Игра Эндера - Орсон Кард

Заходя в шаттл, Эндер заметил новую звездочку и отличительные знаки на форме майора Андерсона, он был совсем в другой форме.

— Да, он теперь полковник, — подтвердил Графф его догадки, — между прочим, он теперь директор Школы Баталий, с этого самого вечера. Я приступаю к выполнению новых обязанностей.

Эндер не стал интересоваться, каких именно.

Графф втиснулся в кресло, расположенное от него по диагонали. Кроме них в шаттле оказался еще один пассажир — спокойный, уверенный в себе человек в гражданской одежде. Он был представлен как генерал Пасс. У Пасса был при себе дипломат, но в остальном у него было не больше вещей, чем у Эндера. Каким-то образом Эндеру стало даже приятно, что у Граффа тоже не оказалось при себе вещей.

Эндер заговорил лишь раз за весь вояж.

— Почему мы летим домой? — спросил он, — я думал, Школа Командующих тоже расположена где-нибудь в зоне астероидов.

— Так и есть, — ответил Графф, — но Школа Баталий не располагает возможностями по принятию и запуску межпланетных кораблей. Ты будешь отправлен с космодрома Земли.

Эндер хотел спросить, сможет ли он повидаться с семьей. Но внезапно, испугавшись, что это действительно окажется возможным, просто струсил и не стал спрашивать. Вместо этого он просто закрыл глаза и попытался уснуть. Генерал Пасс внимательно наблюдал за ним с заднего сидения.

Эндер сразу заметил столь пристальное внимание, но не мог понять, зачем это ему нужно.

Они приземлились во Флориде, стоял жаркий летний вечер. Эндер столько времени провел без солнечного света, что даже блеклый свет заходящего солнца ослепил его. Он сморщился и отпрянул, единственным его желанием стало желание спрятаться в темноте шаттла. Но все осталось далеко позади. Кругом был незнакомый мир. Трава казалась где-то далеко далеко. Эндер невольно почувствовал себя маленькой букашкой на огромном зеленом ковре. Гравитация захватила его и потянула к земле. Его ноги не слушались, и он едва устоял на них. Он ненавидел здесь все. Он хотел вернуться домой, обратно в Школу Баталий, ставшую его единственным домом.

— Арестован?

— Ну, это вполне возможно. Генерал Пасс — командующий военной полицией. А в Школе Баталий произошел смертельный случай.

— Они не сказали мне: был ли полковник повышен в должности или отдан под военный трибунал. А может просто перемещен и ему приказано лично сообщить обо всем Полимарту.

— Это добрый знак или нет?

— Да кто его знает? С одной стороны, Эндер Виггин не просто выжил, он выдержал тест на стресс, выпущен в отличной форме, мы должны быть обязаны Граффу за это, ведь в этом его заслуга. С другой стороны, в шаттле был еще и четвертый пассажир, он ехал в вечном скафандре — цинковом гробу. Об этом тоже не следует забывать.

— Всего вторая смерть за всю историю Школы. По крайней мере, это не самоубийство.

— По-вашему, убийство лучше, майор Амби?

— Это не было убийством, полковник. Мы просматривали видеозаписи под двумя углами. Ничто не может обвинить Эндера в намеренном убийстве.

— Но все это хорошо обвиняет Граффа. После всего, что случилось, гражданские станут копаться в наших файлах и решать, что было правильно, а что нет. Если решат, что мы правы — повесят очередную медаль, ну а если решат, что нет, — тогда нас ждет трибунал и тюрьма. По крайней мере, им хватило ума не сообщать Эндеру о смерти этого парня.

— Это ведь случилось уже второй раз, правда?

— Да, насчет Стилсона они тоже ему ничего не сказали.

— А что, ребенок из пугливых? Или столь ужасен?

— Эндер Виггин — не убийца. Он просто победитель — причем в честном бою. Если кто и ужасен, так это баггеры.

— По-моему, их стоит пожалеть, если за дело возьмется Эндер, то им явно несдобровать.

— Если по кому я и сожалею, так это по самому Эндеру. Но все же, видимо, я его недостаточно жалел, чтобы помочь ему. Я только сейчас получил доступ ко всем материалам, которые вел Графф. Кроме того, о передвижениях флота. В эту ночь я буду спать спокойно.

— Остается мало времени?

— Я ничего не говорил об этом. Я не могу разглашать секретную информацию.

— Я знаю.

— Давайте оставим все как есть: они не могли его отправить в Школу Командующих ни днем раньше, ни тем более, двумя годами позже.

13. Валентина

— Дети?

