Падшие в небеса - Ярослав Питерский

— В общем, арестованный Клюфт, вы узнаете эту женщину?

— Да… — вы давил из себя Павел.

— Фамилия, имя, отчество, назовите ее данные! При каких обстоятельствах она вас завербовала и заставила работать на германскую разведку? Какие она вам давала задания? Какую оплату вы получали? И какая цель, стояла у вашей группы? Отвечать и не задумываться! — прокричал Поляков.

— Какая вербовка?! Вы, о чем?! Какая оплата?! Что вы говорите?! — возмутился Павел Он опять, получил удар в ухо. В голове зазвенело.

— Значит, так и запишем — я получал задание о статьях провокационного характера лично от гражданки Самойловой. Она обещала платить мне регулярно. Но я пока денег не получил, — словно прилежный школьник, сам себе диктовал Поляков. Он строчил в протоколе придуманный текст, старательно макая перо в чернильницу. Павлу надоел этот спектакль. Нужно, что-то делать?! Пойти на открытое столкновение — значит, поставить под удар и себя, и Самойлову. Ее, стоящую голой, у холодной стены. Но Павел решился. Он собрал силы. Последние силы! Тело гудело от сапог конвоира. Но это было не важно! Не важно! Собрать силы! Резкий толчок. Павел рванулся неожиданно. Он вскочил и с размаху ударил конвоира кулаком в лицо. Это был самый сильный удар, на который был способен в этот момент Клюфт. Сержант, не ожидал такой прыти и мощи от арестанта — ойкнул и упал навзничь. Еще доля секунды и Павел, развернувшись, кинулся к столу Полякова. Он, видел его обезумевшие от страха глаза! Он, видел панику и ужас в его зрачках скрытых за стекляшками пенсне! Он видел, как офицер, пригнувшись, судорожно расстегивает кобуру! Но Павел летел — он летел к этому человеку! Три шага и прыжок, через огромный дубовый стол! К нему и к этой ужасной писанине, которую, он написал в протоколе! Он, этот человек — спрашивал его: «сколько летит пуля»?! Пусть проверит! Он говорил, что «и доля секунды для кого-то огромный срок?»! Он прав! Это огромный срок! Огромный! И эту долю секунды он — Павел Клюфт — будет свободен! Он будет жить свободно! И никто не сможет ему помешать! Клюфт оттолкнулся и взмыл в воздух. Он упал на стол и схватил за ремень — портупеи майора. Но Поляков уже успел вытащить «ТТ». Он нажал на курок. Хлопок! Громкий и страшный, и все!

Вспышка! Вспышка и теплота. Резкая боль пронзила грудь. Темнота! Павел рухнул, как подкошенный, на бумаги, на столе. Темно-алая лужица, растеклась, по белым листам. В кабинете, повисла тягостная пауза. Тишина. Через мгновение, раздался, надрывный крик Самойловой:

— А!!! Убийцы! Поляков, побелевший от страха, очнувшись — отпрянул к стене. Он зацепил головой висевший на стене портрет Сталина. Рамка со стеклом рухнула на пол. Мелкие осколки гулко разлетелись по бетону.

— Болваны! Врача! Врача немедленно! Сюда! Вызывайте подкрепление! Идиоты, что встали? — ревел как раненный медведь Поляков.

Он размахивал пистолетом в руке. Сержант, которого, Павел отправил в нокаут, с трудом встал с пола. У него, из разбитого носа, сочилась кровь, капая на подбородок и гимнастерку Солдат, шатаясь — побежал к двери. Второй, конвоир, испуганно суетился у Самойловой.

— Ну, что ты крутишься — помоги ей одеться! Идиот! — орал майор. Поляков с ужасом понял — теперь ему за стрельбу не видать повышения в должности и очередного звания. Майор, замычал и собрав, скопившуюся во рту слюну — смачно плюнул на пол. Вождь с трубкой во рту, с черно-белой фотографии — с удивлением, смотрел, за всем этим.

Пятнадцатая глава

Что больше всего боится человек? Смерти? И да, и нет. Конечно, большинство людей боится смерти. И подавляющая часть — это молодые. Но не все. Некоторые больше смерти боятся одиночества. Быть отторгнутым другими людьми. Быть изгнанным из человеческого общества. Быть одиноким по принуждению. Лишиться простого общения.

Верочка Щукина всю жизнь боялась быть одинокой. Еще в детстве, она твердо для себя решила — не будет жить без родителей! Без папы, а главное — без мамы! Совсем несмышленой, лет в шесть, она представляла себе страшную картину — мама умирает и она, Верочка Щукина — убивает себя! Да, да, берет большой столовый нож и протыкает свое сердце! А зачем, ей жизнь — без мамы?! Без самого дорогого в мире человека?! И тогда, эта мысль — о самоубийстве, у гроба матери — успокаивала ее. Вера, словно обретала умиротворение от мысли, что она — не бросит мать! Уйдет вместе с ней! Странное и жестокое, детское желание! Странное восприятие смерти! Боязнь потерять мать! Но в жизни и сознании много менялось. Хотя и к двадцати годам, Вера, больше всего — так же боялась одиночества. Остаться одной. Одной! И вот — вот ее мама умерла. Она убила себя! Она не выдержала страшной реальности жизни! Но теперь, Вера даже стоя у гроба матери — не хотела себя убивать! Более того, она хотела жить. Жить! Ведь у нее под сердцем — уже родилась еще одна жизнь! Этот маленький ребенок, который пока еще жил там, в утробе — заставлял Веру поменять взгляды! Паша, Паша, ее милый Паша, он то как?! Как он — без нее?! Или она — без него? Он, будет жить, он, будет свободен, он, выйдет на свободу и тогда — он не простит ей, если Вера, начнет паниковать и как мама, решится на страшное! Нет!..

