Значит, я умерла - Хилари Дэвидсон

уместился целый океан горя, тоски и боли, так что слезы невольно навернулись мне на глаза. Я поняла – если держать дверь запертой, как велела когда-то мама, то волшебство свершится и мама в один прекрасный день вернется.

– Я тоже скучаю по ней, – сказала я.

Тедди опустил голову так низко, что подбородок уткнулся в грудную клетку, а потом стукнулся макушкой о дверь.

– Осторожнее. – Я положила ладонь на его макушку. Черные волосы были гладкими и мягкими, как шелковый занавес. – Не надо так, ладно?

– А когда ты умрешь, Ди?

– Еще очень нескоро, – ответила я.

– А папа?

– И папа тоже. – Я понадеялась, что Тедди не заметил отсутствия у меня энтузиазма по поводу долгой жизни его отца, и раскинула руки. – Обнимемся?

Он бросился мне на грудь и уткнулся мордашкой в шею. Мне так много хотелось ему сказать, но он был еще слишком мал. Поэтому мы просто сидели обнявшись довольно долго.

– Это очень плохо? – спросил вдруг Тедди.

– Что – плохо?

– Если мы зайдем в комнату к маме?

– Нет, милый. Конечно, нет.

Я почувствовала себя демоном, соблазняющим трехлетнего ребенка нарушить запрет и войти в комнату матери, но мне самой страшно хотелось заглянуть туда хоть одним глазком. Нет, я не ожидала обнаружить там ключ ко всем тайнам. Но если я в чем-то и убедилась за последние дни, так это в том, что знала свою сестру вовсе не так хорошо, как мне казалось. Меня обмануло сияние совершенства, окружавшее ее на каждом шагу. Оно не просто затмило в моих глазах все недостатки сестры; нет, я вообще не замечала, что они у нее есть.

Я встала и распахнула дверь. Повеяло знакомым цветочным ароматом. Комната Каро оказалась настолько же дамской, насколько комната Тео – мужской: утопающая в подушках и подушечках кровать с бархатистым покрывалом, пара кресел, обитых бледно-розовым бархатом, деревянные шкафчики и столики, расписанные цветами. Странно, но эта спальня сразу напомнила мне комнату сестры в детстве. Приглядевшись, я поняла, что кресла те самые, купленные когда-то матерью на блошином рынке, только обтянутые заново дорогой материей. Комод, разрисованный вьюнками и розовыми цветочками, был тоже прямо из детства. Но почему-то знакомые вещи не успокаивали, а, наоборот, вселяли тревогу. Не исключено, что я далеко зашла в отрицании своего детства, поселившись вместо розовой девичьей спаленки в мрачной темно-зеленой конуре, которую сама называла застенком, но то, что Каро так любовно воссоздала комнату своего детства в этом богатом доме, показалось мне нездоровым.

Повсюду в комнате стояли фотографии в узорчатых рамках, на стенах висели таблички. Одна была от мэрии Нью-Йорка, другая – от «Гражданского общества Диотима». Последняя выглядела особенно впечатляюще: на черной лакированной поверхности серебряная гравировка с изображением разбитой колонны, возле которой замерла женщина. На столе под табличкой лежал ежедневник Каро. Я пролистала его, но ничего необычного не обнаружила.

Тедди стоял в дверях и круглыми, как блюдца, глазами осматривал комнату.

– Все как было, – прошептал он.

– А ты думал, в маминой комнате что-то поменялось? – спросила я.

– Наверное…

Я обыскивала комнату сестры неловко, как начинающий квартирный вор. Никаких дневников, конечно, не обнаружилось. Впрочем, я и не ожидала: в жизни ничего не бывает так просто. Но обыскать громадную, точно пещера, гардеробную сестры, где та хранила впечатляющий запас бальных платьев, оказалось вовсе не так трудно, как представлялось сначала. Вскоре под полкой для туфель я нашла Библию. Она была полна разных клочков бумаги. Я вцепилась в них, как в выигрышные лотерейные билеты. У нас дома все важное всегда клали в Библию. Первый вкладыш представлял собой карточку из плотной белой бумаги с золотым обрезом. На нем элегантным курсивом было написано следующее:

«Неопытность застилает твой взор, – ответил мистер Рочестер. – Все, что здесь есть, ты видишь через ее волшебную пелену и потому не различаешь, что позолота – на самом деле плесень, а шелковые занавеси – паутина; что мрамор не мрамор, а грубый сланец, а полированное дерево – груда щепок и шероховатая кора».

Принимая решение остаться, ты становишься соучастником преступления.

Цитату из «Джейн Эйр» я узнала сразу, потому что сестра заставила меня прочитать эту книгу. Но от нижней строчки у меня буквально перехватило дыхание. Карточка была без подписи и без даты, но я сразу решила, что она от Тео. Таблицы, полученные мной от Каро, яснее ясного говорили о том, что с семейным бизнесом Трэкстонов не все так просто. Бен прямым текстом сказал, что эта семейка отмывает деньги через свои отели. Какое еще преступление мог иметь в виду Тео, если не это? И при этом получается, что он – единственный Трэкстон, который не вовлечен в криминальную деятельность семейства?

– Ты тоже его ищешь, тетя Ди? – спросил вдруг Тео.

– Кого – его?

– Тайник.

– У мамы был тайник?

Я положила Библию на место и только тут поняла, что под ней было еще кое-что: небольшой кожаный футляр с надписью «Картье», выдавленной на крышке. Внутри оказались платиновые серьги: усыпанные бриллиантами морды пантер, несмотря на свою крошечность, на удивление свирепо глядели щелками изумрудных глаз. Рядом была записка на полоске бумаги примерно такого размера, какие обычно кладут в печенья с предсказаниями; только почерк другой, судорожный и неразборчивый.

«Знаю, Кэролайн, что ты ненавидишь все экстравагантное, но я не удержался. Я очень горжусь тобой и твоими достижениями. Тот день, когда ты вошла в нашу семью, стал самым счастливым для нас. С неизменной любовью, Теодор».

В гардеробную вбежал Тедди, и я инстинктивно захлопнула коробочку и сунула ее назад, на полку.

– Ты его нашла?

Я огляделась, ожидая увидеть альков, скрытый между платьями, туфлями и шляпными коробками.

– Где он?

– Здесь. – Тедди показал на комод, стоявший внутри гардеробной.

– В ящике?

– Да нет же, – сердито воскликнул племянник. – Сзади.

Комод показался мне чересчур тяжелым, я не могла сдвинуть такой с места.

– Потяни за него. – И он протянул ручонки к верней крышке, но не достал. – Тяни.

Я открыла ящик.

– Вытащи совсем, – настаивал Тедди.

Я вынула ящик из комода.

– Видишь? – не успокаивался мальчик.

Я нагнулась и заглянула внутрь. Комод оказался без задней стенки. Вместо нее я увидела сейф.

– А ты знаешь код? – спросила я у племянника, чувствуя всю глубину своего нового падения: до чего же я докатилась, раз вымогаю подсказки у невинного ребенка…

– Мама говорила, это секрет.

Я попробовала день рождения Каро, потом Тедди, потом наших родителей и, наконец, свой. Ничего не сработало.

– Ланч готов! – услышала я зов Глории снизу. – Налетай на сыр, пока не остыл!

Тедди тут