Пространство-время для прыгуна - Фриц Лейбер

Липучка был рыжий суперкотенок с коэффициентом интеллектуальности около ста шестидесяти, и он об этом отлично знал. Конечно, он был не говорящий, но всем известно, что обычные IQ-тесты, основанные на языковых способностях, весьма поверхностно и однобоко трактуют понятие интеллекта. Кроме того, он заговорил бы обязательно, если бы его усадили за стол и налили ему кофе.

Ашурбанипал и Клеопатра ели конину из мисок на полу и были не говорящие. Малыш лежал в кроватке, пил молоко из бутылочки и был не говорящий. Сестренка сидела за столом, но ей не наливали кофе, и она была не говорящая. Отец и мать, которых Липучка называл про себя Старая Конина и Киса-Иди-Сюда, сидели за столом и наливали друг другу кофе. Они были говорящие.

Quod Erat Demonstrandum[1].

Тем не менее, Липучка быстро разобрался в конструкции фразы и научился понимать человеческую речь, не ограничившись простеньким кошачьим диалектом, состоящим из знаков и жестов, которые каждое цивилизованное животное умеет производить ушами и хвостом. Драматические монологи и Сократовские диалоги, шутки и телешоу, фелидологическая[2]экспедиция в черную Африку (где он смог бы выяснить всю правду о львах и тиграх), исследование планет, — все это могло подождать. Равно как и книги, для которых он непрестанно накапливал материал: "Энциклопедия запахов", "Антропофельная психология"[3], "Невидимые знаки и тайные чудеса", "Пространство-время для прыгуна", "Молча глядя на жизнь" и проч.

Поэтому всем и казалось, что Липучка — обычный жизнерадостный котенок, как о том свидетельствует последовательность имен, которые он носил на таинственном пути от синеглазого младенчества до половой зрелости: Крошка-сын, Мяучка, Важный, Шмель (за громкое мурлыканье), Киса-хочет-кушать, Злючка-Царапка, Любовничек (привязанность, но не секс!), Привидение, Кошатник. Из них только последнее, возможно, требует некоторого пояснения. Когда русские вслед за sputnik'ом запустили еще и lunnik, в словаре отца и матери появились новые непривычные термины. Вот почему как-то вечером, когда Липучка трижды промчался по как бы небосводу гостиной в одном и том же направлении среди неподвижных звезд — людей — и сравнительно медленно движущихся планет — двух старых кошек, — и Киса-Иди-Сюда процитировала Китса:

"А я — как страж небес в тот миг, когда

В их круг вплывает новая планета…",

вполне закономерно было восклицание Старой Конины: "Это не планета, это наш Кошатник пролетел".

Имя "Кошатник" продержалось недолго, всего три дня, а потом сменилось новым — Липучка, данным котенку за приставучесть и любознательность. Это имя и прилипло окончательно.

Котенок был уже на пороге взрослости, по крайней мере, так Старая Конина сказал Кисе-Иди-Сюда.

— Еще месяц-другой, — сказал Старая Конина, — и Липучкина горячая плоть затвердеет, тонкая шейка зарастет густым мехом, прыгучесть и игривость из него уйдут, а все его восхитительные котеночные замашки сменятся житейской хваткой взрослого кота. Нам еще повезет, — заключил Старая Конина, — если он не станет таким угрюмым и скучным дяденькой, как наш Ашурбанипал.

Липучка услышал эти предсказания с веселым безразличием, втайне забавляясь ими с выгодной позиции более умудренного и искушенного в жизни существа. В том же духе относился он и ко многим другим аспектам своего внешне благопристойного кошачьего существования: к убийственным взглядам, бросаемым на него Ашурбанипалом и Клеопатрой, когда он поедал свою собственную еду из своей собственной мисочки (потому что ему порой вместо конины давали консервы для кошек, а им — никогда); к полному идиотизму Малыша, не понимавшего разницы между живой кошкой и набитым ватой плюшевым медведем, тыкавшего пальцем в глаза всем подряд и пытавшегося прикрыть свое глубочайшее невежество издаванием бессмысленных звуков типа "гу-гу" или "гы-гы".

Гораздо серьезнее была затаенная угроза, исходившая от Сестренки. От этой девочки надо было держаться подальше, особенно когда вы в комнате одни. Липучка знал, что мысли о замедленном и даже извращенном развитии Сестренки и предстоящем ей пути зла неотступно преследуют Старую Конину и Кису-Иди-Сюда, ежечасно омрачая их жизнь. Поэтому он избегал открытых конфликтов с Сестренкой.

К ограниченному интеллекту Кисы-Иди-Сюда Липучка относился снисходительно, легко прощая глупой женщине тот факт, что, даже выпив изрядное количество кофе, она оставалась почти такой же пустоголовой, каким старательно прикидывался он. Например, она полагала, что котята живут в том же пространстве-времени, что и остальные, и что им, чтобы добраться отсюда туда, нужно пересечь пространствомежду. И подобных глупостей можно было насчитать немало.

Липучка видел и очевидную близорукость, негибкость ума Старой Конины, который хотя и понимал кое-что в тайных учениях и наедине разговаривал с Липучкой вполне интеллигентно, однако же допускал порой ущемление его прав (в общем-то милый домашний божок, хотя и тугодум).

Впрочем, Липучка без особых комплексов относился к неадекватности и явственной грубости отношений в кошко-человеческом семействе еще и потому, что ясно понимал: только он один знает всю правду о себе и других котятах и младенцах, правду, скрытую от слабых умов, столь же невероятную, как микробная природа заболеваний или теория возникновения Вселенной в результате взрыва одного единственного атома.

Когда Липучка был совсем маленьким, он думал, что ладони Старой Конины это такие приделанные к рукам отца, но живущие своей отдельной жизнью голые котята. Как он порой злился на них, и как любил этих пятиногих желтоватых уродцев, своих первых товарищей по играм, утешителей и соперников в бою!

Что ж, даже эти, давно отброшенные фантастические представления, при всей их причудливости и нелепости, явились шагом в правильном направлении — к постижению истинной картины мира.

Лоб Юпитера раскололся, чтобы могла явиться на свет Минерва. Липучка же родился, по всей видимости, из складок старого бархатного халата, основной одежды Старой Конины. Свою интуитивную убежденность в этом котенок обосновывал так же успешно, как Декарт или Аристотель обосновывали свои, порой неожиданные выводы.

Выдвинутая им модель была проста и естественна: атомы, которым суждено было стать телом Липучки, сконденсировались (случайно или закономерно — это другой вопрос) в крупной, размером с котенка, складке халата, и отсюда пошла его жизнь. Какие свойства халата привели к конденсации атомов, он пока не знал, но надеялся со временем выяснить.