Ночь чужих туманов - Александр Александрович Тамоников

Каждую ночь Дворянин в одиночестве являлся в развалины. Впрочем, конечно же, за ним следили, а еще он был строго-настрого предупрежден. «Не вздумай выкидывать никаких бандитских фокусов, — напутствовал Дворянина Терко. — Для твоего же блага! А то ведь и пристрелить можем в случае чего! Закон нам предоставляет такое право».

Сломленный морально Дворянин все прекрасно понял и никаких фокусов — ни бандитских, ни иных прочих — не выкидывал. Каждую ночь он смиренно являлся в развалины и ждал.

И дождался. На пятую по счету ночь ожидания к нему подошли двое. Подошли в начале второго ночи. Это были Ботаник и Философ. Они долго не решались приблизиться к Дворянину, хоть и сразу же увидели его силуэт посреди развалин. Но Ботаник и Философ были осторожными и опытными людьми, и потому они целых полтора часа вели за Дворянином скрытое наблюдение. Как он себя ведет, не нервничает ли, не подходят ли к нему посторонние люди — все это интересовало Ботаника и Философа в первую очередь. Они бы, наверное, наблюдали за Дворянином и дольше, но диверсанты торопились. Ведь не исключено было, что та самая погоня, которая следовала за ними с самого Нижнего Тагила, вдруг вновь объявится, и что тогда? А тогда все пойдет прахом. Они не выполнят задания и, может статься, погибнут сами. Значит, надо торопиться. Потому-то Ботаник и Философ и подошли к Дворянину — в первую же ночь своего появления в Нижней Туре.

— Закурить не найдется? — спросил Ботаник у Дворянина.

Дворянин не спеша достал пачку сигарет и протянул ее Ботанику. Ботанику, разумеется, сигарета была без надобности, ему нужно было совсем другое.

— Холодновато сегодня, — сказал Ботаник. — Говорят, зима в нынешнем году будет лютая. Пятьдесят градусов!

Это были не просто слова, это был пароль.

— А я слышал, что, наоборот, зима будет теплой. Даже, можно сказать, жаркой, причем такой жаркой, что уже в январе распустятся подснежники.

И это также были не просто сами по себе слова, а отзыв на пароль.

— Дворянин? — спросил Ботаник.

— Он самый, — ответил Дворянин. — А вас что же — двое? Говорили, что будет четверо…

— Нас двое! — отрезал Ботаник. — У тебя все готово?

— Конечно, — ответил Дворянин. — Два гранатомета и по три выстрела к каждому из них. Этого хватит.

— Где они? — спросил Ботаник.

— Тут, неподалеку, — ответил Дворянин. — Не дома же мне их хранить! Здесь самое подходящее место. Людей нет, только ночные птицы.

Опять же, последние слова были не просто словами, а сигналом к действию. Сигналом для спецназовцев, которые притаились в развалинах. Спецназовцев было четверо — по одному на каждого предполагаемого диверсанта. В общем, вполне подходящая арифметика — особенно если действовать внезапно. Ну а когда в ходе разговора Дворянина с диверсантами выяснилось, что диверсантов на самом деле лишь двое, то, таким образом, спецназовская арифметика и вовсе превратилась в детскую задачку.

…Когда Ботаник и Философ были обезврежены, Дубко связался по рации с Богдановым.

— Как вы там — живы? — спросил Дубко. — Где вы сейчас? Может, чем-то подсобить?

— Уже не надо, — ответил Богданов.

— Вот, значит, как, — сказал Дубко. — Гордые, да? Ну тогда похвастайтесь уловом.

— Да улов, в общем, невелик, — сказал Богданов. — Всего-то два карася, пойманных в таежной речке.

— Ну тогда прибавьте к ним двух наших карасей, — сказал Дубко.

— Добрались, значит, наши туристы до места, — сказал на это Богданов. — И попали в сети. Что, не сильно трепыхались?

— Так, самую малость, — ответил Дубко. — А у вас?

— Да и у нас не так чтобы… Все в пределах нормы.

— Вот и чудно. Два плюс два — в итоге получается четыре.

Эпилог

В кабинете находились двое — генерал Мейсон и его помощник Гудман. Генерал был вне себя — это было видно по всему. Гудману никогда еще не приходилось видеть своего шефа таким злым.

— Ну, и что вы скажете, Гудман? — скрипучим голосом произнес генерал. — Вот передо мной куча газет. Плюс радио и телевизор. Плюс наши специальные источники информации. И нигде, вы слышите, Гудман, нигде ни слова не сказано о чрезвычайном происшествии в Уральских горах! Сплошная тишь и благодать! Обо всем говорят и пишут, но только не об Уральских горах! И вот я вас хочу спросить — почему так? Молчите? Тогда отвечу я сам. Это, Гудман, не просто молчание, это красноречивый признак того, что та операция, которую вы разрабатывали и за которую несете ответственность, провалена! Где ваша агентура, где ваши хваленые специалисты, коих вы столь лирично назвали «призраками»? Их нет! Они не подают никаких признаков жизни! И знаете, что это означает? А означает это, что их, как боевых единиц, нет! Они либо убиты, либо, что еще хуже, арестованы! И вы знаете, что последует вслед за этим — как в международном масштабе, так и в вашей личной карьере? Вы не догадываетесь?

Генерал Мейсон выдохся и умолк. Гудман слушал монолог генерала, не перебивая и не переча ему. И только когда Мейсон умолк, Гудман осмелился возразить:

— Бывает, что даже тщательно разработанная операция срывается из-за того, что выполняют ее нерадивые сотрудники.

— Ах, вот вы как считаете! — вновь взвился генерал Мейсон. — Значит, все дело в бестолковых исполнителях? Не в вас лично, а в этих ваших «призраках»? А вы, стало быть, никакой ответственности не несете?

— Ну почему же… — начал Гудман, но генерал его перебил:

— Все, ступайте! Не желаю вас больше видеть! И будьте готовы к изменениям в вашей жизни! Думаю, место бармена в каком-нибудь захудалом техасском баре вам с вашими способностями подойдет как нельзя лучше! И считайте, что вы еще легко отделались!

Гудман вышел. Генерал подошел к столу и сбросил с него на пол кипу всевозможных газет, в которых ни полслова не говорилось ни о каких Уральских горах. Он был зол. Он был очень зол — как еще никогда в жизни.

…Богданов и его группа отбывали из Нижней Туры. Им выделили специальный автобус, на котором они должны были добраться до Свердловска, а оттуда на самолете до Москвы. Наскоро попрощались с Башмаковым, Русаковым и Кашиным. Отдельно попрощались с Сохатым и его собаками.

— Замечательный ты парень! — сказал Малой Сохатому. — А уж твои псы — так и вовсе… Послушай, замечательный парень! А не присоединиться ли тебе к нашей компании? Хочешь быть спецназовцем? Мы бы составили тебе протекцию…

— Нет, не хочу, — ответил Сохатый.

— Вот как?! — удивился Малой. — А почему? Помотался бы по свету, увидел бы мир. Ну,