Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

Отец Феопемт прекратил возиться с посудой, перекрестился, опустился на стул, замолчал и задумался.

— Ежели не ошибаюсь, — проговорил Орловский, — мученическая кончина епископа Гермогена была предречена отцом Иоанном Кронштадтским.

— Совершенно верно, отче Иоанн писал ему в 1906 году: «Вы в подвиге; Господь отверзает небо, как архидиакону Стефану, и благословляет Вас». А сбылось так. В апреле на Страстную неделю владыку арестовали и отправили в екатеринбургскую тюрьму. В мае приехала туда делегация от епархиального съезда ходатайствовать перед совдепом об его освобождении. Большевики потребовали выкуп в сто тысяч рублей, которые собрало екатеринбургское купечество. После того как делегация вручила деньги красным, ее тоже арестовали и отправили в Тюмень вместе с епископом Гермогеном, чтобы потом судить всех в Тобольске. Для следования туда их погрузили на пароход «Петроград», но, узнав, что белые взяли Тобольск, решили немедленно расправиться с узниками.

Иеромонах, перекрестившись, снова замолчал. Сидел, глядя на огонек керосиновой лампы, колеблющийся под мутным стеклом от ледяного сквозняка, пробивающегося через щели в окнах. Потом закончил:

— В ночь с 15 на 16 июня арестантов вывели на палубу, раздевали, связывали руки и сбрасывали в воду. Его преосвященству издевательски остригли волосы. Владыко громко молился за мучителей и благословлял их. Сорвали с него рясу, подрясник, скрутили руки. Комиссар приказал: «Заткнуть ему хайло!» Разбили кулаками владыке лицо, привязали на шею двухпудовый камень и сбросили в реку Туру…

Стали пить чай, отец Феопемт грел руки, прикладывая их к бокам горячего самовара. Образы смертей священномучеников не оставляли его, он смотрел в одну точку, на помаргивающий огонек лампы, словно лампады в длинном тоннеле, уводящим в селения праведные.

— А епископ Макарий Вяземский, — наконец, не выдержал он, чтобы и о том не рассказать, — помните ли, в 1915 году в Петрограде был избран в Совет Монархических Съездов. Из-за этого после февральского переворота его преследовали, и наше руководство отправило владыку подальше на покой в смоленский монастырь. В январе же этого года его преосвященство перевели в Свято-Духовский монастырь города Вязьмы Смоленской губернии. Там большевики подослали к нему наемных убийц, но те на паперти поссорились, подрались и одного своего убили. Владыка, осведомленный о происшедшем, с паперти произнес одну из его самых сильных по глубине чувств и мысли проповедей, которая произвела на всех потрясающее и неизгладимое впечатление.

— Я помню, батюшка, что митрополит Мануил (Лемешевский) называл епископа Макария «прекрасным проповедником, оратором и администратором».

— Да-да, поэтому вяземский монастырский храм стал заполняться молящимися. В конце августа владыку арестовали за «организацию белогвардейского восстания». В начале сентября осудили его и повезли в солдатской одежде, остриженным, без бороды расстреливать в пустынное место под Смоленском. От глумления и побоев следы у владыки были по лицу и всему телу.

Снова молчал иеромонах, крестился. Заключил рассказ:

— Смертников было четырнадцать. Их выстроили спинами к длинной свежевырытой могиле. Владыка стоял в конце шеренги с четками в руках и молился за каждого, к кому палач подходил с револьвером. Чекист стрелял в лоб, и тело падало в яму. Когда принимал смерть слабодушный, начинал стенать, владыка выступал из строя, и чекисты не возражали, чтобы было меньше шума. Владыко Макарий подходил к человеку, благословлял, проникновенно произнося: «С миром отыди…» Его застрелили последним.

Давила стылая тишина в неприютной, долго не отапливаемой квартире, куда отец Феопемт, судя по покрытой чехлами мебели, вернулся лишь недавно. Орловский вспоминал, как у него дома рассказывал о московских расстрелах кавалергард Повсюду было одно и то же: если стоял среди смертников священник, то был примером и отечески помогал уйти в жизнь вечную. Подвижнически переживала распятие Святая Русь на своей Голгофе.

Потом они с батюшкой от мучеников отвлеклись, Орловский заговорил о бесах, попрыгунчиках Гроба.

Выслушав его, отец Феопемт стал объяснять:

— Связь человека с землей обозначается Священным писанием, например, во фразе, которую можно так перевести на русский: «Всяк человек — земля есть и в землю отыидет». Все другое от лукавого. Связь же у попрыгунчиков между подражанием демонам-полевикам, девке-полуднице с исповеданием уже языческой веры в Мать-Сыру-Землю может идти от «опахивания». Прибегают к этому колдовству бабы, чтобы уберечь свою деревню от тифа, других эпидемий, а скот — от заноса чумы и тому подобного. Для того якобы необходимо оградить селение со всех сторон поясом земли, вырезанным сохою в ширину сошника и глубиной не менее трех вершков.

— Сейчас такое может быть популярно из-за свирепствующего по России сыпняка.

— Безусловно. Тем более, производят обряд только женщины, которых из-за войн в деревнях теперь избыток. Классически требуется для «опахивания» девять девок и трое вдов. К полуночи они собираются за околицей, раздеваются до исподних рубашек, бабы повязывают головы белыми платками, девицы распускают волосы наподобие русалок.

— Приблизительно так рассказывают о внешнем виде «полудницы», действующей с Гробом в Петрограде,

Батюшка усмехнулся:

— Да я вам сразу скажу, что, скорее всего, это Нила Полевая. Она бывшая вагоновожатая, пристроилась к воровской шайке, ходила ко мне на Разъезжую, желая отмолить грехи. Кличка ее в уголовных кругах Полёвка, от этого, возможно, Гроб и придумал, чтобы его банда изображала из себя полевиков. Ну, а Ниле (она прекрасная плясунья, певунья, вещунья, что хотите) в самый раз исполнять роль полудницы. Это тоже не случайно. В христианских молитвах есть упоминание о «бесе полуденном», он смущает, искушает праведников именно в полдень. Отсюда и стремление попрыгунчиков для пущей жути оморачивать, умерщвлять людей именно в районе полудня.

— Так что же «опахивание», отец Феопемт?

— Этот колдовской обряд называется также «гонять смерть». За околицей на вдову надевают тайком унесенный хомут и впрягают ее в оглобли — обжи сохи. Причем, самое предпочтительное, чтобы та была беременной, а правила ею старая дева. Замужние бабы не всегда допускаются — они «нечистые» для такого обряда. Вот «пахарка» берется за рукоятки и начинает за идущей «лошадью» косым лемехом разрывать и бороздить землю. Они намечают «продух», из которого предполагается выход целебной земляной силы, устрашающей саму смерть. Другие идут за сохой с кольями, палками, со сковородами, заслонками и чугунами. У девиц в руках — косы, в которые они беспрерывно звонят.

Орловский закивал головой.

— Все сходится. Попрыгунчики тоже диким шумом пытаются подавить волю жертв.

— Кроме этого, женщины поют с неистовым рвением что-то вроде: «Смерть, выйди вон, выйди с нашего села, изо всякого двора! Устрашись — посмотри: где ж это видано, косят девушки, а пашут вдовушки? Мы огнем тебя сожжем, кочергой загребем, помелом заметем, чтобы ты, смерть, не ходила, люд ей не морила».

— Исходя из рассказанного