Муж и жена - Уилки Коллинз

Пока сэр Патрик разливался соловьем, Джеффри, совершив мощное умственное усилие, додумался-таки, как выудить у старого юриста вожделенный ответ.

— Вот что, — хлопнул он по столу тяжеленной ладонью, — я вас прижму к стенке. У моего друга есть кое-кто на примете.

— Ну и что?

— А вот что. Может он сейчас жениться или нет?

— Разумеется, нет.

Джеффри поспешно вскочил на ноги, положив конец разговору.

— Это все, что мне и моему другу требовалось знать.

С этими словами он дернул портьеру и без дальнейших церемоний вышел, оставив сэра Патрика размышлять в одиночестве над его загадочным поведением.

«Не знаю, кто твой друг, — думал сэр Патрик, глядя ему вслед, — но если ты печешься о нем не из темных побуждений, то я понимаю в человеческой природе не больше новорожденного младенца!»

Расставшись с сэром Патриком, Джеффри чуть ли не в тот же миг столкнулся со слугой, который повсюду искал его.

— Прошу меня простить, сэр, — обратился к нему слуга. — Грум достопочтенного мистера Деламейна…

— Тот, что привез утром записку от брата?!

— Да, сэр. Он торопится назад. Боится, что не может дольше ждать.

— Идем, я тебе дам для него ответ.

Джеффри подошел к конторке, за которой тщетно сочинял письмо. Взял записку брата и еще раз прочитал ее. Первые строчки обежал глазами, а на последней задержался: «Приезжай завтра, мы тебя ждем. Поможешь встретить и принять миссис Гленарм». Минуту он сидел молча, вперив взгляд в эту обычную строку. В его неповоротливом уме рождалось решение, от которого зависело счастье троих людей — Анны, которая любила его, Арнольда, сослужившего ему неоценимую службу, и Бланш, которая никогда не причинила ему никакой обиды. Если он останется в Уиндигейтсе после разговора Арнольда с Бланш, он будет обязан пойти в Крейг-Ферни. Если уедет сейчас к брату, это будет означать, что он покинул Анну под тем бесчестным предлогом, что она — жена Арнольда.

Но вот он отшвырнул письмо брата и вырвал из бювара листок. Губы его зашевелились. «Миссис Гленарм так миссис Гленарм», — прошептал он и написал брату всего одну строчку: «Дорогой Джулиус, ждите меня завтра. Дж. Д.» Бесстрастный слуга стоял все это время поодаль, созерцая могучую спину великолепного Джеффри, и думал, какая же это силища и как она развернется на последней решительной миле Фулемского бега.

— Ну как, Джеффри, все в порядке? — раздался за его спиной дружеский голос.

Он обернулся — и увидел Арнольда, жаждущего узнать, чем кончился разговор с сэром Патриком.

— Да, — ответил он, — в полном порядке.

Примечание. Есть читатели, склонные относиться с недоверием к фактам, встречающимся в художественной литературе! Отсылаю такого читателя к брошюре, которая натолкнула меня на мысль написать этот роман и которую он прочтет с большой для себя пользой. Эта брошюра содержит доклад Королевской комиссии, изучившей брачное законодательство Соединенного королевства. Отпечатано по заказу издательства Ее величества. (Лондон, 1868 г.) Слова сэра Патрика, дающие профессиональную характеристику шотландскому брачному кодексу, взяты именно из этой брошюры. Оценка ирландского брачного законодательства, данная стряпчим в Прологе, также взята из этого авторитетного источника. Мне не хотелось обременять повествование прямыми цитатами. И вместе с тем я считаю важным победить недоверие читателей, поэтому ниже привожу названия отдельных тем доклада с указанием соответствующих страниц из составленного мною собственноручно справочника к брошюре, чтобы читатель удостоверился в моей добросовестности.

Ирландские браки (в Прологе), Доклад, стр. 12, 13, 24.

Нерегулярные шотландские браки. Заявление лорда Диаса, Доклад, стр. 16. — Браки детей нежного возраста. Беседа лорда Челмсфорда с мистером Мюирхедом (вопрос 689). — Обоюдное согласие, доказанное косвенным свидетельством. Беседа лорда Верховного судьи Клерка с мистером Мюирхедом (вопрос 654). — Браки, заключенные без обоюдного согласия. Наблюдения лорда Диаса. Доклад, стр. 19. — Разногласия авторитетов. Доклад, стр. 19, 20. — Положения о купле-продаже лошадей и собак. Отсутствие положений о бракосочетании мужчин и женщин. Замечания мистера Ситона. Доклад, стр. 30. — Заключение Комиссии. Несмотря на то, что Комиссия столкнулась с возражениями против реформы шотландского брачного законодательства, она тем не менее выразила свое мнение в следующих словах: «С нерегулярными браками должно быть покончено» (Доклад, стр. 34).

Что касается сторонников этого постыдного положения, то они защищают свою позицию следующими соображениями: Шотландия не желает, чтобы Англия вмешивалась в ее дела (!). Нерегулярные браки заключаются безо всяких материальных затрат (!!). Их становится все меньше, а стало быть, есть надежда, что с течением времени они совсем исчезнут (!!!). Такие браки в некоторых случаях могут служить западней для бесчестных обманщиков (!!!!). Вот такой возвышенный взгляд на шотландские браки разделяют некоторые из самых почтенных и ученых юристов Шотландии. Введение закона, позволяющего мужу продать опостылевшую жену или жене продать мужа, которого она, «право же, не может больше выносить ни минуты», будет логическим завершением матримониальной неразберихи в Северной Британии. Справедливость требует добавить: из всех опрошенных свидетелей (устно или письменно) половина расценивают шотландские нерегулярные браки как должно цивилизованному человеку и христианину и полностью присоединяются к выводу авторитетной Комиссии, что подобные браки должны быть запрещены.

У. К.

Глава двадцать первая

СВЕРШИЛОСЬ!

Арнольд был несколько удивлен сухостью ответа друга.

— Сэр Патрик был не очень любезен? — спросил он.

— Сэр Патрик сказал мне именно то, что я и ожидал.

— Никаких затруднений с женитьбой?

— Никаких.

— Бланш может быть спокойна?

— Во всяком случае, она не пошлет тебя в Крейг-Ферни. Я за это ручаюсь!

Последние слова Джеффри произнес особенно веско, взял со стола письмо брата, надел шляпу и вышел из библиотеки.

Его друзья, изнывавшие от безделья на зеленой лужайке, бурно приветствовали его. Он прошел мимо, не ответив на приветствия и даже не бросив взгляда в их сторону. Дойдя до розария, он остановился и вынул из кармана трубку; потом вдруг раздумал гулять среди роз, повернулся и зашагал по первой попавшейся аллее подальше от дома. Вряд ли он сможет побыть один в розарии в это время дня. А ему сейчас невыносимо видеть людей — кажется, убил бы любого, кто подошел бы к нему и заговорил. Понурив голову и нахмурившись, он шел по аллее, гадая, куда она приведет его. Аллея уперлась в плетеную калитку, за которой начинался огород. Здесь уж никто не нарушит его уединения, кого привлекут грядки салата и петрушки. Он пошел прямо к высокому каштану, росшему посреди огорода, под ним стояла скамейка, а вокруг зеленела широкой розеткой лужайка. Оглядевшись кругом, Джеффри сел на скамью и зажег трубку.

— Скорей бы покончить со всем этим! — проговорил он.

Он сидел, упершись локтями в колени, куря трубку и тяжело думая. Спустя немного, гонимый каким-то внутренним беспокойством, он поднялся со скамьи и стал кружить вокруг дерева по зеленой траве, как зверь, запертый в клетке.

Что означало это снедавшее его беспокойство? Может, его мучила совесть, ведь он решился на предательство друга, оказавшего ему помощь и доверившегося ему? Ничуть не бывало. Совесть мучила его не больше чем вас в эту минуту, когда глаза ваши пробегают по этим строчкам. Он был во власти лихорадочного нетерпения — скорее достигнуть желанной цели и при этом самому выйти сухим из воды.

Почему его должна мучить совесть? Угрызения совести рождаются под влиянием двух чувств, не ведомых естественному человеку. Первое чувство — воспитанное в каждом из нас уважение к себе, второе — впитанное с молоком матери уважение к другим. В высшем своем проявлении уважение к себе возвышается до любви к Богу. А уважение к другим — до любви к Человеку. Я причинил вам зло, и я раскаиваюсь. Зачем раскаиваться? Ведь, причинив вам зло, я споспешествовал собственной выгоде, зная при этом, что вы не ответите злом и бояться мне нечего. Но я буду раскаиваться, потому что знаю: причинив ближнему зло, я причинил его и себе. Это понятие, смягчающее инстинкты, не свойственно естественному человеку. И потому угрызения совести не мучили Джеффри Деламейна, ибо Джеффри Деламейн был человек естественный.

Когда ум его узрел неожиданный путь к спасению, Джеффри на первых порах был поражен и даже напуган его новизной и неслыханной дерзостью. Явное волнение, проступившее в нем за конторкой в библиотеке, было отзвуком его внутренней сумятицы, не более. Но вот первое впечатление улеглось, мысль окончательно созрела, и он, поуспокоившись, стал видеть на этом пути трудности и осложнения. Но они были простые и понятные и мало его тревожили. Что до моральной стороны — явной подлости и жестокости задуманного, то это его нимало не заботило. Он относился к спасенному им человеку как хорошо выдресированный пес. Благородное животное, спасшее вас из воды, может десять минут спустя вцепиться вам в горло, если его заставят обстоятельства. Прибавьте к безусловному рефлексу животного рассчетливую хитрость человека, вспомните не раз слышанное замечание: «Подумать только, не поленился когда-то поднять эту мелочь, и вот на тебе — пригодилась». И вы поймете, что думал и чувствовал Джеффри, вспоминая о прошлом или заглядывая в будущее. Простодушные вопросы Арнольда вызывали в нем только сильнейшее раздражение — вот и весь набор эмоций, волнующий душу Джеффри Деламейна.