Райский уголок. По велению сердца - Тереза Крейн

— Спасибо, хорошо.

Плейл задумчиво склонил голову набок.

— Дай-ка вспомнить… вы занимаетесь «Мадерой», не так ли? Твоя мать живет на острове — она очаровательная женщина. В 1923 году мы с Чарльзом прекрасно провели там каникулы. Насколько я помню, твой отец занимает какой-то секретный пост в министерстве иностранных дел? А Чарльз — по-прежнему ярый консерватор? Не оставил свои намерения занять тепленькое местечко в Суррее[5]?

Хьюго улыбнулся.

— У тебя прекрасная память. Да, это так. Особенно то, что касается Чарльза.

Плейл беззаботно рассмеялся и дружески взял Хьюго под руку.

— Ты здесь один, без друзей? Как видишь, я тоже. — Он многозначительно поднял светлую бровь. — Моя подружка сегодня покинула меня. Должно быть, ее муж вернулся домой раньше обычного. Пойдем, выпьем. Нам есть, о чем поговорить. — Он очаровательно улыбнулся, искренне довольный встречей.

Хьюго улыбнулся в ответ. Плейл решительно взял его под руку и повел к бару.

Первый сезон охоты на фазанов в Брекон Холле открывался в начале октября. За две недели до него установилась было прекрасная погода, но сейчас появились признаки ее ухудшения. Порывистый северо-западный ветер раскачивал верхушки деревьев, небо было свинцово-серым. Вечером, накануне первого дня охоты, Тоби сидел в библиотеке, положив ноги на каминную решетку, с бокалом вина под рукой. Гости расселись по комнате разрозненными группами, их разговоры и смех накладывались на шум усиливающегося ветра за окном. До его слуха долетали обрывки разговоров.

— Дела обстоят чертовски плохо, если ты хочешь знать мое мнение. Европе не избежать катастрофы, запомни мои слова. Все, что плохо отражается на Уолл-стрит, влияет на весь остальной мир. Непременно.

— …Провалиться мне на этом месте, если это не оказался старина Бастер Бонтон. Ты помнишь Бастера… крепкий такой парень из Брэнскомба…

— Этот молодой Брэдмэн, должно быть, лучший из тех, кого могли представить австралийцы, но ему никогда не оставить позади таких, как Гоббс и Сатклифф. Ты был на крикете, когда они победили в этом году?

Тоби пошевелился, устраиваясь поудобнее, и потянулся за бокалом.

— Хотите еще, сэр? — Улыбающийся Паркс, дворецкий Пейджетов, стоял рядом с ним.

— Да, пожалуйста, Паркс. Благодарю.

— Ну как, Тоби, все в порядке? — Сэр Джеймс, великолепный в своем старомодном сюртуке, жилете и рубашке, которая, как подумал Тоби, должно быть, осталась у него еще со времен войны, широко улыбнулся ему. — Рвешься в бой?

Тоби поднялся с кресла.

— Несомненно, сэр. С нетерпением жду сигнала.

— Завтрашний день должен быть чудесным, если ночью не пройдет сильный дождь. Эти чертовы птицы плохо летают, когда у них намокнут перья. А ветер нам не помешает. Можешь быть уверен, Бест так спланирует гон, что мы окажемся с наветренной стороны. Как жаль, что твоя очаровательная жена не смогла приехать. Фи очень огорчилась.

— Да, сэр, и Дафни тоже. Однако так посоветовал доктор. Мистер Престон считает, ей лучше быть осторожнее в такой момент. — Строго говоря, это было не совсем верно. Дафни прекрасно себя чувствовала, хотя доктор, безусловно, рекомендовал ей последить за собой и относиться ко всему спокойнее. Ее решение остаться дома было связано скорее с их гостьей, состояние которой оставляло желать лучшего, а не с желанием поберечь себя.

— О да, разумеется. Довольно сложная пора, а? Кого ждешь? Сына?

— Для нас это не имеет значения, сэр. Лишь бы ребенок был живым и здоровым. — И вновь он сказал неправду. Тоби хотел, чтобы родился мальчик. Очень хотел. Обнаружив это, он испытал немалое удивление, но также и радость.

— Несомненно, ты прав. — Сэр Джеймс повысил голос. — Итак, джентльмены, вы готовы? Не хотите присоединиться к дамам? Обеденный гонг прозвучит с минуты на минуту.

Тоби охотно воспринял просьбу Фионы сесть за столом рядом с Филиппой.

— Тоби, она стала такой спокойной и равнодушной ко всему, что Эдди не на шутку встревожен. Возникли даже сомнения в том, что она сможет учиться в колледже в будущем году. Кажется, смерть Салли полностью лишила ее сил. Нам с великим трудом удалось уговорить ее приехать сюда на эти несколько дней. Вчера она была с мальчиками в цирке — он приезжает каждый год на местную ярмарку, — и Джереми сказал, что она плакала не переставая. Просто сидела и плакала. У него сложилось впечатление, что она как будто не понимала, где она и что с ней. Бедняжка. Мы изо всех сил стараемся уговорить ее отправиться вместе с нами на Мадейру. Джеймс и я в феврале собираемся навестить мать Хьюго. Пожалуйста, попытайся, может быть, ты сумеешь убедить ее? Я уверена, отдых и смена обстановки пойдут ей на пользу. Видит Бог, смерть Салли была страшным ударом для всех нас, но у Филиппы вся жизнь впереди. Она не должна позволять, чтобы горе полностью овладело ею.

Тоби искоса взглянул на бледный профиль. Филиппа безучастно ковыряла вилкой в тарелке, бокал с вином стоял рядом нетронутым.

— Флип?

Она обернулась. Под глазами темные круги, лицо побледнело и утратило свежесть юности; обычно дружелюбные, искрящиеся смехом глаза печально смотрели на него.

— Как ты поживаешь?

— О… хорошо. — Она снова уткнулась в тарелку, размяла вилкой кусочек картофеля, но не стала есть. — Я не могу привыкнуть… Понимаешь?

— Да. Понимаю.

Нестройный гул голосов вокрут них то усиливался, то затихал. Чудовищный финансовый кризис на Нью-йоркской фондовой бирже неизбежно занял главное место в разговорах. Каждый имел на этот счет свою теорию, кто-то с ним не соглашался. В общем и целом все это вызывало массу комментариев. Многие считали, что худшее осталось позади. Пессимисты предсказывали, что оно только еще только предстоит. Основная часть гостей сошлась на том, что последствия краха скажутся не только на Соединенных Штатах, но также на Европе и всех странах мира. Тоби вполуха слушал то, о чем говорилось за столом.

— Я до сих пор не могу поверить, что она умерла. — Тихий, потерянный голос Филиппы болью отозвался в его сердце. Она опустила голову. С неожиданным приливом нежности он понял, что она готова в любую минуту расплакаться.

Тоби отложил нож и накрыл ее маленькую руку своей.

— Флип, послушай меня… — Он колебался. Как ни странно, но он никак не мог найти подходящие слова. Филиппа шмыгала носом. На ней была прелестная бледно-голубая вечерняя блузка и длинная прямая юбка. Он знал, что всего несколько месяцев назад она была бы в восторге от своего первого «взрослого» наряда. Но теперь, как он полагал, она могла бы с таким же успехом надеть ненавистную школьную форму. — Флип, понимаешь, это никуда не годится. — Он слегка сжал ее пальцы. Она подняла на него глаза. Потрясенный, он впервые различил в худощавом лице с крупным ртом черты ее матери. — Дочь Салли Смит, — начал он очень тихо, тщательно выбирая слова, — наверняка не позволит первому поистине жестокому удару в своей жизни одержать над собой победу.

Филиппа вновь начала шмыгать носом, опустив взгляд на тарелку.

Тоби поднял бокал вина, отпил глоток и, держа его перед собой, продолжил, изучая отражение пламени свечи в кроваво-рубиновой жидкости.

— До сих пор у тебя не было забот, Флип, — Он не обратил внимание на ее быстрый, полупротестующий жест, даже не взглянул на нее. — Тебя кормили, одевали, за тобой ухаживали. У тебя был уютный дом. Ты получила хорошее образование. Ты была любима, обеспечена и уверена в своем будущем. Тебе никогда и ни за что не приходилось бороться, тебе не приходилось сталкиваться с этим прогнившим миром лицом к лицу, в одиночку. Все это делала для тебя Салли. — Он отпил еще глоток и очень осторожно поставил бокал, освободив из длинных пальцев хрупкую ножку.

Теперь Филиппа, слегка нахмурившись, внимательно смотрела на него.

— Она делала это и для меня тоже. Много лет назад и при других обстоятельствах. С тех пор в наших отношениях были взлеты и падения. Но я всегда буду благодарен ей за те годы. Салли была борцом и стойким человеком.

Она прошла суровую школу жизни. Ей бы не хотелось думать, что она воспитала… — Он неожиданно замолчал.

Филиппа вздернула подбородок.

— Трусиху? Ты это хотел сказать?

Он покачал головой, неожиданно улыбнувшись.

— Нет, разумеется, нет. Ты не трусиха, Флип, все это знают. Просто тебе еще не приходилось сталкиваться с трагедией. Это тяжело. Всегда тяжело. Но ты не должна… не должна позволить горю овладеть тобой. Разумеется, ты будешь тосковать по Салли. Это естественно. Но ты знаешь не хуже меня, что она была бы первой, кто сказал бы, — тут он помедлил и бросил на нее веселый взгляд, — ну, Флип, достаточно. Не вешай нос, пора приниматься за дела! — Он все правильно рассчитал. Филиппа сморщилась, потом засмеялась. — Я думаю, она была бы последним человеком, который хотел бы видеть тебя несчастной. И ты знаешь это, — добавил он с нежностью в голосе.