Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский

и удалось Самуилу Ефимовичу выведать у Ахановского о столь «родных» ему обстоятельствах. И если Могелю-Ванбергу грозило за преступление (и сегодня даже) судебное наказание, то и жертвы антрепренера Целлера должны же были мечтать расправиться с ним. Это был отличный материал для шантажа столь видного лица ПетроЧеКи, попавшего туда во многом из-за того, что был милиционером при «временных».

Второе сообщение Могеля явилось для Орловского удручающим. Самуил Ефимович, встречавшийся с Бартелсом в разных укромных местах, на днях после встречи с ним решил провериться по агентурной привычке — понаблюдать, уйдет ли Вальтер без «хвоста». После мимолетного свидания на Николаевском вокзале, где они, сев на одну лавочку, под прикрытием газетных листов обменялись конвертами, Могель устремился вслед немцу.

Бартелс вышел из вокзала и направился к Невскому, то бишь проспекту 25 октября. По нему немец, помахивая своей тростью с залежами донесений, устремился к Александро-Невской лавре.

Вальтер вошел в собор и остановился перед иконами в левом приделе, изображая молитвенное состояние. В храме не было службы, малолюдная церковь далеко просматривалась. Вскоре Мотель увидел, что зашедшая в церковь дама направилась в сторону Бартелса и, остановившись с ним рядом, поставила свечу перед иконой. Опытнейший Мотель сумел заметить, что женщина ухитрилась при этом сунуть немцу конверт таким же образом, как он только что на вокзале.

Это была Мура Бенкендорф… Мотель отлично описал ее манто, белые пуховые берет и шарф, лицо Прекрасной Дамы. Вот был сюрприз так сюрприз!

Орловский глядел в приоткрытую печку, помешивая в ней кочергой, продолжая осознавать происшедшее. Он нашел теперь объяснение странному вопросу Муры на их последнем свидании, не назвал ли Петерс ее «немецкой шпионкой».

«Как это совмещалось с ее бурным романом с главой «самого шпионского» заговора джентльменов Локкарта? — думал он. — Куда смотрел Брюс и талантливейший Сидней?.. Впрочем, а куда сейчас смотрю я? — осекал Орловский себя, но тут же отвлекался на бревно в глазу ближнего. — Ежели Мура давно работает на немецкую разведку, сколько усилий британцев пошло прахом. Да взять хотя бы и этот «заговор». Через графиню немцы контролировали его дополнительным образом, подсказывая своим «брестским» друзьям через очередного контрразведчика вроде Блюмкина».

Он хорошо знал о жестокой войне и на чужой территории германской и британской разведок. Например, однажды на явку Сухаревского магазина Тиграна прибыли четверо курьеров Хилла, бежавших с Украины, где их едва не перестреляли немцы. Хилл дал им адрес главного конспиративного центра секретной германской службы в Москве. Украинцы-курьеры ночью забросали этот дом зажигательными бомбами, разрушив его вместе со спящими от крыши до подвала.

Орловский, боровшийся с немцами и на фронте, и в императорской контрразведке, был их рьяным противником до начала Гражданской войны. Однако в последнее время он видел, что союзническая Антанта была больше озабочена тем, чтобы использовать любую Россию для своей победы над германцами в Великой войне, чем свержением в ней большевизма. Как и каждый имперский патриот, Орловский не мог забыть, что деньги немецкого генштаба, его поддержка ленинцев во многом обусловили октябрьский переворот. Но как контрразведчик он знал, например, и тот факт, что французы тоже экономически помогали эсерам, входившим в правительство Керенского.

Ему очень не нравилось, что в период «брестских» отношений советские и немцы во многих вопросах шли рука об руку. Однако монархист Орловский вообще плохо переваривал республиканскую Францию, англичан, почти ни во что не ставящих своих королей. Союзники, в придачу с совершенно расхристанными америкашками, уже отчетливо понимал он, ежели и помогут Деникину на юге, Колчаку на востоке, Миллеру на севере победить, то никак не для восстановления самодержавия. Зато резидент прекрасно знал итоговый документ проходивших в начале октября в Пскове заседаний представителей русского офицерства и германского командования по условиям формирования русской добровольческой армии, самый «монархический» пункт которого гласил, в крайнем отличие от «непредрешенческих» деклараций деникинцев, колчаковцев и белых в Архангельске: «Армия по окончании формирования приводится к присяге Законному Царю и Русскому Государству».

Не «сбылась» эта Северо-Западная армия царского кроя лишь из-за революции, разразившейся в ноябре в России и в кайзеровской Германии.

Вот поэтому с некоторых пор Орловский приглядывался к петроградскому резиденту немецкой разведки Бартелсу больше не как к врагу, а как к возможному новому союзнику. Дело в том, что и заговорщицкая организация «Анонимный Центр» среди деникинцев, в которую Орловский входил, предполагала использовать помощь Германии в восстановлении монархии в России. Ее легальной политической базой был монархический Союз русских национальных общин.

«Центр» предполагал сменить начальника штаба Деникина генерала Романовского, заслужившего прозвище «социалист», на своего человека, а при необходимости сместить и февралиста Антона Ивановича. Давнишний шеф Орловского генерал Батюшин входил в Совет организации, имевшей филиалы, занимавшиеся дислокацией добровольцев, и в провозглашенном заговорщиками правительстве должен был получить портфель министра внутренних дел. Наряду с ним в руководство «Анонимного Центра» входили или его Совету помогали авторитетнейшие генералы Драгомиров-младший, Кутепов, Тимановс-кий, Май-Маевский, Врангель, Юзефович, Слащев, адмиралы Ненюков, Бубнов.

Однако все же то, что графиня Бенкендорф оказалась немецкой агенткой, было для Орловского больше неприятностью, потому что теперь она обманывала не Локкарта, а его. И как бы ни сложились будущие отношения белых монархистов с немцами, ему Муре нельзя было доверять, потому что «не уставала» работать она на государство, с которым годы воевала Россия. Выходило, что графиня при любых обстоятельствах больше оставалась «бенкендорфихой», нежели патриоткой своей Родины. Немцы могли понадобиться русским монархистам лишь для замены либеральной Антанты временными союзниками, в этом случае их разведке можно было помогать, как пока сотрудничал Орловский с французами и англичанами. Мура же, очевидно, была на стороне немцев давно.

Для того чтобы вникнуть во все это, так сказать, предметно, Орловский и пригласил сегодня Муру к себе домой. Он пожарче топил печку, потому как графиня останется ночевать. Она любила нагишом прогуливаться по комнатам, чего лишилась в своем закутке у генерала Мосолова.

Когда Орловский подбрасывал в печь очередное полено, он вспомнил ее высокую мощную грудь, лиру бедер, округлость живота, которые она несла с удивительной грацией балерины, «располагала» их, как опытная натурщица перед художником. А, подумав об этом, сокрушенно вспомнил и бессмысленный вопрос, который задал себе в начале этих размышлений: куда сейчас смотрю я?

* * *

Мура явилась в том низко, лихо сидящим пуховом берете, в котором ее заприметил Могель в лавре. Она уже по-свойски скинула на вешалку шубу в передней, сразу прошла к изразцам печки, выходящей в столовую, и прижалась к их теплу грудью, щекой и ладонями.

Орловский подошел сзади, обнял за бюст и поцеловал в край губ. Уж,