Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2019 - Коллектив авторов

li. Познание и движение ведут к продолжению бытия.

lii. Изоляция стремится к остановке, к искажению языка, на котором говорит существо, действуя в пространстве-времени.

liii. Противоречия бездейственны.

liv. Познаваемо лишь событие, факт.

lv. Бездейственное несобытийно.

lvi. Желание быть не есть действие.

lvii. Все события случайны, т. к. не имеют начала.

lviii. Бытие бесконечно выбирает себя, следовательно, не имеет свободы действия.

lix. Познание есть желание слушать говорящее, не прерывая его на полуслове.

lx. Ничто не может быть досказано.

lxi. Чем больше говорится в пространстве-времени, тем больше Бытие сознает себя.

lxii. Сказанное занимает место в пространстве-времени.

lxiii. Сказанное постижимо в своем движении.

lxiv. Сказано лишь то, что имеет смысл, содержит продолжение.

lxv. Бессмысленное не может быть сказано, оно суть – молчание, остановка.

lxvi. Бытие суть непостижимость фактов.

lxvii. Говорящее говорит на своем языке.

lxviii. Бытие суть событие.

lxix. Событие вмещает все возможные образы действий.

lxx. Событие не может не происходить.

lxxi. Событие не может произойти.

lxxii. Бытие содержит в себе событие как неисполнившееся намерение.

lxxiii. Событие не имеет места.

lxxiv. Место не имеет положения.

lxxv. Небытие восходит из бытия.

lxxvi. Небытие суть нежелание.

lxxvii. Язык Бытия событиен, как одна из бессчётных возможностей.

lxxviii. Перевод с чужого языка есть движение в пространстве-времени.

lxxix. Перевод суть познание.

lxxx. Перевод с языка звезды питает жизнь.

lxxxi. Бытие не есть жизнь.

lxxxii. Жизнь в Бытии конечна.

lxxxiii. Желание не есть выбор.

lxxxiv. Дерево говорит со звездой на языке дерева.

lxxxv. Язык звезды понятен планетам.

lxxxvi. Разум монологичен.

lxxxvii. Разум конечен, но подчинен желанию быть.

lxxxviii. Разум – одно из массы событий.

lxxxix. Вселенная – одно из событий.

xc. Вселенная может умереть, как клетка в живом организме.

xci. Неживая вселенная продолжается в Бытии.

xcii. Неживая вселенная остается событием.

xciii. Жизнь может и не быть.

xciv. Бытие не может не быть, о чем говорят сами слова.

xcv. Небытие может и быть.

xcvi. Быть не до́лжно ничему.

xcvii. Случайность есть действие без выбора.

xcviii. Существо не свободно в Бытии.

xcix. Бытие не свободно от себя.

c. Свобода есть отсутствие событий.

ci. Существовать не значит мыслить.

cii. Существование Бытия не может быть доказано, т. к. к нему не ведет ни одно событие.

ciii. Бытие Бога – мысль.

civ. Вера вынуждает к желанию.

cv. Вера – потребность небытия.

cvi. Бытие – факт, не требующий подтверждений.

cvii. Разум способен на высказывание – жизнь.

cviii. Понятое другим высказывание есть чувство.

cix. Чувство к жизни – наполнение себя другим.

cx. Чувство желает быть понятым.

cxi. Желание быть – не чувство, но необходимость.

cxii. Любовь – не чувство.

cxiii. Любовь случайна и конечна, как и всякий язык.

cxiv. Любовь – канун катастрофы.

cxv. Любовь – нечаянность счастья.

cxvi. Любовь не есть любовь к жизни.

cxvii. Любовь – существо.

Май 2018

Примечание:

К. С. Фарай (1971 г.р.) – поэт, переводчик, живет в Москве. Печатался в журналах «Арион», «Урал», «Крещатик», «Комментарии», «Плавучий мост» и др. Опубликовал 9 поэтических книг, собрание переводов Т. С. Элиота и Э. Паунда, стихи и поэмы Джима Моррисона, с 1999 по 2001 выпускал сетевой поэтический журнал «Лимб», в настоящее время – редактор и соиздатель античной серии изд-ва «Русский Гулливер».

Эссеистика, критика, рецензии

Николай Болдырев

Изгнание в язык

Отравление

1

Я хотел бы пойти дальше в попытке понять существо мировоззренческого замешательства Виктора Сосноры, выраженного в его беседах с Овсянниковым. На первый взгляд, позиция Сосноры вполне понятна и вполне традиционна: он настаивает на приоритете чистой формы. Мол, настоящие стихи вырастают из звуков и слов, а не из смыслов и переживаний. Это популярнейшая точка зрения достигла пика на стыке девятнадцатого и двадцатого веков. Малларме говорил, что стихи делаются из слов, а не чувств, известна формула Гофмансталя: «Слова – это всё» или: «Из жизни в поэзию нет никакой дороги». Восходит это к известной формуле идеалистической философии, что «форма – это наивысшее содержание». Пожалуй, тоньше других выговаривал эту теорию-интуицию Готфрид Бенн: «Поэзия начинается только там, где появляется форма, делающая содержание автохтонным, несущая его в себе и при помощи слов творящая свою магию». Или еще более категорично: «Слово в поэзии – фаллос духа, укорененный в центре мироздания». Едва ли не предельное из всех возможных возвышение поэтического занятия. Какой дух может быть укоренен в центре универсума? Выходит бог в квадрате. В общем и целом эта теория нынче объединяет большинство поэтов в этакий сакральный орден, где избранники Слова творят божественный секс. Словесный тантризм. Каким образом тот или иной человек причастен к сакральному словесному эротизму? Неведомо, ибо поэзия не нарождается ни из мировоззрения, ни из переживаний, ни из мыслей, ни из чувств, ни вообще из какого-либо содержания, о котором Соснора говорит неизменно с «аристократическим» отвращением. Поэт вынужден соприкасаться с содержанием жизни, поскольку слова уже захватаны прагматиками всех мастей, позитивистами и лунатиками. Но эта связь хаотична, случайна, не субстанциональна, не онтологична. Разумеется, Николай Алексеевич Некрасов и Евгений Евтушенко писали стихи из своих чувств, мыслей и переживаний. Разумеется, Блок и Бродский понимали, что стихотворение натянуто между несколькими словами-звездами и держится подобно созвездию чистым мерцанием; однако «переживательная» экзистенциальность имела в их стихах огромный вес, обладая и для них самих высокой ценностью тайного (почти мистического по неуловимости) «самостроения». То же самое можно сказать и о стихах Бенна. Теория теорией, практика практикой. Стихи Бенна на редкость содержательны, вырастая именно-таки из «жизненного сора».

И все же факт остается фактом: многие стихи пишутся как языковые явления, то есть порождающие их психические импульсы обладают суггестивным содержанием, не явным самому поэту. Соснора как раз и настаивает на таком модусе поэзии, где решетки смыслов, навязанных громадной толщей социальных институций, удалены с поля видимости «дневного сознания»: с глаз долой, из сердца вон. Пусть, мол, язык сам решает, чему дать ход. Но язык и есть институт обмана, мощнейшая из решеток, лишь кажущаяся «чистой возможностью». Он и есть, быть может, главная причина той антропологической катастрофы, которая нас поразила.

2

Обожествление языка поистине стало фетишем. Однако какой же странно мелкой выглядит эта божественность слова: главным его атрибутом, по убеждению Сосноры (оттолкнемся снова от него), является артистичность. В сколь жалкую сторону движется сегодня вся эта многомиллиардная масса кривляющихся человеков, пестующих в себе (осознанно или неосознанно) именно это качество, полностью отрывающее их от