Райский уголок. По велению сердца - Тереза Крейн

Он слегка улыбнулся ее настойчивости, но все же кивнул:

— Обещаю. Правда, обещаю.

Филиппа смотрела, как он направился туда, где она его нашла — к лодочным качелям. Наклонившись, он принялся за дело, ни разу не оглянувшись на нее.

— Кушто бок, Гидеон Бест, — повторила она очень тихо, потом сунула руки в карманы и зашагала прочь под моросящим дождем.

Она взяла велосипед и, собираясь сесть на него, еще раз посмотрела туда, где работал Гидеон. Как будто чувствуя на себе ее взгляд, он повернул голову и поднял руку в прощальном приветствии.

Она помахала ему в ответ, села на велосипед и решительно нажала на педали.

Прошло больше месяца, прежде чем Рейчел почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы вернуться домой. И хотя у нее время от времени возобновлялись кровотечения и появлялись боли в животе, в целом ее физическое состояние, казалось, пришло в равновесие. Однако она сильно похудела и быстро утомлялась. Поначалу она отказывалась от попыток возобновить прежнюю жизнь либо завести новые знакомства. Что касается старых знакомых, ей было достаточно легко избегать встреч с ними под предлогом якобы уже принятых приглашений, назначенных свиданий и прочих договоренностей. Никто не удивился тому, что она неожиданно появилась после столь же неожиданного исчезновения. Никто не задавал ей вопросов. Она была импульсивной натурой, и всегда жила сообразно своему настроению. С ней не раз случалось такое, когда она неделями не давала о себе знать. И сейчас, когда дни становились короче, а ночи — длиннее, когда приближалось Рождество, она держалась в стороне от светской жизни, углубившись в свои размышления и позволив мрачной волне депрессии и полной апатии увлечь себя в такие бездны, которые полностью лишали ее возможности сопротивляться. Она почти потеряла аппетит, но много пила, и лишь беспокойный сон был ее единственным прибежищем.

Однажды ранним декабрьским вечером она возвращалась домой из магазина с тяжелыми сумками. На лестнице и площадке было темно, но не настолько, чтобы она не видела, куда ступает. Не потрудившись включить свет, она устало дотащилась до своей двери и прислонилась к стене, нащупывая в кармане ключ. В квартире звонил телефон. Дафни, догадалась она. Каждый день она справляется о ее здоровье из самых лучших побуждений. Рейчел подождала, не торопясь открывать дверь. Звонки прекратились.

И в тот самый момент, когда она сунула ключ в замочную скважину, ей показалось, что сзади нее кто-то стоит. Затаив дыхание, она испуганно обернулась. В сумеречной тени на площадке неясно вырисовывалась еще более темная фигура, которая неожиданно двинулась к ней. Ошеломленная, она стояла в ночной тишине, когда перед ней материализовался тот самый образ, который преследовал ее в ночных кошмарах.

— Гидеон… — не сказала, а едва выдохнула она. Она не видела его лица, но блеск глубоко посаженных глаз, очертания головы и широких плеч несомненно говорили, что это он. Сжавшись от ужаса, она отстранилась от него, покачивая головой.

Он молча протянул руку, повернул ключ в замке и отворил дверь.

За то время, что ей понадобилось, чтобы подчиниться его решительному жесту, войти в квартиру, включить свет и развести огонь в камине, она немного пришла в себя. Потом обернулась. Все это время он молчал, не проронив ни слова.

— Как ты меня нашел? — спросила она.

При свете лампы она увидела небритое лицо, повисшие космами нечесаные волосы, грубую, поношенную одежду, которую лишь с трудом можно было назвать чистой. Но его могучая фигура, словно возникшая из жутких сновидений, ни в коей мере не являлась плодом ее воображения. Она была ничем иным как реальностью.

— Филиппа, — сказал Гидеон. Он упорно смотрел ей в глаза, не отводя взгляда. — Она до сих пор считает меня своим другом. Сейчас моя жизнь проходит на колесах. Я разъезжаю с цирком Де Вайна. Когда она узнала, что на зиму мы остановились в Хите, то приехала навестить меня. Мне не стоило больших трудов заставить ее заговорить о тебе.

— Она дала тебе мой адрес?

Он пожал плечами.

— Да. Она не знает об этом, но да, дала.

В тишине едва слышно потрескивали поленья в камине.

Рейчел сбросила с плеч пальто и швырнула его в кресло. Потом повернулась, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. В том, как она приподняла подбородок и устремила на него свой взгляд, осталось нечто, напомнившее ему о ее прежней дерзкой надменности.

— Что тебе нужно?

Он не спешил с ответом. Потом приблизился к ней. В его бездонных темных глазах отражались пляшущие в камине языки пламени.

— Услышать из твоих уст то, что услышал из чужих. Узнать правду.

Она слегка отодвинулась от него, пытаясь сохранить в голосе спокойствие и беззаботность. Он не мог знать! Не мог!

— Правду о чем?

— О ребенке. О моем ребенке, — сказал он.

