Наши беседы - Юрий Фёдорович Куксенко

отмечалось: «Не имея возможности встретиться с Вами, Геннадий Константинович, лично и из уст в уста передать Вам наш ответ, мы решили изложить это письменно.

…Так вот, такая неправильная ориентация председателя Совета Церквей по поводу нашего прошлого совещания и его предвзятый взгляд на наш документ еще и еще раз показывает, насколько опасно руководителю иметь контакты не с живыми людьми, а с протоколами и магнитофонами. И подобные ошибки председателя, и непонимание им служителей целых братств будут продолжаться до тех пор, пока мы окончательно не зайдем в тупик.

Далее, братьев очень смутило то, что Вы, перейдя к комментариям нашего Обращения, буквально все отвергли. Все до последнего пункта. Как будто там не нашлось ни одного разумного слова. Мы живем и работаем в самой гуще жизни народа Божия и лучше, чем многие другие, знаем его запросы и настроения, видим опасности для дела Совета Церквей и своевременно предупреждаем о них. Почему бы и Совету Церквей не прислушаться к голосу наименьших братьев своих как к голосу народа Божия или хотя бы как к голосу ослицы?..

Вместо этого Вы охарактеризовали наше Обращение как азиатскую болезнь, которая будто бы пошла по всем церквам и ее уже нельзя остановить. Откуда вы это взяли? Мы такого в Средней Азии не знаем. Пройдите по всем церквам нашего региона, и вы убедитесь, что у нас нет даже самой почвы для такой болезни…

Ну, допустим, что мы написали такое письмо. Но написали-то не кому-то и разослали, а Вам, Вашим братьям из Совета Церквей, своему духовному центру… Мы сделали лишь свои замечания и внесли новые предложения. Другой же никто за последние годы, в том числе и Вы, Геннадий Константинович, не выступили ни с какой программой по улучшению и расширению работы Совета Церквей в нашей стране. Или мы не имеем на это права? Так кто же такое право имеет?

Однако право иметь личные взгляды и суждения, право свободно высказываться по любому вопросу и вносить самые смелые и рискованные предложения мы и теперь признаем за собой.

Что же касается служителей, которых Вы в своей речи до предела унизили, чтобы вывести их из строя, то скажем, что тем самым Вы глубоко ранили и всех нас. Такая работа не к созиданию, и добрые домостроители так не поступают. Нас за такие действия церкви давно бы освободили от работы.

У нас возникает вопрос: а не такими ли методами пользовался Совет Церквей и в отношении других, выведенных из своего состава братьев? И не таким ли путем возрождалась «оппозиция» на Западе? (В СССР. – Примечание Ю. Куксенко).

Ваши, Геннадий Константинович, отношения с нашими служителями нуждаются в примирении, и мы будем ожидать, что Вы найдете пути к исправлению такого положения.

Если же говорить о грубых и резких выпадах и небратском тоне в нашем Обращении к Вам, то надо послушать Вашу ленту. Все, слышавшие ее, были ранее лучшего о Вас мнения. А внутреннее ее содержание свидетельствует о том, как можно духовно ослабеть, находясь долгие годы без общения с верующими…

По существу считаем Обращение к Совету Церквей своевременным и уместным, отражающим действительное положение вещей по всем пунктам… Джамбул, 8 сентября 1979 года». По поручению совещания Совета служителей Средней Азии этот ответ подписали ответственные за объединения братья.

Действительно, мы написали Обращение в Совет Церквей и как бы забыли о нем. Мы запретили служителям говорить об этом кому-либо в своих церквах и, тем более, «обсуждать в братских советах». Мы оставили себе одну копию этого документа с подписями и спрятали ее подальше. Никто, кроме подписавших служителей, ничего не знал об этом документе. Мы считали, что это – внутренний диалог Совета среднеазиатских служителей с Советом Церквей и он закончится братским, мирным образом.

Совет же церквей размножил наше Обращение и стал обсуждать его в других объединениях, искаженно толкуя каждое слово и представляя нас врагами братства и отступниками. Все последующие совещания Совета Церквей, в основном, были заняты этим вопросом. По нашей просьбе, Николай Петрович ездил с нами на совещания, но больше молчал. Третьего марта 1980 года он был арестован в Караганде. Только тогда Совет Церквей оставил в покое его «вопрос».

Но не остался в покое сам Совет Церквей. Д. В. Миняков развозил по городам кассету с речью Г. К. Крючкова и прокручивал во многих объединениях. А в этой речи наше Обращение было искажено. Через детей Я. Г. Скорнякова П. Д. Петерс «ввел в курс дела» и самого узника Якова Григорьевича. Там уж заработала канцелярская машина с новой силой. Не разобравшись толком что к чему, он начал бомбить нас в письмах, рассылая их по всем своим многочисленным друзьям в Джамбуле, Фергане, Ташкенте, Алма-Ате, Фрунзе, Чимкенте, Ростове… Некоторые из них братья давали мне читать.

После ареста Н. П. Храпова весь удар был направлен против меня, чтобы снять меня со служения. П. Д. Петерс объехал весь Урал и Приволжское объединение, побывал и в Казани, где я раньше жил и трудился, чтобы найти хоть какой-то компромат, но не нашел. Он не пропустил ни одного нашего среднеазиатского совещания. Не зная, что значит просить разрешения присутствовать на совещании, он приезжал, как к себе домой и, приходя пораньше, вторгался в комнату, где в узком кругу братья намечали и предварительно подготавливали повестку дня, настаивал на вынесении своих вопросов на обсуждение. На совещаниях порывался говорить, сеял разномыслия. Братья вначале давали ему свободу, потом стали ограничивать, а затем и вовсе перестали давать ему слово.

После совещаний Петерс ехал в Ташкент и Фергану. Он знал, что я состою в Фергане членом церкви и там живет моя семья, но сам я в Фергане бываю редко. Он же неделями стал жить там, внушать служителям и членам церкви, что я веду тайную работу по отделению Средней Азии от Совета Церквей и что вы, мол, братья и сестры, уже не в составе Совета Церквей, а проданы в оппозицию, и надо спасать Среднюю Азию! В доказательство он приводил факт написания служителями Совета Средней Азии Обращения в Совет Церквей и отказ братьев давать ему, посланнику Г. К. Крючкова, возможность говорить на совещаниях.

Можно представить себе, какой ажиотаж он поднял, какое пламя разжег в такой легко воспламеняемой беш-балинской массе… Он ходил по домам, усиленно выискивал недовольных братьев и подговаривал их шпионить за мной и моей семьей, когда я приезжаю в Фергану. Некоторые молодые братья, например, С.Б., впоследствии признались мне в этом.

И вот, когда уже была подготовлена почва, приехал ко мне в Ташкент посланный П. Д. Петерсом молодой брат Г.С., рассказал