Поверженный Рим - Сергей Шведов

Феодосий остановился подле города Аквилеи, предоставив легионам Евгения возможность вдоволь наглотаться дорожной пыли на пути к месту предстоящей битвы. Пордака не удержался от соблазна поучаствовать, в качестве наблюдателя естественно, в этой во всех отношениях решающей кампании. Победа в войне делала Феодосия единоличным правителем Римской империи, разом отметая все слухи о ее скором расколе. Потомок императора Трояна, сын мятежного комита Гонория был как никогда близок к заветной цели, и Пордаке очень хотелось увидеть его триумф, который можно было смело считать прологом к возрождению Римской империи. Собственно, никто, кроме Феодосия, которого константинопольские льстецы давно уже называли Великим, не смог бы остановить варваров. В этом у Пордаки не было никакого сомнения. И он никак не мог взять в толк, почему такие далеко не глупые люди, как магистр Сальвиан, комит Феон и префект Рима Никомах, так и не додумались до столь простой и очевидной мысли. Конечно, Сальвиан и Никомах были язычниками, но религиозные разногласия это еще не повод, чтобы губить себя и империю.

– Дело не в религии, – нахмурился Сальвиан. – Вечный Рим никогда не ходил и не будет ходить под Бизантией. Ты же прирожденный римский гражданин, Пордака. Где твоя гордость?

Похоже, магистр Сальвиан, человек от природы насмешливый и циничный, просто издевался, но не над Пордакой даже, а над римскими патрикиями, толкавшими к гибели несчастного самозванца Евгения. А последний прямо-таки раздувался от спеси по мере приближения к лагерю противника. Похоже, Евгению отказывал не только разум, но и чувство самосохранения. А ведь этот человек не был героем. Пордака слишком давно и хорошо знал свежеиспеченного императора, чтобы питать иллюзии на его счет. В одном только расчетливый Пордака допустил ошибку – оказывается, свой звездный час бывает не только у гениев, но и у дураков…

Божественный Евгений бросил свои легионы на беспечного врага прямо с марша. Чего, естественно, не ожидал никто. В том числе и магистр конницы Сальвиан, с изумлением наблюдавший, как легионы магистра Стилихона и комита Луция громят лагерь константинопольцев. Чем в это время были заняты божественный Феодосий и сиятельный Лупициан, никто не знал. Возможно, отошли ко сну, ибо ночь уже вступила в свои права и поле внезапно разразившейся битвы освещалось лишь луной да кострами. Константинопольцы так и не сумели выстроиться в боевые порядки и позорно бежали из своего лагеря, оставив недоваренную похлебку обрадованным победителям. Преследовать бегущих Евгению помешали ночь и аланская конница Феодосия, неожиданно атаковавшая потерявших строй легионеров комита Луция. Сиятельному Сальвиану пришлось бросать своих клибонариев на разъяренных варваров, дабы спасти несчастных пехотинцев. На поле битвы царил полный сумбур. По лагерю бегали люди, размахивающие руками и орущие в полный голос. Легионеры Феодосия, похоже, не хотели вот так запросто отдавать свое добро чужакам, а потому они раз за разом пытались прорваться в лагерь, собравшись в небольшие группы.

От криков людей и завывания труб у Пордаки заложило уши. В какой-то момент он остался совершенно один и потерял ориентировку в пространстве. К счастью, это состояние отрешенности от мира продолжалось недолго. Из темноты на бывшего комита финансов вывалились два конных варвара с окровавленными мечами в руках. Пордака вскрикнул от ужаса и свалился на землю, не дожидаясь, пока холодная сталь обрушится на его плоть, защищенную только туникой и шерстяным плащом. Аланы не стали преследовать пожилого человека, не привычного к долгому бегу, и Пордака смог наконец обрести утерянное дыхание.

Оказалось, что бежал он как раз в нужном направлении. Божественный Евгений оседлал вершину холма, нависающего над поверженным врагом, и теперь с интересом наблюдал за суетой в лагере Феодосия. Императора окружали пышная свита и две тысячи отборных гвардейцев. Появление Пордаки было встречено возгласами удивления и испуга. К счастью для бывшего комита финансов, его опознали, и божественный Евгений лично распорядился, чтобы пострадавшему в жестокой битве человеку дали нового коня.

– Да здравствует божественный Евгений, новый триумфатор Великого Рима! – рявкнул довольный Пордака, устраиваясь в седле.

Император был польщен. Почему-то в свите Евгения никто не догадался поздравить главнокомандующего с только что одержанной победой. И Пордака исправил эту промашку, обидную как для чиновников, так и для императора. В том, что легионеры Феодосия оставили свой лагерь, сомневаться уже не приходилось. И Евгению ничего другого не оставалось, как спуститься с холма и занять брошенный Феодосием шатер. Что он и сделал при свете множества факелов и под ликующие крики своих легионеров.

Магистр Сальвиан, сумевший все-таки с большими потерями отразить атаку аланов, был зол на мир вообще и на божественного Евгения в частности. Конечно, император мог чувствовать себя победителем, но исход войны далеко не ясен. Вряд ли потери Феодосия столь существенны, как об этом толкуют льстецы из императорской свиты. К утру константинопольцы придут в себя и наверняка сумеют дать достойный отпор зарвавшемуся Евгению.

Пордака, с интересом разглядывающий чужой шатер, занятый магистром по счастливому стечению обстоятельств, охотно поддакивал рассерженному Сальвиану. Феодосий – опытный полководец, и уж конечно, он сумеет извлечь урок из поражения. Пордака подошел к столу и взял в руки серебряный кубок, украшенный затейливым вензелем.

– Ты знаешь, чей это шатер, сиятельный Сальвиан? – спросил Пордака у магистра. – Ты не поверишь – моего бывшего начальника квестора Саллюстия!

– Забавно, – усмехнулся Сальвиан. – А вино здесь есть?

– Должно быть, – отозвался Пордака и направился к куче добра, сваленного в дальнем углу шатра.

Неожиданно ковры зашевелились, и перед изумленным искателем чудес предстал не кто иной, как сам квестор. Пордака потрясенно ахнул и отпрянул назад. Впрочем, он довольно быстро пришел в себя, чему отчасти поспособствовал его бывший начальник.

– Вы себе представить не можете, патрикии, какого страху я здесь натерпелся, – жалобно просипел Саллюстий.

– Вижу, – хмыкнул Сальвиан, поднося светильник к перекошенному лицу чиновника. – Так есть вино в этом шатре или нет?

– Есть, – радостно откликнулся Саллюстий и метнулся к своему ненадежному убежищу. Глиняный кувшин, извлеченный запасливым квестором из потайного места, был велик и почти доверху наполнен отличным фракийским вином.

– Ну, – торжественно произнес Пордака, поднимая кубок, – выпьем за победу императора.