Пропавшие наши сердца - Селеста Инг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Остине перед резиденцией губернатора появился гигантский цементный куб с трещиной по центру, а рядом – лом. На одной из граней куба были высечены буквы: ПАКТ. А на ломе – надпись: ПРОПАВШИЕ НАШИ СЕРДЦА. Прохожие брались за лом, примеривались, но ни один не решался ударить, а вскоре прибыла полиция и конфисковала лом как оружие. Куб погрузили на эвакуатор и увезли.
Власти не делали никаких официальных заявлений, надеясь избежать шумихи, но эти выходки были настолько из ряда вон, что не могли пройти незамеченными. После каждой по Сети разлетались фото, набирая миллионы просмотров, свидетели выкладывали отчеты и видео. Газеты, не всегда освещавшие марши и акции протеста, отправляли к месту событий корреспондентов, фотографов. Мелкое хулиганство, настаивали чиновники, если их припирали к стенке. Глупые шутки. Некоторые высказывались резче: диверсии, угроза обществу. В Де-Мойне потратили тысячи долларов, чтобы перекрасить асфальт из красного в черный.
Но акции повторялись снова и снова, и Маргарет, живя в разъездах, следила за событиями. По ее наблюдениям, люди жаловались – мол, из-за всех этих художеств и пробки на дорогах, и прочие неудобства, и смысла в этом никакого, но все же эти акции привлекали внимание, заставляли задуматься. Маргарет замечала, как прохожие останавливаются посмотреть фото в телефоне, пробегают взглядом статью, прежде чем выбросить в урну газету. Слышала разговоры на улицах, на платформах метро, на летних верандах кафе. О происходящем отзывались без негодования, без презрения, а, напротив, с любопытством, подчас даже с восторгом: вы видели? слышали? Надо ж додуматься! Как вам такое?
К тому времени, когда Чижу исполнилось одиннадцать, и месяца не проходило без подобных случаев. И всякий раз, увидев свои строки, Маргарет испытывала теперь странное и, пожалуй, приятное чувство, хоть и понимала, что каждое упоминание о «пропавших сердцах» – это новая строчка в ее досье. То, что можно ей поставить в вину, хотя знает она об этом не больше остальных. Строки эти будто обрели отдельную жизнь – так оно, собственно, и было. И Маргарет не могла подобрать имени этому чувству, уж точно не гордость, ведь нельзя гордиться тем, что происходит без твоего участия, можно лишь восхищаться со стороны. Но это ее поддерживало – мысль, что и кто-то другой тоже думает о детях, разлученных с родителями. Даже если силы у нее были на исходе, стоило ей услышать подобную новость, и в ней будто включали внутренний мотор. Словно кто-то ей говорил: мы не забыли, а ты?
Чьих это рук дело? – спросила она у одной библиотекарши. Кто за всем этим стоит?
Вы про эти глупости с надписями? – хмыкнула та. Маргарет и прежде замечала, что о протестах библиотекари отзываются с пренебрежением, и немудрено, ведь они по крупицам собирают сведения, а эти акции в сравнении с их работой пустяки, баловство, показуха.
С чего вы взяли, что это все одни и те же люди? – Библиотекарша сунула ей бумажку с фамилией очередной семьи, и Маргарет, поблагодарив, ушла.
И на каждом шагу ее ждали новые истории. Это было все равно что собирать раковины на морском берегу: еще, еще, еще. Каждая волна выносит на влажный песок новые. В каждой обитало когда-то живое существо – было, и нет. Чижу скоро двенадцать, а истории все не кончаются; можно вот так разъезжать и охотиться за ними хоть вечность, считая: еще, еще, еще.
Однажды она не удержалась и отправила открытку, без слов, только рисунок, несколькими штрихами. Дверца, а рядом кошка. Подсказка для посвященных, призыв найти записку, что она им оставила. Разыскать ее. Опустив открытку в почтовый ящик, Маргарет представила, как та попадет в почтовую машину, оттуда – в сумку почтальона, а оттуда – к ним на крыльцо. Она ждала и ждала, но ответа не было.
Она отправляла все новые послания, и с каждым разом кошек на открытках прибавлялось: две, три, пять, и чем дальше, тем мельче, наконец свободного места и вовсе не осталось, а дверца уменьшалась и уменьшалась – стала размером с почтовую марку, потом с мелкую монету и под конец с ноготок. Ответа она так и не дождалась. В день рождения Чижа, когда ему исполнилось двенадцать, она рискнула – отыскала один из немногих уцелевших телефонов-автоматов и набрала их старый номер. Отключен. Чиж уже четверть жизни прожил без нее – быть может, он и вовсе забыл, что у него есть мама. Возможно, это и к лучшему.
Тогда-то она и назначила день: двадцать третье октября. Годовщина ее ухода из дома. В этот день она сделает задуманное. В сентябре она отправила Доми записку. Пора, написала она. Подыщешь мне место, где перекантоваться? Доми, конечно, позвала ее к себе, но Маргарет отказалась.
Где-нибудь на отшибе, сказала она, там, где не станут искать. Там, где до тебя не доберутся, если меня поймают.
Через неделю она приехала в Нью-Йорк, нашла тот самый заброшенный дом в Бруклине. А на другой день, надвинув пониже шляпу, отправилась собирать крышечки.
Есть один человек, сказала библиотекарша.
«Астория», небольшой филиал библиотеки. Маргарет пробыла в Нью-Йорке уже две недели – обосновавшись в доме с темными окнами, заканчивала последние приготовления, начиняла крышечки. В запасе две недели. Хватит собирать истории, материала уже более чем достаточно. Но останавливаться она не желала. Ей хотелось разыскать всех до единого, пусть это и невозможно, потому что будут появляться все новые.
Библиотекарша перешла на шепот, хоть ни в зале, ни во всей библиотеке никого больше не было, они сидели одни среди полупустых полок. Это не кто-то из родителей, продолжала она. Это ребенок.
Маргарет встрепенулась. За все эти годы ей ни разу еще не довелось поговорить с ребенком, которого забрали из семьи. За детьми сжигали все мосты: другие города, другие семьи, другие имена. У родных оставалась лишь пустота и боль на их месте. Те немногие, кого удалось разыскать, были недосягаемы, их новые дома и новые жизни неприступны, словно крепости. Те, кого забрали в раннем детстве, зачастую совсем не помнили ни прошлой жизни, ни родных.
Пару месяцев назад она зашла в головное отделение библиотеки, продолжала библиотекарша. Из дома сбежала. Родом из Балтимора. Бойкая девчонка, усмехнулась она. Вломилась туда, словно полицейский. И говорит: помогите