Вера, ни как, не могла осознать, как вообще такое может произойти? С ней? С ее семьей? С самыми дорогими для нее людьми? — «Мама, милая мама, она вот, так — тем, страшным вечером, войдет в сарай и повесится. Она, ее, милая мама, которая, так любила жизнь — добровольно захочет ее лишиться?! Что?! Что нужно чувствовать — что бы засунуть голову, в эту страшную петлю? Понимая — что все! Все! Через секунду все закончится и ничего больше не будет?! Что тогда чувствовала ее мама? Ее милая добрая мама?! А может, она, так — обрела покой? Старалась лишить себя мучений таким страшным способом? А, как же, она — Вера? Как же — папа? Он ведь, так, надеялся! Он, там, в этих жутких и холодных стенах тюрьмы?! Каково ему?» — Вера так и не поняла мать. И впервые в жизни внутренне — осудила ее. Осудила ее за то, что она сдалась без боя! Первую неделю, после гибели мамы — Вера, не хотела никого видеть. Хотя она, раньше так боялась одиночества! А теперь она хотела — быть одной! Ей казалось, что все вокруг — виноваты в гибели мама! В аресте папы и Павла! Это все они — люди, окружавшие ее — сделали так, что ее, верочкино счастье — рухнуло в одну минуту! Рухнуло и возможно уже не когда не вернется… …Но это было лишь несколько дней. Лишь несколько дней Щукина ходила, и разговаривал сама с собой. Лишь несколько дней, она закрывалась и не зажигая свет, сидела в холодной, пашкиной комнате и думала, думала, думала… Постепенно, где-то — через неделю, к Вере, начал возвращаться тот, немного забытый страх! Вера — вновь боялась! Нет, теперь — не простого одиночества, а одиночества среди людей! Вера понимала, она одна, не сможет перенести это горе. Она боялась — теперь, после ареста папы — она может стать изгоем! Она превратится в лишнего и ненужного человека! С ней не перестанут разговаривать. С ней не будут общаться. Но, опасения были напрасны. В горкоме партии, где она работала, отношения к ней не поменялось. Конечно, Вера чувствовала некую напряженность, и мимолетные опускания глаз, ее непосредственного начальника — второго секретаря ВКП(б) Красноярска — товарища Ильи Семеновича Мокровского, но не более. Ее руководитель никогда, даже не намекнул ей — о произошедшем. Боле того, он распорядился выделить Вере материальную помощь на похороны мамы. А коллеги — вот неожиданность, пришли помочь — приготовить блины и кисель для поминок. Купили венки и привезли готовую оградку на кладбище. А ведь Вера была просто уверена, что ее уволят. Или попросят написать заявление. Или сделают все, что бы она ушла. Кому нужна секретарша — дочь врага народа, пусть еще и не осужденного, но врага, и дочь самоубийцы?! Кому нужен такой человек?! Держать его в своем окружении — просто опасно. Зачем рисковать? Вера даже была уверена, что ее вообще арестуют по приказу того же Мокровского… но, но этого не произошло. Напротив — ее даже окружили повышенным вниманием подружки. Старались отвлечь от грустных мыслей. Приглашали сходить в кино. Вера почувствовала, что людям не безразлична ее судьба. Люди оказались гораздо добрей, чем предполагала Верочка Щукина! Добрей и лучше. И это было, так здорово! Но больше всего, Веру поразил, тот, высокий, нквдшник — стройный офицер с немного печальными и испуганными глазами. С грустной улыбкой и застенчивыми выражениями. Этот парень — со смешной фамилией Маленький. Он, так по-детски, старался угодить Верочке, в эти трудные дни, что Щукина непроизвольно почувствовала себя нужной! Вера ловила себя на мысли, что привязалась к этому человеку! Тем более, что он, был — единственным звеном связи с Пашей! Этот офицер он был последней надеждой. И Вера, наверное, еще и поэтому, к нему так быстро привыкла и страшно расстроилась, когда лейтенант пропал… а, пропал он, неожиданно — как раз, под новогоднюю ночь. Лейтенант Маленький не пришел, хотя по его визитам, можно были сверять часы. Офицер появлялся в комнате Павла — ровно в семь вечера, и, как правило, уходил — около девяти. Маленький, приносил Вере гостинцы. Печенье и конфеты, тушенку и даже — американские, рыбные консервы. Вера первое время — не брала угощений и злилась, но постепенно, она свыклась, и стала относиться к подаркам Маленького, как к обыденному явлению. Хотя было то, что все-таки раздражало Веру — Андрон никогда ничего подробнее рассказывал о Павле. Хотя Щукина пытала его каждую их встречу. Она, расспрашивала, каждую мелочь о Клюфте. Но Маленький ограничивался лишь скудными фразами и пояснениями. Они звучали очень сухо и казенно: