От любви не убежишь - Мэйв Хэрэн

Вопрос в том, следует ли ей лечь и ждать его прямо в таком виде?

И вот что она придумала. Она оставила на себе лифчик и чулки и сняла кремовые трусики. Потом надела свой любимый костюм. Лен цвета карамели с кремовой блузкой — ее груди в нем выглядели, как у Шарлотты Рамплингс. Она дополнила костюм симпатичными туфлями с каблуками достаточно высокими — такие годились скорее для развлечений, чем для работы. Ну вот, все готово. Она села на стул с высокой спинкой и налила себе бокал шампанского. Стивен должен скоро вернуться. Закрыв глаза, она пригубила шампанское и представила, как он входит в комнату. Вот он замечает ее и замирает в удивлении. Потом подходит медленно и склоняется к ее ногам. Ничего не говоря, он поднимает юбку, он знает, что его ждет под ней. С безумной улыбкой он привлекает ее к себе, и вот она чувствует, как его язык погружается в нее, воспламеняет ее, и она кричит и молит его: «Еще, еще…» Тесс открыла глаза и улыбнулась таинственно.

Джозефина стояла в противоположном конце мастерской и глядела на картину. Потом она медленно подошла поближе и рассмотрела ее с разных ракурсов. Стивен понимал, что напряжение в мастерской мало связано с его картиной. Оно росло между ними, опасное и притягательное.

— Ну, — спросил он, глядя на нее, — ради бога, Джозефина, что ты думаешь об этом?

Джозефина подошла к нему и посмотрела прямо в глаза. Всего несколько дюймов разделяло их. Ее голос стал низким и сексуальным.

— Я видела много картин, которые считала хорошими, и даже несколько замечательных, но здесь — вдохновение. Стивен, это гениально!

У Стивена закружилась голова, как будто он выпил слишком много и вышел на холодный воздух. В отличие от Тесс, которая видела только разбросанные в прихожей холсты или плоды немного безответственного хобби, Джозефина считала, что его живопись прекрасна. Стивен закрыл глаза, и теплая волна ее восхищения захлестнула его, тяжелая и неудержимая.

Глаза Джозефины стали темными и влажными, она придвинулась к нему так близко, что ее грудь уперлась в него, соски были твердыми от желания. Он вдыхал ее запах, видел, как ее кожа сияет в лунном свете. И хотя он каждой клеткой своего тела знал, что не должен, что не надо, что именно для того, чтобы избежать этого, он подыскал другую мастерскую, но почувствовал, как возбуждается в ответ, а потом растаял, и его рот раскрылся под ее губами.

Медленно они опустились на покрытый турецкими ковриками пол мастерской и сорвали друг с друга одежду, как подростки, впервые узнавшие секс.

Глава 21

Тесс сидела в полутьме. Хмель потихоньку выходил из нее, как пузырьки из шампанского в бокале. В другом конце комнаты светящиеся зеленые цифры на ее будильнике сообщали, что уже за полночь. Где он, черт возьми? Он никогда еще не задерживался так, даже когда оставался в мастерской. Может быть, Джозефина не передала ему сообщение?

Она раздраженно расстегнула костюм и скинула туфли. Сейчас она готова была убить его, тут уж не до соблазнения. Она сняла юбку и шелковую блузку и прошла в ванную, оставив на кровати ненужное белье. Тщательно очистила лицо от макияжа и умывалась холодной водой, пока кожа не раскраснелась. На задней стороне двери висел ее старый халат. Она надела его, очищенная, бесполая, как монахиня. Все следы желания смыты. Вот тебе и начало новой жизни.

В конце проезда остановилась машина — сияющий белый «мерседес», который не мог принадлежать никому из их соседей. Машина остановилась за несколько домов под уличным фонарем, хотя перед их домом было достаточно места. Тесс уже собиралась задернуть шторы, когда кто-то вышел из машины. Охваченная внезапным подозрением, она поняла, что приехал Стивен. Ее ум отчаянно пытался найти оправдание происходящему. Может быть, это машина Хьюго, — он подвез Стивена после какого-нибудь делового ужина или затянувшегося вечернего рисования? Она наблюдала, замерев, как Стивен обошел машину и подошел к дверце водителя. Водитель опустил стекло и выглянул наружу, темные волосы блестели в розовом искусственном свете. Это была Джозефина.

Тесс смотрела в ужасе: Стивен наклоняется и целует ее долгим и крепким поцелуем в губы. Через несколько минут, так, словно ничего не переменилось из-за этой случайно подсмотренной сцены, она услышала, как ключ Стивена повернулся в двери; затем на лестнице раздался звук его осторожных шагов. Ей показалось, что он как будто насвистывал что-то.

Потом все стихло, видимо, он заглянул в комнату Люка. Мерзавец! Как он смеет целовать детей после того, как целовал Джозефину!

Когда он вошел, Тесс продолжала стоять у окна.

— Привет. — Он удивленно улыбнулся, увидев, что она до сих пор не спит. — Прости, что так поздно. Я решил закончить картину, потому что в эти выходные переезжаю в новую мастерскую. — Она с любопытством естествоиспытателя наблюдала, как меняется тембр его голоса, когда он лжет. Смущенный ее молчанием, он добавил небрежно: — Мне надо было предупредить тебя, я понимаю.

Тесс стояла, замерев, и смотрела на него.

— Я все знаю про тебя и Джозефину.

Стивен вздрогнул:

— Откуда? Мы только… — Его голос оборвался — он и так выдал слишком многое.

— Я ждала, мне в конце концов дали партнерство, как ты и говорил. Мне хотелось отпраздновать. Я видела тебя из окна.

Он заметил позади нее пустую бутылку из-под шампанского и трогательный ворох атласного белья.

— О Тесс! — он закрыл глаза. Когда он снова открыл их, она увидела, что в них была боль. — Прости меня.

Слепой безудержный гнев охватил ее:

— Немного поздновато извиняться. Что, она помассажировала твое драгоценное «эго» и сказала, что ты — лучший после Пикассо? Боже, Стивен, и ты купился на это! А все, что интересует зануду Тесс — это ссуда на квартиру, выталкивание тебя на работу и счета. Но это реальность, Стивен! Впрочем, тебе никогда не приходилось с ней сталкиваться. — Она в бешенстве пнула ногой белье как напоминание о ее трогательных фантазиях. — Может быть, Джозефина — это как раз то, что тебе нужно. Богатая женщина, которая будет поддерживать тебя, гладить по твоему разгоряченному лбу до тех пор, пока мир не признает тебя гением.

Она слышала свой собственный голос, пронзительный и злой, но ей было все равно.

— И этот ее распрекрасный, образцовый дом. Там, конечно, больше порядка, чем у нас, в нашем настоящем доме, с настоящими детьми и настоящей ответственностью. — Она стала хватать книги и газеты, сваленные грудой у его кровати, и швырять в него. — Если ты так себе представляешь реальность, тебе лучше убираться назад к ней.