— Брат и сестра. Они уже пять раз заявляли о себе по сетям под разными именами — они писали для компаний, которые оплачивали их участие или что-нибудь другое в этом роде. Наверное, им помогал сам Дьявол.

— Зачем они скрывались?

— Ну, здесь причин может быть очень много. Наиболее очевидно, что они скрывали свой возраст. Мальчику четырнадцать лет, а девочке только двенадцать.

— Который из них Демосфен?

— Девочка. Двенадцати лет.

— Простите меня. Вот уж никогда не думал, что это будет смешно, но сейчас просто не могу сдержаться. Мы все переживали, потратили столько сил, пытаясь убедить русских не принимать всерьез писания Демосфена, специально всячески поддерживали Локи, как доказательство, что не все американцы — безумные разжигатели войны. А тут брат и сестра, только что вылезшие из пеленок…

— Кстати, их фамилия Виггин.

— Это совпадение?

— Тот Виггин — третий, а эти первый и второй.

— Превосходно, Русские никогда не поверят…

— Что Демосфен и Локи не находятся под нашим контролем, как Виггин.

— А может все это только конспирация? Может за ними стоит кто-нибудь еще?

— Мы еще в состоянии определить это. Между этими двумя детьми и взрослыми, которые могли бы руководить ими, нет ни единого контакта.

— Ну, это еще не говорит за то, что кто-то не в состоянии изобрести метод, который вы не можете зафиксировать. С трудом верится, что два ребенка…

— Я разговаривал с полковником Граффом, когда тот вернулся из Школы Баталий. Он дал блестящую характеристику, что нет ничего, чего бы не смогли эти дети. Их способности абсолютно идентичны способностям Виггина. Они отличаются лишь темпераментом. Однако его несколько удивила направленность и характеры выбранных ими персонажей. Демосфен — это определенно девочка, но Графф говорил, что ее кандидатура была отвергнута Школой Баталий вследствие излишнего пацифизма, слишком примиренческой позиции, а кроме того сверх выразительности.

— По-моему, это не Демосфен.

— А у мальчишки по росту сердце шакала.

— А разве не Локи был недавно охарактеризован как «Единственный правдивый и открытый настежь разум Америки».

— Сейчас трудно определить, что произошло на самом деле. Но Графф рекомендовал, и здесь я с ним абсолютно согласен, не вмешиваться, предоставить их самим себе. Не разоблачать их. Не делать официальных запросов, особенно после того, как мы выяснили, что они не имеют прямых заграничных связей, а также контактов с внутренними группировками, кроме тех, что вступают в публичные сетевые дебаты.

— Иными словами, дать им полную свободу.

— Я знаю, Демосфен выглядит несколько грозным, особенно потому, что он — или она — имеют такую широкую аудиторию сторонников и последователей. Я полагаю, важно то, что они оба или один из них, тот кто наиболее амбициозен, избрали столь современный и довольно умный типаж. Они до сих пор популярны, имеют даже некоторое влияние, но не имеют власти.

— По своему опыту могу сказать, что влияние и есть власть.

— Если мы не сможем удержать их в определенных рамках, то мы легко разоблачим их.

— Лучше подождать с этим несколько лет. Чем дольше мы ждем, тем старше они становятся, и тем меньше окажется общественный шок, когда станет ясно, кто они такие.

— Вы же знаете, что русские вели активную переброску воинских формирований. А это значит, что в чем-то Демосфен прав. На этот случай…

— Не плохо иметь рядом подобного Демосфена. Ладно, пусть работают на полную катушку. Но необходимо постоянное наблюдение за ними. А я, в свою очередь, постараюсь найти способ успокоить Русских…

Несмотря на все опасения и предчувствия, Валентину явно забавляла игра в Демосфена. Теперь у нее были свои рубрики фактически в каждой сетевой газете любой страны. Особенно смешно было видеть деньги, постоянно пополняющие ее доверенные счета. Питер и Валентина даже осуществляли пожертвования от имени Демосфена. Как правило, это были вполне заметные суммы, но недостаточно большие, чтобы купить дополнительное право голоса. Она получала огромное количество корреспонденции, поток писем был столь велик, что ее газета наняла специального секретаря для ответов на простые вопросы и банальные послания. Смешные послания, письма от национальных и международных вождей, иногда весьма неприятные и враждебные, иногда вполне дружелюбные, но всегда стремящиеся повлиять на мировоззрение Демосфена — эти письма она и Питер читали вместе, смеялись от души, потешаясь над взрослыми, пишущими такие вещи им — детям — и ничего даже не подозревающим.