Игра Эндера - Орсон Кард

Иногда ей бывало просто стыдно. Отец регулярно прочитывал все статьи Демосфена и никогда не читал Локи, а если и читал что-нибудь, то никогда не высказывался по его поводу. За ужином он частенько цитировал выдержки из статей Демосфена. Питеру очень нравилась подобная реакция отца — «Видишь, это доказывает, что обычный простой человек проявляет внимание» — но Валентина чувствовала унижение за отца. Если бы он только знал, что это я писала и что я не верю в половину того, что написано, он бы рассердился и сгорел от стыда.

Раз в школе она чуть-чуть не накликала беду. Учительница истории попросила их написать сочинение, отражающее борьбу взглядов Локи и Демосфена, высказанные ими в разных статьях. Валентина утратила всякую осторожность и сделала блестящий анализ их работ. А в результате ей пришлось иметь весьма неприятный разговор с директрисой, решившей опубликовать ее работу в некоторых сетевых газетах. Питера это попросту взбесило.

— Ты написала сочинение почти как сам Демосфен, — кричал он. — Все, теперь ты не сделаешь ни одной публикации, я сегодня же уничтожу Демосфена, ты вышла из-под всякого контроля.

Однако даже подобные громовые раскаты ярости напугали ее меньше, чем громовое молчание Питера. Все произошло в тот момент, когда Демосфен получил приглашение принять участие в Президентском Совете по перспективам развития образования, голубая ленточка приглашения мало что значила, но выглядела очень роскошно. Валентина ожидала, что Питер воспримет все это как своеобразный триумф, однако его реакция была прямо противоположной.

— Отклони его, — грубо буркнул он.

— Но почему? — встревожилась Валентина.

«Ведь это даже не работа. Они даже пошли на сохранение инкогнито Демосфена, предоставляя ему право вести дискуссии посредством сетей. Кроме того, весь этот конгресс дал бы дополнительный вес фигуре Демосфена, ввел бы его в ранг уважаемых людей…»

— И тебе, конечно, очень хочется собрать все лавры раньше меня…

— Питер, но ведь речь идет совсем не о тебе и обо мне, речь идет о Демосфене и Локи. Мы создали их. Они вымышленные, а не реальные фигуры. Кроме всего прочего, приглашение на Совет отнюдь не означает, что Демосфен лучше Локи, это доказывает, что у Демосфена больше сторонников. Ведь ты же знаешь сам. Мы сами стремились под именем Демосфена ублажать ненавистников России и прочий шовинистический сброд.

— Но мы не предполагали, что все так обернется. Предполагалось, что Локи будет выглядеть более авторитетно.

— Но так и есть на самом деле. Настоящее уважение всегда пробивает дорогу дольше, чем просто общественное признание. Питер, ты не должен злиться на меня просто за то, что я хорошо справилась с тем, что ты сам спланировал.

Он был зол, целыми днями не разговаривал с ней, даже тогда, когда ей пришлось готовить материал для очередного обзора. Он не подошел к ней, хотя обычно объяснял, что и как нужно писать. Он решил, что его молчаливая месть отразиться на качестве статей Демосфена, но, как ни странно, никто ничего не заметил. Возможно, еще больше его взбесило то, что Валентина сама не подошла к нему и не стала слезно умолять о помощи. Она слишком долго пробыла Демосфеном, чтобы нуждаться в чьих-то подсказках о том, что Демосфен думает и что ему следует писать.

Благодаря постоянно растущей корреспонденции с широким кругом политически активных граждан, она начала узнавать такие вещи, получать такую информацию, какую вообще нельзя выудить из официальных источников. Некоторые военные в своих письмах, не желая того, роняли крохотные крупицы секретных сведений, Питер и Валентина методом анализа складывали их воедино, а в результате получалась весьма мрачная зловещая картина Варшавского Договора. Без сомнения, они готовились к войне, жестокой и кровавой наземной бойне. Демосфен вряд ли был далек от истины, предполагая, что Варшавский Договор не будет свято соблюдать принципы Союза.

Характер Демосфена повлиял и на его собственную жизнь. Она уже частенько ловила себя на мысли, что думает как Демосфен, соглашается с ним по многим пунктам. Читая Локи, ее все больше раздражала очевидная ненависть и ядовитость высказываний.

