоняющими их волнами. Марго почувствовала, что напряжение ослабло, когда автобус свернул на черное двухполосное шоссе, которое взбиралось вверх. Однако общее беспокойство через мгновение снова увеличилось, когда все стали высматривать на дороге каменные осыпи и выбоины. Неожиданно Марго вспомнила необычайно убедительное описание событий, случившихся с миссис Хиксон, и ее фразу: «Горы кипели, как жаркое на сковороде». Но первый отрезок дороги, ведущий на невысокое взгорье, был пустым и гладким.

– Фургончик поворачивает за нами! – крикнул сзади Макхит, словно рапортующий солдат.

– Отлично, Гарри! – крикнул ему в ответ Брехт, а потом повернулся к Хантеру и Марго, и громко, так чтобы все слышали, сказал:

– Я рассчитываю на это горное шоссе. О нем в свое время слишком много писали в газетах, но ведь это действительно огромный шаг вперед в истории дорожного строительства.

– Эй, Профессор! – крикнул Войтович. – Если бы это шоссе было целым до самой долины, то оно не было бы таким пустым, а?

– Вы сегодня очень наблюдательны, Войтович, – усмехнулся Брехт. – Но для нас главное, чтобы оно не было повреждено хотя бы на протяжении пяти километров. Тогда мы будем уже в двухстах метрах над уровнем моря и соответственно – в безопасности. И оставшиеся тридцать пять километров нас уже не будут касаться. Собственно, для нас было бы лучше, чтоб дорога была забаррикадирована – где-нибудь подальше! В противном случае мы рискуем застрять среди пятидесяти миллионов автомобилей.

– Мамочка, небо становится черным, – сказала Анна, которая вместе с Рамой сидела сразу за Брехтом. – О, посмотри, сколько там дыма!

– Мы находимся между водой и огнем, господа, – торжественно объявил Дылда, которого снова охватило мечтательное настроение. – Но ничего, Испан обязательно вернется!

– Именно этого я и опасаюсь, – вполголоса заметил Хантер, обращаясь к Марго. Затем, взглянув на ее куртку, застегнутую на молнию, добавил:

– Может быть, вы покажете мне, что сбросила эта кошка? – Я видел, как вы схватили какой-то серый предмет. А сегодня утром его испытывали, не так ли? И что же, хорошо действует?

Марго не ответила, но Хантер продолжал дальше:

– Разумеется, вы можете ничего не отвечать, если в таком случае почувствуете себя безопаснее. Я слышал ваш разговор с Брехтом и от всего сердца поддерживаю вас. В противном случае я бы сразу же отобрал у вас это.

Марго даже не посмотрела на него. Может быть, он и расчесал бороду, но от него все еще пахло мускусом и потом.

Автобус забрался на первый холм, сделал медленный зигзаг и начал взбираться на следующую, уже более крутую гору. На дороге все еще не было видно никаких скал и камней.

– Шоссе через горы Санта-Моника, – громко сказа Брехт, – идет почти по самым горным вершинам. Оно сделано из армированного асфальта, поэтому более устойчиво к тектоническим толчкам. Я узнал это, копаясь в разных технических журналах. Вот что значит – разносторонние интересы!

– Разносторонний болтун! – буркнул кто-то сзади.

Брехт осмотрелся, холодно улыбаясь, и подозрительно посмотрел на Раму Джоан.

– Мы находимся уже метрах в ста над уровнем моря! – заявил он.

Автобус повернул и начал взбираться на следующую гору. С ее вершины они бросили последний взгляд на прибрежное шоссе, которое уже было залито водой, и волны разбивались о склоны, поросшие кустами…

Дэй Дэвис с пренебрежением и равнодушием, словно зачарованный сын Посейдона, находящийся в библиотеке своего отца, наблюдал за широким, серым Бристольским каналом, который в затуманенном серебристом свете заходящего солнца сверкал кое-где, как сталь, в то время, как вода медленно поднималась, заливая поросший боярышником склон противоположной стороны улицы.

Когда он последний раз выглядывал в окно, два грузовых и одно пассажирское судно плыли вниз по течению, борясь с наводнением. Теперь их уже не было видно – на поверхности мутной воды плавали только отдельные доски, а вдали виднелась маленькая лодочка – Дэй решил, что к ней даже не стоит присматриваться.

Полчаса назад он включил радио и некоторое время слушал сообщения, передаваемые глухим голосом: о чудовищных приливах, о землетрясениях, объяснения, что эти приливы вызваны сильными толчками, которые потрясли земную кору за последние несколько часов, отчаянные инструкции для моряков, водителей автобусов и машинистов, приказывающие им сделать все возможное, чтобы спасти пассажиров и мрачные истерические призывы, направленные к жителям всей Англии, рекомендующие немедленно отправиться куда-нибудь, лучше всего на вершины близлежащих гор.

Дэй отметил про себя, что предыдущая серия отчаянных предупреждений заставила здешних трусливых жителей закрыть бары и дома и убежать из города. Но через минуту к нему опять вернулось отличное настроение и он начал танцевать, громко распевая во все горло:

– Кто боится приливов и воды? Наверняка не Дэй, ведь Дэй славный малый!..

В этот момент с зеленовато-белым сверканием погас свет, вместе с ним умолкло и радио. Желая создать себе более уют и комфорт, Дэй поискал свечи и расплавленным стеарином артистически приклеил к стойке бара целых семь штук.

Он посмотрел на свечи – все они красиво горели, огоньки танцевали, словно семь серебристо-золотых красавиц, бросая теплый свет на прекрасные зеленые и коричневые книги, старательно обозначенные красивыми этикетками.

– Сейчас, мои милые, сейчас я почитаю вас, – прошептал он сладострастно. – Может быть, взять Томаса Харди? – спросил он себя, обходя девичьи огоньки и присматриваясь к бутылке «Олд Бушмилс». – А может быть, взять Эзру Паунд? – он уставился на виски «Ват-69». – Гм-м… что за выбор, боже мой! А как насчет иностранного автора? К примеру, Генрих Гейне! О, кстати! – и с этими словами он широко улыбнулся бутылке с этикеткой «Киршвассер».

Генерал Спайк Стивенс и полковник Уоллингфорд лежали рядом, примерно в полуметре от бетонного потолка, на широком, как кровать, металлическом шкафу. Мэйбл потеряла фонарик, но у генерала он остался висеть на шее, освещая неподвижную поверхность воды, которую от верхнего края шкафа отделяло каких-то пятнадцать сантиметров.