— Кто? Кто тебе сказал? — Она едва шевелила ставшими непослушными от потрясения губами, тело отказывалось подчиняться ей, словно онемело от ужаса. Однако ничто не изменилось в ее голосе. Он по-прежнему оставался спокойным.

— О моем ребенке, — повторил он очень тихо, будто не слышал вопроса. Но эти три негромких слова подействовали на нее сильнее, чем открыто высказанная угроза.

— Нет никакого ребенка, — все еще спокойным голосом произнесла она, все еще надеясь, что этот кошмар развеется сам собой.

Он молчал, как бы желая тем самым усилить значимость своих слов. Потом потянулся к ней и, взяв за запястья, привлек к себе с необычайной силой, но не грубо. Она не сопротивлялась. Он стоял так близко, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть в его лицо.

— Но он был? — очень тихо спросил Гидеон. — Этот ребенок?

Рейчел понимала, что ей лучше солгать, но не смогла этого сделать.

— Да, — призналась она. — Да, был.

— И ты избавилась от него?

Слова застряли у нее в горле.

— Да, — прошептала она, помолчав.

Он изумленно смотрел на нее, сжав ее запястья так, будто собирался сломать хрупкие кости. Она вздрогнула от боли.

Внезапно он резко оттолкнул ее от себя и отвернулся.

Она стояла, потирая ноющие запястья.

— Как… как ты узнал об этом?

— Это не имеет значения.

— Пожалуй, ты прав. Но… про это почти никто не знает. — Рейчел устало потерла лоб рукой. У нее кружилась голова. Она чувствовала себя измученной. — Дафни… Тоби… — Она замолчала. — Не может быть… Неужели это был Тоби?

Гидеон с мрачным видом кивнул:

— Он обещал спустить с меня шкуру. — В его словах звучала злость.

— О Боже! — Рейчел тяжело опустила плечи. — Гидеон, я не говорила ему, во всяком случае, с умыслом… я бредила. Вероятно, я сболтнула что-то, он догадался… я никогда не думала, что он…

Гидеон пожал плечами, отказываясь обсуждать дальше эту тему. Повернувшись к Рейчел, он внимательно изучал ее лицо. Небольшая складка пролегла у него между бровями, сведя их вместе, глаза были прищурены.

— Почему ты это сделала? — внезапно спросил он. — Ради всего святого, зачем ты это сделала, девочка?

Неожиданно Рейчел взорвалась; ее всю трясло от гнева и возмущения.

— А что еще я могла предпринять? Что, по-твоему, я должна была делать? — раздраженно крикнула она, бросая слова так, словно это были камни с острыми зазубренными гранями.

Он изменился в лице. Неподдельный гнев, до сих пор зажатый в тисках его железной воли, готов был выплеснуться на поверхность.

— Ты… Ничего другого я не должен был ожидать от тебя, — произнес он с горечью.

Она почувствовала себя глубоко оскорбленной. Именно этого он и добивался.

— Да как ты смеешь? Как ты смеешь? — Она бросилась к нему, дрожа от ярости, охватившей ее с такой силой, что перед ней померк страх, который не покидал ее с тех пор, как она увидела его на лестничной площадке. — Я была одна… напугана… я не знала, что делать… что я должна была предпринять? Скажи мне. Слезы текли по ее лицу, она задыхалась от рыданий. Она подняла руку и ударила его по лицу. — Скажи же, будь ты проклят!

Спокойно приняв пощечину, он сжал ее запястья и без усилий держал их, пока она сопротивлялась, пытаясь вырваться и снова ударить его.

— Что ты могла сделать? Я уже сказал тебе. Ты могла прийти ко мне.

Она перестала сопротивляться и уставилась на него широко открытыми мокрыми от слез глазами.

— Зачем? Что бы это изменило?

Он не ответил. Глядя ей в глаза, он осторожно разжал руки, словно боясь причинить ей вред своей немеренной силой, и отступил назад. Они долго молча смотрели друг на друга в тишине, изредка нарушаемой лишь потрескиванием поленьев в камине.

Рейчел покачала головой, не веря тому, что услышала.

— Ты… не хочешь ли ты сказать… не имеешь ли ты в виду?.. Ты — и я? И… ребенок? — Грубый истерический смех поднимался внутри ее. Прижав руки ко рту, Рейчел отвернулась, пытаясь сдержаться. Она запрокинула голову и крепко зажмурила веки, чтобы не дать волю слезам. — О, как великолепно! Могу себе представить! Я и цыганское отродье в повозке! О, милый родной дом! «Кушай тушеного кролика, деточка. Твой папа ушел бродить по дорогам, он скоро вернется…» — Слова перешли в исступленные рыдания. Она наклонила голову, закрыв лицо руками; плечи ее вздрагивали. — Какая глупость! Какая нелепость! Предлагать мне такое?! — Она не могла остановить слезы. Ей отчаянно хотелось повернуться и броситься в его объятия, чтобы он крепко прижал ее к себе, такой большой, сильный и уверенный. Хотя бы на мгновение! Рейчел заставила себя не двигаться, стараясь унять истерические слезы. Постепенно она успокоилась и тихо сказала: