Кенигсмарк - Пьер Бенуа

— Её самое, господин лейтенант, — ответила Аврора.

— Прошу ваше высочество извинить меня, — сказал ошеломлённый лейтенант. — Назад! — крикнул он в то же время солдатам, с яростью отталкивая подошедших особенно близко к экипажу, — чем могу я служить вашему высочеству?

— Вот чем, — ответила великая герцогиня. — Тионвилем по-прежнему командует генерал фон Оффенбург? Не думаю, чтобы его превосходительство мог в такую ночь спать. Проводите меня к нему. Дайте мне одного из ваших людей, он сядет в автомобиль и покажет нам дорогу.

Офицер тотчас же сделал необходимое распоряжение. Он низко кланялся, сожалея, что долг службы не позволяет ему самому проводить нас.

Генерала, командующего укреплением, не было в Главной квартире. В конце концов, мы нашли его вместе со всем его штабом на вокзале. Платформы были запружены войсками, за передвижением которых он наблюдал. На площади бесчисленные орудия вырисовывались во мраке силуэтами допотопных животных. Всё это производило впечатление грубой могучей силы и невольно заставило меня вздрогнуть.

Когда ординарец доложил о прибытии великой герцогини, генерал фон Оффенбург засуетился. Очень красивый в своём длинном сером плаще с пунцовым воротником, он склонился перед Авророй, напоминая ей, что он имел честь танцевать с нею в Берлине. Но, несмотря на все старания, ему плохо удавалось скрыть изумление, причинённое ему нашим появлением в такой час и в такой обстановке.

— Не удивляйтесь особенно, генерал, — улыбаясь сказала Аврора. — Узнав о готовящихся великих событиях, я не могла усидеть в Лаутенбурге. Мне захотелось полюбоваться на наши войска на границе, вот я и приехала с моим ординарцем; лейтенант фон Гаген 7 — го гусарского полка, — прибавила она, представляя меня.

Я поклонился со всею выправкой, на какую был способен.

— Ваше Высочество, — воскликнул фон Оффенбург, — зачем направили вы ваш путь сюда! Тут нет ничего интересного, шестнадцатый корпус недвижим, как скала, он не производит никаких движений. Отчего не поехали вы в сторону Ахена?

— Да, — ответила она, — мне говорили. В сторону Ахена.

— Вы же знаете, что вся армия сосредоточивается там, — прошептал нам генерал.

— Правда, — согласилась Аврора. — Но бельгийская граница не интересует меня, в то время как я никогда не простила бы себе, если бы не взглянула на заре войны на французскую границу.

— Приветствую в Вашем лице неустрашимого полковника храбрых гусар, — любезно произнёс фон Оффенбург, целуя ей руку, — могу я быть вам чем-нибудь полезен?

— Разумеется, — ответила Аврора. — Знаете ли вы, что часовые ваши остановили меня сейчас без всякого почтения? Я попросила бы у вас конвоя, но моему Бенцу было бы слишком утомительно поспевать за вашими драгунами. Прикажите им проводить меня до конца постов и дайте мне какой-нибудь пропуск, который предохранил бы меня при возвращении от неприятностей. Скорее, уже занимается заря, а я хочу видеть, как солнце, вставая, осветит пограничный столб.

Генерал приказал подать себе пропуск.

— Вот, — сказал он, подписав его. — У вас ещё есть время. До Вильерю, во Франции, два километра от пограничных столбов, а отсюда до них не больше двадцати километров. Вы будете там через полчаса. Но не рассчитывайте увидеть французских солдат. Правительство их приказало им отступить на два лье от границы, чтобы избегнуть всякой нечаянности, могущей повлечь за собой войну, — с грубым смехом заключил он.

Окружённые полувзводом драгун, торжественно выехали мы из Тионвиля, сделав два километра по дороге в Оден-ле-Роман.

— Они чрезвычайно милы, — шепнула мне великая герцогиня на ухо, — но, в конце концов, они могут надоесть. — И она дала автомобилю полный ход.

Позади, в начинающем брезжить рассвете, отставшие драгуны совершенно исчезли через минуту на чёрной дороге.

Холодный утренний ветерок обдувал мне виски. Глубокое волнение охватило меня и, честное слово, в этот миг я не думал больше об этой женщине, для которой я готов был пожертвовать всем и с которой я скоро должен был навсегда расстаться. Я смотрел на холмы, один за другим выступавшие передо мной из мрака. Сознание изумительной странности моего возвращения на родину уступило место чувству более сильному и острому.

Чувство это достигло высшей степени, когда, остановив автомобиль так внезапно, что я чуть не вылетел из него, великая герцогиня без единого слова указала мне на пограничный столб, направо от дороги, в десяти шагах от нас.

В два метра высоты, с чёрною и белою правою стороною, с синею, белою и красною левою, он произвёл на меня в эту минуту потрясающее впечатление.

Я взглянул на великую герцогиню и испытал несказанное счастье, увидев волнение на этом замкнутом лице.

Ещё не совсем рассвело. Автомобиль двигался очень тихо. Казалось, Аврора хотела дать мне возможность рассмотреть мимоходом ночные цветочки, колеблемые ветром по краям оврагов.

И вдруг я схватил мою спутницу за руку. Автомобиль остановился. На верхушке холма, поднимавшегося над дорогой, на фоне тёмного неба появился неподвижный всадник.

То был французский драгун. Можно было различить его жёлтую каску и красно-белый значок на копье. За ним показался другой, потом третий, потом десять, двадцать, и они лёгким галопом двинулись нам навстречу.

— На этот раз, — улыбаясь сказала Аврора, — объясняться придётся вам.

Впереди ехал офицер. То был высокий молодой человек, смуглый и бледный. Чешуя от каски золотой чертой перерезывала его чёрные усы. Он отдал нам честь саблей и спросил наш пропуск.

— Милостивый государь, — ответила великая герцогиня, — я предпочитаю сразу же сознаться вам, что у меня нет ничего подобного, ибо я сомневаюсь, чтобы вы могли удовольствоваться вот этой бумагой, выданной мне германским генералом в Тионвиле, — добавила она, протягивая пропуск фон Оффенбурга.

Молодой лейтенант сделал жест, выражавший, что при данных обстоятельствах шутки не уместны.

— Милостивый государь, — продолжала Аврора, взглядом убедившись в моей полной неспособности дать какие бы то ни было объяснения, — есть вещи, которые слишком долго было бы объяснять на дороге, из автомобиля — верховому. Вот факты: я великая герцогиня Лаутенбург-Детмольдская. Г. Виньерт, мой спутник, — французский офицер, лейтенант, как и вы. Я не знаю, арестовывают ли уже во Франции немецких офицеров. Во всяком случае, в Германии со вчерашнего дня принимают такую предосторожность по отношению к французам. Г. Виньерта хотели арестовать; я привезла его к вам. Вот и всё.

И, словно преисполнившись жалостью к необычайному изумлению, отразившемуся на чертах драгуна, она прибавила: