Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите - Кристофер Хэдфилд

Еще одно заметное событие произошло 19 апреля, когда Роман и Павел, который станет командиром после меня, работали в открытом космосе. Когда меня направили им на помощь, я как раз был в вышеупомянутом туалете. Когда я начал им пользоваться, все было как обычно — обнадеживающий шум и жужжание, и вдруг — ничего. Воздух перестал всасываться, и в результате — полный беспорядок. Помочь мне было некому. Том проводил эксперимент в европейском сегменте станции, и у него не было возможности даже повернуться или поговорить по радиосвязи. Крис и Саша были заняты какой-то работой внутри «Союза». Из-за конфигурации станции и с учетом того, чем все были заняты, мы могли сходить в туалет в российском сегменте.

Нужно было срочно починить наш туалет. Хьюстон предложил план: мне придется разобрать всю центральную часть, которая имеет множество электрических и трубопроводных соединений, и откачать всю грязь, в том числе и химикаты, используемые для переработки отходов. А это означает, что мне придется надеть перчатки, защитные очки и маску, а еще упаковать в два-три пакета все элементы оборудования, которые я откручу. Как только я все разобрал, со мной связался Центр управления в Королеве: меня попросили задраить люки. Предыдущие экипажи второпях провалили этот этап, а люки должны быть герметично задраены, иначе сработают датчики давления и выход космонавтов сильно задержится. Мне не хотелось расстраивать Романа и Павла своими канализационными проблемами, так что я быстро снял все свое защитное обмундирование и нырнул вниз к люкам. Я закрыл все люки и, как только космонавты оказались снаружи, вернулся к своим туалетным делам. И в таком ритме мне пришлось метаться туда-сюда в течение почти трех часов.

Я не то чтобы держал на себе весь мир, но мне нужно было действовать осторожно, чтобы безопасно вывести Романа с Павлом в космос и одновременно починить туалет. Я не мог сказать, прежде чем я соберу все обратно, справлюсь ли я с этим. Когда наконец настал момент щелкнуть выключателем, я с облегчением услышал прекрасное тихое жужжание. И тут я понял, что прежний звук, похожий на грохот старого грузовика, все это время говорил о неисправности. Мне не нравится быть одиночкой, когда тебя никто не контролирует и никто не скажет «Не забудь проверить Х», но все же я справился с двумя сложными разноплановыми задачами одновременно и нигде не напортачил. Я испытал настоящее чувство удовлетворения от того, что у меня отлично получается жить в космосе и выполнять задачи эффективно и качественно.

К этому моменту я существовал еще и в параллельной вселенной, где у меня была 681 000 подписчиков в «Твиттере»; в общей сложности за мной в разных социальных сетях следили 1,2 млн человек. Теперь было слишком много газетных и журнальных статей, телевизионных роликов и упоминаний на радио, чтобы Эван мог это все отслеживать. Меня провозгласили фотографом, поэтом и даже знаменитостью. Конечно, я знал об этом, но здесь, на орбите, все это казалось нереальным и не имело ничего общего с моей повседневной жизнью, где я был внимателен к мелочам и чинил туалеты.

Эван хотел, чтобы я сделал еще кое-что: записал первый музыкальный видеоклип в космосе. Он хотел, чтобы я спел песню Дэвида Боуи «Space Oddity». Он предложил это вскоре после того, как я оказался на МКС, и он проделал всю подготовительную работу на Земле, чтобы это осуществить, нашел нужных людей, которые могли помочь с обработкой видео и тому подобным.

Он убеждал меня, что этот видеоролик «монополизирует рынок». Я еще не был полностью согласен, но если я чему-то и научился за последние несколько месяцев, так это тому, чтобы доверять суждениям Эвана. Он всегда понимал, что если уж люди чем-то по-настоящему интересуются, так это другими людьми; демонстрация человечности МКС должна захватить воображение общества и привлечь интерес миллионов людей к образовательным роликам, сделанным в ККА.

Для начала Эван переписал некоторые слова песни. В его версии астронавт остается жить, упоминаются и «Союз», и МКС. Я записал аудиотрек с помощью микрофона и своего iPad. Потом на Земле мой друг-музыкант Эмм Грайнер к моему вокалу добавил аккомпанемент пианино; Джо Коркоран сыграл на всех остальных инструментах и свел запись. Когда они закончили, я перезаписал свой вокал поверх их инструментальной дорожки. В общей сложности в период между январем и февралем я сделал три дубля, и это потребовало минимальных затрат времени.

Только после того, как мы получили разрешение Дэвида Боуи, я снял видеоролик. Это было уже в конце апреля — начале мая. С помощью камеры, установленной на гибком держателе, я снял себя, летающего в разных частях станции. Но настоящее волшебство случилось на Земле, где нужно было утрясти бесконечные детали; кое-кто в ККА работал по вечерам и выходным, чтобы отредактировать видео и побегать за официальным одобрением его публикации.

Я был удовлетворен получившимся роликом, а Эван разработал генеральный план его публикации во время последних дней моего пребывания на МКС. Но как только я закончил свою часть, я уже о нем почти не думал. Мне было о чем подумать, кроме этого клипа: на моих глазах развивалась критическая ситуация.

За целый год до отправки на МКС вашей команде придется решить, какие праздники и выходные вы собираетесь отмечать на орбите. Здесь потребуются переговоры, потому что состав команды всегда многонационален. Например, для русских 4 июля — обычный день, тогда как большинство американских астронавтов ждут, что для них этот день будет выходным. В экспедиции МКС-35 мы заранее решили, что выходным будет четверг, 9 мая. В этот день в России отмечается великий праздник: День Победы, чествование капитуляции Германии во Второй мировой войне. Но за несколько дней до этой даты я попросил Хьюстон разрешить некоторым из нас немного поработать в американском сегменте станции, поскольку мы с Томом должны будем покинуть станцию 13 мая и у нас еще будет свободное время в конце недели.

9 мая 2013 г. примерно в 3:30 я бездельничал, когда ко мне подошел Павел. Он сказал: «Там что-то интересное, тебе, наверное, захочется посмотреть. Маленькие вспышки и салюты снаружи». Английский у Павла был не очень хороший, поэтому мне потребовалась пара секунд, прежде чем я понял, что он говорит. Потом я сообразил: Россия, День Победы, салюты — звучит осмысленно, хотя я был удивлен, что он смог увидеть их из космоса. Я полетел в российский сегмент, чтобы посмотреть в иллюминатор: стоп, это происходило не на Земле. Создавалось впечатление, что с левой стороны МКС взлетают какие-то светлячки.

Внутри станции не было никаких сигналов о проблемах, и первое, что пришло мне в голову, — в нас врезался метеорит, в результате чего возникло небольшое повреждение. Том сделал несколько фотоснимков с помощью большого объектива, и когда мы увеличили изображения, то увидели, что эти светлячки были разной формы, как будто это были пятна краски или маленькие сгустки чего-то непонятного. Явление было странным и явно заслуживало обсуждения с наземными службами. Перед тем как связаться с Землей, мне пришлось пару минут подумать, как сформулировать проблему. «Хьюстон, станцию окружают маленькие неопознанные летающие объекты» звучало как-то не очень здорово. Я дал немного более осторожную формулировку, рассказав Центру управления, что мы наблюдаем некие пятна; там согласились с гипотезой о повреждении вследствие удара метеорита, так как на Земле не заметили ничего необычного в приходящей со станции телеметрии. Мы сделали еще несколько снимков с разных ракурсов, отправили их на Землю и занялись своими делами.

Примерно четыре часа спустя мы получили сообщение с Земли: на МКС по левому борту происходит утечка аммиака. Это серьезная проблема. Аммиак используется в теплообменниках для охлаждения мощных станционных батарей, систем преобразования энергии и жилых помещений. На станции несколько независимых контуров охлаждения. Тот, в котором обнаружилась утечка, охлаждал сильно нагруженную электросиловую шину; без этого контура на станции придется существенно снизить энергопотребление — все наши эксперименты нужно будет приостановить из-за недостатка мощности и чтобы избежать потенциального перегрева. Я мысленно прикинул возможные варианты: можно позволить аммиаку вытечь и лишиться мощной силовой линии, можно оставить эту проблему для решения следующему экипажу, ну и можно отложить наше возвращение и попытаться решить проблему самим и немедленно — возможно, нам потребуется неделя, чтобы подготовиться к выходу в открытый космос. По прошествии еще нескольких часов плохих новостей добавилось: скорость утечки возрастала. Станция теряла свой источник жизненной силы.

Те, кто находился внутри станции, непосредственной опасности не подвергались. Так или иначе, в нашем распоряжении были «Союзы» — наши спасательные лодки для отступления, если ситуация ухудшится. Но, как вы можете себе представить, нашей основной темой для разговоров очень быстро стало обсуждение того, что мы будем делать с этой утечкой. Мы с Романом и Томом должны были покинуть станцию меньше чем через четыре дня, но как мы могли это сделать? Выйти в открытый космос, чтобы попытаться обнаружить источник утечки, теперь было необходимо, но если бы мы улетели в запланированный день, то осуществить его можно было бы только после прибытия с Земли следующего экипажа, то есть недели спустя. Павел и Александр не смогли бы самостоятельно выйти в космос; они не были подготовлены к работе в американском сегменте, да и их российские скафандры были несовместимы с системами в этой части станции. И астронавт НАСА Крис Кэссиди тоже не мог выйти в космос — одиночная работа в открытом космосе слишком опасна.