Убийства в Чумном дворе - Джон Диксон Карр

так вот, после второго убийства судебное дело о Чумном дворе было еще далеко от своего ужасного окончания. Вспоминая ночь на восьмое сентября, когда мы сидели в каменном домике, уставившись на манекен на стуле, я понимаю, что все предшествующее было лишь прелюдией. Все события, казалось, вернулись к Льюису Плейджу. Если бы Льюис Плейдж все еще наблюдал за происходящим, он бы увидел, как при решении этого дела воспроизводится его собственная судьба.

Но, судя по действиям убийцы, второе преступление было особенно омерзительным. Как только появились новости, Г. М., Мастерс и я сели в полицейскую машину и поехали в неблизкий Брикстон. Г. М., распростертый на сиденье у задней дверцы, с погасшей трубкой в зубах, коротко изложил факты.

Сержант Томас Бэнкс, которому Мастерс поручил разузнать все, что можно, о Джозефе и миссис Суини, владелице дома, целый день осторожно расспрашивал соседей. В доме никого не было – миссис Суини ушла в гости, а Джозеф – в кино. Приветливый зеленщик, сообщивший то немногое, что было ему известно о доме и его обитателях, сказал, что в этот день недели миссис Суини, как всегда, совершала визиты, «в шляпке, как у королевы Мэри, и в пальто сплошь из черных перьев». О миссис Суини он знал лишь то, что, по слухам, она сама когда-то была медиумом; что она хорошего воспитания, ни с кем не общалась и избегала разговоров с соседями. С тех пор как около четырех лет назад у нее поселился Джозеф, этот дом приобрел дурную славу. Люди сторонились этого места. Иногда его обитатели подолгу отсутствовали, а иногда «подъезжал шикарный автомобиль с кучей богатеев».

В тот день в пять часов десять минут сержант Бэнкс увидел, как сквозь туман и моросящий дождь подъехало такси. Одним из пассажиров был Джозеф, второго не было видно – лишь рука, которая подталкивала Джозефа к воротам в окружающей дом кирпичной ограде. Сообщив эту новость Мастерсу по телефону, Бэнкс получил инструкции проникнуть внутрь и осмотреться, если его моральные принципы это позволяют. Спустя какое-то время Бэнкс перешел дорогу и обнаружил, что ворота открыты. Внутри, казалось, все было в порядке: приземистый двухэтажный дом, неухоженная лужайка и сад за домом. В боковой комнате на первом этаже горел свет, но занавески были задернуты, и Бэнкс ничего не мог ни увидеть, ни услышать. В конце концов сержант, человек, в общем-то, не слишком предприимчивый, решил, что с него хватит.

К этому времени пивная под названием «Король Уильям IV», расположенная неподалеку от дома, на углу Лафборо-роуд и Хэзер-стрит, уже открыла свои двери.

– Бэнкс вышел из паба, – сказал Г. М., покусывая трубку, – примерно в четверть седьмого. К счастью для нас, он там задержался, чтобы выпить. До остановки автобуса ему надо было пройти мимо того дома, который называется «Коттедж Магнолия». Когда Бэнкс был примерно в сотне ярдов от дома, он увидел, как какой-то мужчина распахнул ворота в ограде, с криком выскочил и помчался по Лафборо-роуд…

Мастерс не выключал сирену на своей синей машине – на этот раз мы мчались обратно тем же путем, каким приехали.

– Не он?.. – крикнул инспектор.

– Нет! Подожди, черт возьми! Бэнкс погнался за парнем и в конце концов настиг его. Это оказался какой-то разнорабочий в комбинезоне – позеленев от страха, он бежал за полицией. Когда он обрел дар речи, то стал твердить: «Убийство, убийство!» – и не хотел верить, что Бэнкс из полиции, пока не появился констебль и они все не вернулись в «Коттедж Магнолия».

– Похоже, у него было задание от миссис Суини – привезти земли и раствора и произвести какой-то ремонт в саду за домом. Ну, в тот день он припозднился со своей последней работой, поэтому решил просто оставить груз во дворе и вернуться на следующий день, чтобы сделать то, что положено. Итак, он вошел через задние ворота, сильно нервничая из-за репутации этого дома, и решил, что обойдет дом спереди и скажет миссис Суини, что уже слишком темно и лучше подождать до завтра. По дороге он увидел свет в окне подвала…

Нас пропустили без задержек через Вест-Энд. Мы промчались по Уайтхоллу, свернули налево у Часовой башни и пересекли Вестминстерский мост.

– Он увидел Джозефа, лежащего на полу подвала, – тот все еще корчился в луже крови и пытался пошевелить руками. Он лежал ничком, и у него из спины торчала рукоятка кинжала. Он умер, пока этот разнорабочий наблюдал снаружи за происходящим… Но похоже, его так сильно напугало не это, а что-то другое. В подвале был кто-то еще.

Я обернулся с переднего сиденья и попытался расшифровать странное, почти дикое выражение на лице Г. М., освещенном мелькавшими мимо огнями моста.

– О нет, – усмехнулся он. – Я знаю, о чем ты подумал. Только скрип обуви. Снова только скрип, но в худшем виде. Он даже не взглянул на другого человека. На того, кто топил печь. Именно это я и говорил. По словам Бэнкса, это большая печь для подачи горячего воздуха в трубы в середине подвала. Этот разнорабочий не мог разглядеть нашего удальца – партнера по совместным играм, потому что того закрывала дверца печи. Кроме того, там горела только одна свеча. Но в оконном стекле была трещина, и разнорабочий услышал, как лопата стукнула по этой дверце, а затем некто выгреб уголь, и снова раздался стук лопаты….Вот тогда-то он и сбежал. Должно быть, он закричал, увидев, как незнакомец появляется из-за печной дверцы. Бэнкс говорит, что, когда он, констебль и этот разнорабочий вернулись в «Коттедж Магнолия» и разбили окно, чтобы проникнуть внутрь, одна нога Джозефа все еще торчала из дверцы печи. Но внутри было такое пламя, что, прежде чем они смогли вытащить труп наружу, им пришлось вылить в топку несколько ведер воды. Бэнкс клянется, что Джозеф был еще жив, когда его сунули в печь, его облили керосином, так что…

Фонари над темной водой померкли, когда мы скользнули в тень Ламбет-сайда; и стало еще темнее, когда мы вышли на мрачные улицы за Кенсингтон-роуд. Днем это, возможно, приятный и полный жизни район, не знаю. Но эти мили темных магистралей слишком широки и слишком редко освещаемы газовыми фонарями, эти приземистые двухквартирные дома похожи на бастионы, за их дверями с красно-белыми стеклянными шашечками поверху как бы украдкой сочится свет. Иногда все это оживляется яркими огнями кинотеатра, или паба, или тех просторных, с маленькими магазинчиками, площадей, по которым устало дребезжат трамваи, и кажется, что все, кто попадается на глаза, едут на велосипедах.

Звук велосипедного звонка связан в моем сознании с этим домом – массивный фронтон