Библия в истории европейской культуры - Геннадий Геннадьевич Пиков

частности образ космической бури. Она показывает мощь и «силу мышцы» приходящего Бога, в то же время является символом тех катастроф, которые еще ожидают мир. Любопытно, что Аввакум, в отличие от предшествующих пророков, использует в данном случае глаголы несовершенного вида, чтобы показать, что пришествие происходит прямо на его глазах. Но пророк уже доказал своему читателю, что вера есть основа бытия (3 : 17–18), ибо Бог «издревле» «святый мой» (1:12), «скала моя» (1:12), «Господь радости моей» (3:18), «Господь спасения моего» (3:18), «сила моя» (3:19).

А. П. Лопухин прав, говоря, что книга Аввакума выделяется среди остальных ветхозаветных книг не обещанием бедствий, а общим пророчеством. Действительно, это говорит об ее огромном общекультурологическом значении. Он пишет для грамотных и влиятельных людей и ссылается на предписание Бога: «И отвечал мне Господь и сказал: запиши видение и начертай ясно на скрижалях, чтобы читающий легко мог прочитать» (Авв. 2 : 2).

Жанр «видения» (λαµµα), как никакой другой, позволяет ему соблюсти необходимый баланс угроз («массà») и утешения (тефалла, молитва), осуществить высокопрофессиональный показ действенности базовой парадигмы. А общий итог сетований и размышлений пророка способствует выходу культуры на новый, более высокий уровень, предрекая то, что «избранный народ», опираясь на выработанную культурой парадигму, в состоянии возглавить другие народы (Бог «сделает ноги мои как у оленя и на высоты мои возведет меня!» – 3 : 19).

Бог и Человек в теодицее Христа

Природа дала человеку в руки оружие – интеллектуальную и моральную силу, но он может пользоваться этим оружием и в обратную сторону, поэтому человек без нравственных устоев оказывается существом самым нечестивым и диким....

(Аристотель)

Одним из «решающих исторических этапов» развития европейской цивилизации был период, который впоследствии неслучайно был назван «рубежным» и «поворотным» (переход от «старой» эры к «новой»), символизировавшим завершение «Осевого времени» на просторах Евразии.

Ближневосточный регион в это время переживал всесторонний кризис: экономический, социальный, политический, культурный и идеологический. В религиозном плане – смешение самых разных богов, ритуалов, символов, «харизматических фигур» и мистических практик. В политическом – плюрализма и интегрирования в единое космополитическое («средиземноморское», «римское») государство. В экономическом – усиление рыночных тенденций. В этическом – формирование «общечеловеческих ценностей». В эстетическом – наличие разных стилей и даже принципиальный отказ от стиля вообще. Проявлением этого кризиса стала ситуация перенаселения. «Излишки» населения выходили за пределы региона, прежде всего Палестины, и образовывали многоступенчатую внешнюю зону (диаспору, галут). Связи Земли Обетованной особенно сильны и интенсивны с районами Египта и Малой Азии. Эти районы, в свою очередь, представляют зону активного проникновения греческой и римской культур. Интервенция этих культур в зоны «диаспоры» и «Земли Обетованной» стала угрожающей самим основам еврейско-иудейской цивилизации. Теократическое государство переживало глубокий внутренний кризис уже в период эллинизации Востока. Как в любой переходный период, проявляется двоякая реакция на происходящее. С одной стороны, налицо пассивная реакция на происходящее, выражающаяся в повышении уровня социальной апатии и религиозности. С другой – обостряется национализм, и на этой основе проявляется стремление «нести истину» соседним народам (активный вариант) или уйти в «земли обетованные», которые, разумеется, надо вернуть под контроль «избранного народа». На своем «исходе» любая культура особенно много рефлексирует и все чаще упоминает о «конце истории» не столько как о достижении ее «цели», сколько о результате оторванности от «истоков», что выражается в ощущении собственной противоречивости, неорганичности и даже неестественности.

Складывание одного из евразийских «миров», естественно, сопровождалось ломкой прежних культур и деформацией «религиозных» представлений отдельных регионов. Ситуация значительно усугублялась далеко зашедшей сакрализацией общественной мысли и выстраиванием двух перспектив дальнейшего развития: в религиозной сфере политеизма, еще далеко не исчерпавшего свои резервы, и монотеизма, представленного различными синтетическими вариантами (гностицизм, неоплатонизм, иудаизм); в «философии» – идеализма и материализма. Разрушение прежнего «мира» сопровождалось либо обвинением прежних «богов», либо неверием в них. Особенно яркое отражение противостояние двух тенденций найдет в феномене первого «падения» Рима (410 г.). Решающий удар по прежнему политеизму и окончательное блестящее «оправдание» Бога будут связаны с именем Аврелия Августина и его трактатом «De civitate Dei» («О граде Божьем»). Однако уже на рубеже «эр» в наиболее проблемном районе Средиземноморья – на Ближнем Востоке – идут интенсивные духовные поиски, вырабатываются планы политических изменений и социальных преобразований во все более интернационализирующемся средиземноморском сообществе. В конечном итоге парадигма «рассеянного» этноса (на еврейском материале) будет сформулирована в Талмуде. Комплекс же идей Иоанна Крестителя – Иисуса Христа явится одним из вариантов «ответа» на сумму внутренних и внешних вызовов для «стационарного» общества.

Особое значение в этот период снова получает проблема отношения к своему «богу», который допустил разрушение прежнего порядка или не смог его предотвратить. Фактически это снова проблема теодицеи.

Поскольку проблема поисков «виновника» крушения «мира» особенно четко ставится в переходные периоды, есть смысл говорить о третьем значении самого термина как обозначении проблемы обострения зла. Именно в такое время происходит не только критика того или иного божества, но и поиски «правильного» бога, который «придет» и «спасет».

Рассмотрение новозаветной теодицеи наталкивается на известные трудности, ибо библейские книг представляют собой пример классического «нерасчлененного» текста традиционного общества. Различные сюжеты и проблемы в них не рассматриваются упорядоченно. Тем не менее сама по себе проблема настолько злободневна для времени Христа и настолько характерна для иудейской традиции, что ее вычленение вполне возможно.

Иисус Христос фактически осуществляет так называемую «реновационную» операцию по возвращению к идеям Торы. Хотя проблема теодицеи, прежде всего, аксиологическая и Христа современники воспринимали очень часто лишь как этика и софиста, он отталкивался в вопросах космологии, гносеологии и т. д. от Торы. Основные христианские принципы (единобожие / монотеизм, откровение / ревеляционизм, творение / креационизм, предопределение / провиденциализм и др.) принципиально ничем не отличаются от идей всего метарегиона. Разумеется, надо учитывать и его широчайшую эрудицию, космополитичность мировоззрения, неопределенность этнического и социального положения, несомненную харизматичность, антипатию к профессиональной философии.

Христос согласно Мф прямо употребляет термин «возрождение» (греч. Палингенезия, русск. «пакибытие») как своеобразное «творение заново» (Мф. 19 : 28; Тит 3 : 5; Рим. 8 : 19–23).

Важнейшей онтологической предпосылкой новозаветной теодицеи, связанной, разумеется, прежде всего с именем Христа, является, как и в Ветхом Завете, теоцентризм. В Послании к евреям добавляется, что «Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни сии говорил нам в Сыне» (Евр. 1 : 1,2). Для поддержания особых отношений с Богом необходимо выполнять его условия: «Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете