Смола - Ане Риэль

Папа резко вскочил, и я отпрянула назад. Я снова не понимала, что мне нужно делать. Плакать я уже не могла. Карл то приходил, то исчезал.

Я посмотрела на папу – в одно мгновение он стал огромным.

Это он нарисовал маму.

Капканы расставил тоже он.

А теперь мы убьем маму.

– Идем, Лив, – сказал он.

И я пошла, хоть и не хотела.

Сначала мы пошли обратно в белую комнату. Незнакомец все так же лежал, крепко привязанный к кровати, с заткнутым ртом и не двигался. Ему было не вырваться. Когда папа зашел, незнакомец немного поднял голову и посмотрел на него.

Папа быстро взглянул на незнакомца и снова потащил меня на улицу. Он закрыл за собой дверь и сказал:

– Лив, жди здесь и следи за ним. Он не может сбежать, но ты должна быть настороже. Если потребуется – стреляй из лука. Я пойду в дом и отодвину вещи, чтобы можно было занести ванну.

– Я хочу поговорить с мамой, – сказала я совсем тихонько сквозь проступающие слезы.

Папа опустился на колени и посмотрел на меня. Его лицо было так близко, что я увидела свое отражение в его черных, тяжелых, как камни, глазах. Он больше не плакал. Нет, у моего папы другие глаза. Они блестят. А это – просто камни.

– НЕТ! Останешься здесь. Я скоро вернусь.

Не знаю, как долго его не было. Я заметила только, что солнце еще не начало садиться. На огромном синем небе не было ни облачка.

Бабочки

Йенс показал Марии банку с таблетками. В другой руке у него был стакан воды.

Мария не видела его глаз, только руки. Они тряслись.

Она кивнула и медленно открыла рот. В уголках ее губ были трещины. Она давно ничего не пила и очень устала.

На мгновение она почувствовала, как губы Йенса коснулись ее лба. Легко-легко. Как бабочки.

Он сделал шаг назад и скрылся в темноте. Она слышала его шаги на лестнице. Он передвигал что-то тяжелое. И стонал.

Или плакал.

Мария нашла блокнот.

И собрала последние силы.

ЛИВ ВОТ И ПРИШЛО ВРЕМЯ

Добыча

Ткань больно врезалась в уголки рта. Иногда приходилось делать глубокий вдох через нос, чтобы подавить тошноту. Это плохо помогало, потому что воздух в комнате сам по себе был удушающим. Нужно сосредоточиться. Роальд игнорировал этот запах и просто радовался тому, что в комнате вообще был кислород. Нужно сосредоточиться, чтобы страх задохнуться не пересилил его. Если бы его стошнило – то все, конец. Если бы простуда, от которой он недавно избавился, подкралась снова и у него был заложен нос – все уже точно было бы кончено. А как насчет того, чтобы чихнуть с кляпом во рту? Если он чихнет, то точно задохнется. Поэтому Роальд думал о кислороде. Слава богу, он все еще мог дышать. Он делал глубокие вдохи и пытался замедлить пульс. А еще он пытался думать.

Мария написала: «ВСЕМ 3 НУЖНА ПОМОЩЬ». Что же, отлично.

Роальд боялся за нее и девочку. Больше всего его беспокоил Йенс Хордер. Как долго его уже нет? Может ли он кого-то убить?

Что имел в виду Йенс, сказав: «Он пригодится нам позже»? С одной стороны, эти слова вселяли в Роальда надежду на то, что пока его не тронут. Но «позже»… Да и как вообще он может пригодиться Хордеру?

Роальд думал о помощи из Корстеда. Знает ли кто-то, что он отправился на Ховедет? Нет, он никому не говорил. Какой же дурак… Надо было хоть кому-нибудь рассказать, сообщить в полицию, да хотя бы повару записку оставить.

Если он не вернется сегодня в Корстед, что тогда? Когда кто-нибудь заподозрит неладное? Ларс и Взбучка точно удивятся, что он не привел Иду домой. Тогда Ларс наверняка позвонит вечером в трактир. А может, даже заглянет туда. Хотя это вряд ли – его взрывная женушка уже наверняка придумала ему кучу дел. Значит, Ларс оставит это на завтра. А завтра он дойдет до повара, который как раз вернулся из отпуска и тоже потерял Роальда.

И только тогда они пойдут в полицию. Завтра. Скорее всего – днем. Если они забьют тревогу раньше, то это будет выглядеть как необоснованная истерика.

Роальд сосредоточился на дыхании. Йенсу придется отпустить его! Даже у безумия должен быть предел.

Тем не менее им действительно нужна помощь. Всем троим! Роальд решил, что постарается сделать все возможное. Он даст им понять, что не желает им вреда и не представляет для них угрозы.

Потом пазл в голове Роальда наконец сложился.

Его осенило.

Со всеми событиями этого дня – собакой, мусором, мальчиком, который оказался девочкой, – Роальд совершенно не обратил внимания на то, что отец назвал ее по имени. Лив. Лив Хордер! Она и была той дочерью, о смерти которой они сообщили в полицию.

А теперь Роальд разоблачил Хордера.

На пороге появился Йенс. Сердце Роальда снова бешено заколотилось. Для чего он нужен Хордеру? И что будет с ним потом?

– Сейчас я отвяжу тебя, – сказал Хордер, присев на корточки возле одной из стоек кровати.

Веревка на щиколотке, которая и так болела после знакомства с комбайном, стянулась. Боль пронзила все тело Роальда. Когда Хордер ослабил веревку, Роальд почувствовал, что кровь снова приливает к его ноге. Он осторожно подвигал ею, чтобы избежать спазма. Вскоре Йенс освободил и другую ногу.

Прежде чем освободить Роальду руки, Йенс показал ему нож.

– Давай обойдемся без самодеятельности, – сказал Хордер, положив нож на кровать подальше от Роальда.

Роальд даже не думал сопротивляться.

Голос Хордера был твердым и холодным, но Роальд чувствовал жар, исходящий от его тела, и заметил капли пота на лбу. И хотя его взгляд был ледяным и отстраненным, глаза были опухшими и красными, будто бы он только что плакал.

Девочка стояла в дверях. Из-за ее плеч выглядывали стрелы, а в руке она держала лук. Йенс Хордер повернул голову и мельком взглянул на нее. Потом он обратился к Роальду:

– Моя дочь превосходно стреляет из лука. Она всегда попадает в цель. Я сказал ей застрелить тебя, если ты попытаешься сбежать. И не сомневайся – она не промахнется.

Роальд не сомневался ни на секунду.

Наконец его отвязали, но он все так же лежал на спине. Он все еще ничего не мог сказать из-за кляпа во рту. Стоит ли пробовать вытащить кляп самому, ведь его