Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга - Петр Киле

      Идет пушистый снег, словно освещая с небес церковь.

Сцена 4

Санкт-Петербург. Академия художеств. Одна из аудиторий на втором этаже с окнами на площадь перед Николаевским мостом слева и 5-4 линии. Серов, Матэ; то и дело входят и уходят преподаватели и ученики.

1-й  у ч е н и к (выглядывая в окна). Это солдаты Финляндского полка. Их ружья составлены в козлы; сами они возятся, как дети, чтобы как-то согреться. Через мост никого не пускают.

2-й  у ч е н и к. Повозка Красного креста!

1-й  у ч е н и к. Везде в домах припрятаны войска. Неужели стрелять будут?

1-й  п р е п о д а в а т е л ь. Вход с 4-ой Линии закрыт. Меня последнего пропустили. Сторож говорит, велено никого не пущать и не выпускать - скоро рабочие придут, к мосту их не пустят и что тут будет?

2-й  п р е п о д а в а т е л ь. Тут и уланы. Вчера вечером они стояли у нас во дворе. Ученики объявили, не будут работать, если уланы не уйдут. Я как дежурный зашел к офицерам, находившихся в квартире Репина, сообщил им о волнении, которое вызвало среди учеников их присутствие в Академии. "С удовольствием уйдем, если пристав укажет нам другое место для ночевки", - сказали они. Пристав же сослался на приказание градоначальника и вице-пре-зидента Академии графа Толстого.

С е р о в (глядя в окно и что-то зарисовывая). Войска-то подчиняются разве не великому князю Владимиру Александровичу, президенту Академии художеств, то бишь главнокомандующему Петербургским военным округом? Вот какая заковыка тут выходит.

2-й  п р е п о д а в а т е л ь. Граф, оказывается, не ведал о впуске уланов во двор Академии, по его настоянию уланы ушли, и ученики успокоились.

М а т э. Уланы далеко ушли, до угла 5-ой Линии. Здесь, у стен Академии, войска устроили форменную засаду рабочим.

С е р о в. Надо полагать, у всех мостов. Однако это странно. Отчего же испугались власти попа Гапона? Ведь он возглавил рабочие собрания с одобрения полиции, чтобы противодействовать влиянию революционеров. Плеве убит, и поп Гапон, очевидно, почувствовал вкус к власти. Он призвал свою паству обратиться непосредственно к царю-батюшке с петицией. В ней-то все и дело. Там, говорят, много чего написано, вплоть до избрания народных представителей.

М а т э. Как же! Настоящая крамола.

             Разносится быстрый и дробный цокот копыт.

1-й  у ч е н и к. Два вестовых прискакали. Докладывают офицеру, он вскакивает на лошадь и дает знак.

            Раздается сигнал трубача.

                                                                      Это в атаку! Засверкали  шашки на солнце.

2-й  у ч е н и к. Скомандовал и пехотный полковник, и передняя шеренга финляндцев, став на колено, дула ружей направила вдоль улицы.

2-й  п р е п о д а в а т е л ь (вскакивая на подоконник и открывая форточку). А рабочие здесь, совсем близко, на расстоянии шести-семи саженей. Толпа огромная. Много женщин и детей. Там и студенты.

                Слышен голос офицера: "Смирно! Наступать!"

    Уланы понеслись вперед, толпа подается в стороны, пропуская их.

Слышны голоса мужчин и женщин: "Товарищи, не бейте! Братцы! Не стреляйте! Мы мирно пойдем! Не убивайте, ведь мы - ваши же! Слушайте, товарищи!"

Разносится неистовый голос: "Не смейте! Ни шагу! Всех перебьем, если двинетесь с места!"

           Это пристав командует. Лошади наступают на рабочих, все смешалось. Бьют, рубят... (Падает с подоконника, его подхватывают Серов и Матэ, бледные и безмолвные.) Толпа подает назад, к Большому проспекту, часть бежит в Академический переулок. Раненые мечутся, лежит убитый у нас под окном, всюду кровь, иконы и хоругви.

1-й  у ч е н и к. На крышу! Оттуда мы увидим!

Одни уходят, другие то и дело заглядывают с новыми известиями. Серов, продолжая лихорадочно водить карандашом по листу блокнота, пошатывается.

М а т э (суетясь). Тебе нехорошо? Идем. Нет, лучше сядь. И не молчи.

                  С е р о в                (про себя)О чем тут говорить? Какой кошмар!

                   М а т эБледней, чем смерть. Таким тебя не видел.Ну, не держи у сердца эту тяжесть,Отринь весь этот ужас с возмущеньем.

                  С е р о в                  (про себя)Я возмущен, я в бешенстве, я в гневе,Но голоса не слышу своего,Как будто я удавлен и раздавлен,Лишь бег коней и взмахи сотен сабельНад головами женщин и мужчинС детьми, с иконами - пред светлым ликомХриста и богоматери, - что ж это?Как сон ужасный, душу мне замутил;Боюсь, не вынесу я этой пытки.Я на дыбе, и тяжек даже стон.    (словно бы приходя в себя)Однако как расчувствовался, а?

                  М а т эАх, кровь вновь прилила к щекам твоим.А то, как ворох пожелтевших листьев,Безжизненно выказывая лик,Поник, ну, краше в гроб кладут, пожалуй.

                 С е р о в (порываясь куда-то и пошатываясь)А ведь войска повсюду царь собрал -У Троицкого моста, у предместийИ на Дворцовой площади, и всюду -Стрельба в упор и сабли наотмашь.

  Наступают ранние зимние сумерки. То и дело вбегают с новыми известиями о побоище в разных концах города. 

                    М а т эДа ты, как ясновидящий. СтреляютПо саду у Адмиралтейства, гдеСобрались любопытные, доносят,Детей с деревьев сносят, как ворон.

                   С е р о в    (будто заговариваясь)Ворона - птица с грацией особой,С умом, с достоинством, ну, словом, личностьС сознанием своих движений, мыслейО мире в целом; впрочем, таковы,Мне кажется, все звери; человек жеНапрасно счел себя умней и выше,Лишь превзойдя в жестокости зверей.

                     М а т эТеперь о чем?

                   С е р о в       (вскакивая на ноги)                         Мальчишки на деревьях.То стая не ворон, а дети, царь!

Сцена 5

Царское Село. Александровский дворец. Покои государя. Николай и Александра Федоровна.

             Н и к о л а йНе надо, Аликс, снова о делах.Дай выкурить спокойно мне сигару.

      А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н аДа разве о делах пекусь я, Ники?Твой дядя князь Сергей погиб в Кремле,Как Александр Второй, от взрыва бомбы...

             Н и к о л а йКак Плеве, друг мой и министр верный.Теперь подступятся ко мне, пожалуй.Ах, Господи! Помилуй и прости.

     А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н аНет, что вообразила о себеНесчастная моя сестра? ПрощаетУбийцу с целью сходатайствоватьУ власти о смягченьи приговора,Не справившись у нас о снисхожденьи,Возможно ли оно теперь, когдаВ опасности особа государя?

              Н и к о л а йВ несчастьи сердобольной станешь, этоПо-христиански, умилила всех.

      А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н аНу, героиня! В камеру к убийцеБез страха, даже отвращенья входит.Ей славы хочется, любви народной,А нас пускай все ненавидят пуще?

              Н и к о л а йВсе это неприятно, ты права.А дядя? Говорили, всю МосквуОн революционизировал,Хотя ведь делом занимался мало.

    А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н аНа Трепове там все держалось, верно;С его уходом князь был обречен.

              Н и к о л а йЕсть промысел во всем.

    А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н а                                           Теперь он с нами,Как верный пес, пугливый и бесстрашный,С чутьем опасности, и мне спокойней;Недремлющее око стережетПокой и жизнь семьи; ты верь, как я,Войну и смуту превозмочь сумеем,Как сына мы дождались наконец,Наследника российского престола.       (Ласкаясь, задумывается.)И если что случилось бы с тобой,С младенцем сможем мы взойти на трон.

              Н и к о л а йНу, да? Какие бравые цари!

    А л е к с а н д р а  Ф е д о р о в н аПрими же генерала; он приехалПо случаю к барону Фредериксу,Но лучше сам доложит то, что хочет.                 (Уходит.)

Н и к о л а й. Ну, хорошо. Я учредил санкт-петербургское генерал-губернаторство для него; я назначил министром внутренних дел Булыгина по его предложению; ему все мало, пишет мне почти ежедневно.