Наверно, просто невозможно достичь отождествления и не стать хоть немного похожим. Эта тема волновала и не давала покоя ей несколько дней, наконец, она написала статью, которую вполне можно было использовать в качестве преамбулы. В ней она ловко изобразила политиков, заискивающих перед русскими в надежде, что подобное раболепство позволит сохранить мир и спокойствие, а также обеспечит им теплое место под солнцем. Это был легкий укол по власть имущим. Она получила множество добрых откликов на свою статью. Кроме того, она перестала бояться, что Демосфен вырождается и деградирует. Он получался даже умнее, чем Питер и она рассчитывали.

Графф поджидал ее на улице возле школы. Он молча стоял, опираясь на дверку машины. Он был в гражданской одежде и изрядно пополнел, поэтому она сперва даже не узнала его. Но он жестом подозвал ее и прежде, чем успел представиться, она догадалась, кто перед ней.

— Я больше не буду писать писем, — сразу заявила она, — я и то письмо не хотела писать.

— О, значит ты не любишь получать медали.

— Нет.

— Поедем со мной, Валентина.

— Я никуда не езжу с незнакомыми людьми.

Он протянул ей листок бумаги. Это было письменное разрешение, подписанное ее родителями.

— Надо полагать, что вы не относитесь к разряду незнакомцев. Куда мы едем?

— Повидаться с молодым солдатом, который в данный момент находится в Гринсборо.

Она села в машину.

— Эндеру сейчас всего десять лет, я помню, вы говорили, что он сможет покинуть Школу лишь в двенадцать.

— Он досрочно прошел несколько курсов.

— У него все нормально?

— Спроси его об этом сама, когда увидишь.

— Почему я? Почему нельзя всей семьей целиком?

Графф вздохнул.

— Эндер воспринимает мир особым образом. Мы убедили его в необходимости увидеть тебя. А что касается Питера и родителей — они ему просто неинтересны. Жизнь в Школе Баталий очень интенсивна.

— Что вы имеете в виду, он сходит с ума?

— Наоборот, он самый умный и мудрый из всех, кого мне доводилось встречать. Он достаточно проницателен и знает, что его родители совсем не жаждут приподнять завесу показной любви, которая была плотно закрыта четыре года назад. Что до Питера — мы даже не предлагали ему свидание с ним, поэтому и у него не было повода послать нас к чертям.

Они выехали на озерную трассу «Брантроуд», свернули на один из ее отворотов, миновали само озеро и подъехали к белому величественному особняку, возвышающемуся на вершине холма. По одну сторону от него раскинулось озеро Брант, а по другую — целая цепочка мелких дугообразных водоемов и озер.

— Этот замок построен Медлисом Мистерабом, — произнес Графф. — ИФ приобрел его на торгах около двадцати лет назад. Эндер поставил условие — ваш разговор не должен подслушиваться. Я клятвенно заверил его в этом и пообещал полнейшую конфиденциальность. Поэтому вы вдвоем отправитесь на плоту, который он построил своими руками. Но я должен предупредить тебя. После разговора я задам тебе кое-какие вопросы. Естественно, ты можешь не отвечать. Но я рассчитываю на твою откровенность.

— У меня нет купальника.

— Этим мы тебя обеспечим.

— Один из тех, которые не прослушиваются?

— Кое в чем всегда нужно доверять. Например, я знаю, кто такой Демосфен.

Страх на мгновение сковал ее тело, но она ничего не сказала.

— Я понял это сразу, как покинул Школу Баталий. Возможно, нас всего шесть человек во всем мире, знающих правду. Естественно, не считая русских — один Бог знает, какими данными они располагают. Но Демосфену незачем нас опасаться. Ему стоит поверить нам на слово. Так же, как и я доверяю Демосфену в том, что он не скажет Локи, что происходило сегодня. Доверие за доверие.

Валентина никак не могла решить, кого больше они одобряют: Демосфена или Валентину Виггин. Если первого, то вряд ли стоит доверять им, а если вторую — то, возможно, стоит рискнуть. Тот факт, что они просили ее не обсуждать сегодняшнее свидание с Питером, наводит на мысль, что они действительно знают, как обстоят дела на самом деле и признают разницу между ними. Хотя она сама до конца не осознавала этой разницы.

— Вы сказали, он построил плот. А сколько времени он уже здесь находится?

— Два месяца. Мы планировали задержаться всего на несколько дней. Но, по-видимому, он совсем охладел к продолжению образования.

— О, очередная терапевтическая помощь.

— Но в этот раз у нас нет шансов подвергнуть цензуре ваш разговор. Мы идем на риск. Нам очень нужен Эндер. Все человечество нуждается в нем.

К этому времени Валентина уже достаточно повзрослела, чтобы оценить враждебность мира. Кроме того, она довольно долго была Демосфеном, поэтому без колебаний решила исполнить свой долг.