Муж и жена - Уилки Коллинз

Проницательность Бланш нельзя было обмануть такими сомнительными отговорками.

— Почему прямо не сказать, что вы не хотите говорить об этом со мной? — возмутилась она. — Вы уединились с мистером Деламейном обсудить чисто юридическую закавыку? А после разговора у вас такой отсутствующий и озабоченный вид! Какая же я несчастная, — огорченно вздохнула Бланш. — Я почему-то вызываю недоверие у любимых мной людей. Анна не захотела поделиться со мной своей тайной. А теперь и дядюшка не хочет сказать мне, чем озабочен. Вы меня совсем не жалеете. Пойду лучше поищу Арнольда.

— Подожди минутку, Бланш, — сэр Патрик взял племянницу за руку. — Что с мисс Сильвестр? У тебя есть какие-нибудь известия от нее?

— Никаких известий. Я умираю от беспокойства.

— А если кто-нибудь пошел бы в Крейг-Ферни и выяснил причину ее молчания, ты бы не стала говорить, что тебя не жалеют?

Бланш вспыхнула от удивления и радости. И прижала к губам руку дядюшки.

— Неужели вы правда готовы пойти туда, дядюшка?

— Разумеется, я не должен был бы этого делать, помня о непослушании племянницы, нарушившей обещание не ходить в Крейг- Ферни, но прощенной по мягкости характера. И я опять проявляю слабость, поступаясь своими принципами, потому что моя дорогая племянница расстроена и несчастна. Так не пристало вести себя главе семейства. Тем не менее, если ты одолжишь мне свою двуколку, я, возможно, и решусь на эту мало приятную поездку и попробую поговорить с мисс Сильвестр, если ты хочешь что-нибудь ей передать.

— Что-нибудь ей передать? — повторила Бланш. Она обняла дядюшку за шею и стала шептать ему на ухо бесконечное послание. Сэр Патрик слушал, и интерес к предстоящему расследованию все сильнее в нем укреплялся. «Женщина, способная внушить такую привязанность, — подумалось ему, — должна обладать каким-то особенным благородством».

Пока Бланш нашептывала свое послание дядюшке, в холле за дверью происходило еще одно тайное совещание, касающееся чисто домашних дел, — между леди Ланди и дворецким.

— Очень сожалею, ваша милость, — обратился дворецкий к свой госпоже, — но должен сообщить, что Эстер Детридж опять не в себе.

— Что это значит?

— Полчаса назад она пошла в огород нарвать зелени, и все было хорошо. А вернулась, и на нее опять нашло. Просит дать ей сегодня выходной. Говорит, очень устала от такого множества гостей. И правда вид у нее — краше в гроб кладут.

— Не говорите глупостей, Роберт! Эта женщина упряма, ленива и груба. Вы ведь знаете, она через месяц получит расчет. Если она решила этот последний месяц бездельничать, она не получит рекомендации. Я не могу сегодня отпустить ее. Кто будет вместо нее готовить обед?

— Боюсь, все-таки, ваша милость, сегодня придется готовить младшей кухарке. Эстер очень упряма, когда начинает чудить, как вы изволите называть ее припадки.

— Если Эстер Детридж бросит сегодня кухню на младшую кухарку, Роберт, она сегодня же покинет мой дом. И я не хочу больше ничего слышать об этом. А будет упорствовать, пусть оставит на моем бюро в библиотеке свою расчетную книжку. После завтрака я туда пойду и, если увижу книжку, пойму, что это означает. Вы получите распоряжение, как с ней рассчитаться, и выпроводите ее. Пора завтракать. Звоните в колокол.

Услышав колокол, гости потянулись из библиотеки в большую столовую. Сэр Патрик шел последним, ведя под руку Бланш. Дойдя до двери столовой, Бланш вдруг остановилась и спросила дядюшку, может ли она ненадолго покинуть его.

— Я тут же вернусь, — обещала она. — Я забыла наверху одну важную вещь.

Сэр Патрик вошел в столовую один, и лакей затворил за ним двери. Бланш вернулась в библиотеку. Верная обещанию ожидать Анну в библиотеке каждый день десять минут, она три дня кряду под тем или иным предлогом опаздывала на завтрак, шла в библиотеку и ждала. В этот четвертый день она опять села в кресло одна в огромной комнате, и — преданная душа — устремила нетерпеливый взор на зеленую лужайку перед домом.

Прошло пять минут. Никто не появился, только птицы весело прыгали на траве.

Истекла еще минута, вдруг уха Бланш коснулось легкое шуршание шелка о траву. Она бросилась к ближайшей двери, выглянула в сад и захлопала в ладоши. Из груди ее вырвалось радостное восклицание. Хорошо знакомая фигура быстро приближалась. Анна не изменила их дружбе, она выполнила уговор!

Бланш поспешила Анне навстречу и провела ее в библиотеку.

— Ты прощена, сестра! Ты ответила не письмом, а гораздо лучшим способом — пришла сама.

Она усадила Анну в кресло, откинула с ее лица вуаль и в ярком полуденном свете увидела, как сильно изменилась ее подруга.

Анна выглядела сейчас много старше своих лет. Черты ее были неподвижны, их сковывала тупая, оцепенелая покорность, на что без слез невозможно было смотреть. Три дня и три ночи одиночества и тоски, три дня и три ночи ни с кем не разделенного, сводящего с ума ожидания сломили ее нежную душу, иссушили ее нежное сердце. В ней погас озарявший ее огонь, — жил и двигался только ее внешний облик, — жалкое подобие прежней Анны Сильвестр.

— Анна! Милая сестра! Что, что с тобой случилось? Ты кого-то боишься? Не бойся, никто нам не помешает. Гости в столовой, завтракают, слуги у себя обедают. Мы здесь совсем одни. Ты так бледна, слаба, давай я что-нибудь тебе принесу.

Анна притянула к себе голову Бланш и поцеловала, но как-то вяло, мертво, не проронив ни слова, ни слезинки и даже не вздохнув.

— У тебя очень, очень усталый вид. Ты шла сюда всю дорогу. Обратно ты пешком не пойдешь. Я велю заложить двуколку.

Собравшись с силами, Анна наконец-то заговорила. Голос ее был ниже и глуше, чем обычно, и гораздо печальнее, но его природная красота, чистота и мягкость пережили крушение всего остального.

— Я туда больше не вернусь, Бланш. Я совсем покинула гостиницу.

— Покинула гостиницу! Вместе со своим мужем?

Анна ответила на первый вопрос, как будто не расслышав второго.

— Я не могу туда вернуться, — сказала она. — Я больше не могу там быть. Меня точно преследует злой рок. Где бы я ни была, всюду из-за меня ссоры и несчастья, хотя, видит бог, я не хочу этого. Старый слуга в гостинице был по-своему добр ко мне, и они с хозяйкой из-за этого поссорились. Ссора была ужасная, и он потерял место. Хозяйка во всем обвинила меня. Она — грубая, недобрая женщина. После ухода Бишопригса стало еще хуже. У меня потерялось письмо. Я, должно быть, бросила его на пол и забыла о нем. Потом вспомнила, проискала вчера весь вечер и не нашла. Спросила о нем хозяйку. Она накинулась на меня, не выслушав до конца. Кричала, что я считаю ее воровкой, осыпала оскорблениями — я даже не могу повторить их… Не умею я ладить с такими людьми, да и чувствую себя плохо. И я почла за лучшее сегодня утром уйти из Крейг-Ферни. Надеюсь, что никогда больше не увижу это ужасное место.

Анна описывала свои злоключения, не проявляя каких-нибудь эмоций. Кончив рассказ, она в изнеможении откинулась на спинку кресла.

У Бланш на глазах заблестели слезы.

— Я не буду мучить тебя вопросами, Анна, — сказала она мягко. — Пойдем наверх в мою комнату, ты там отдохнешь. Тебе сейчас нельзя никуда ехать. Я позабочусь, чтобы нам никто не мешал.

Часы на уиндигейтской конюшне пробили без четверти два. Анна резко выпрямилась на стуле.

— Сколько пробило? — спросила она.

Бланш ответила.

— Я не могу остаться. Я пришла, чтобы выяснить одну вещь. Ты не будешь ни о чем расспрашивать меня, Бланш? Не расспрашивай, умоляю тебя, ради нашего прошлого.

Бланш отвернулась — сердце ее разрывалось на части.

— Я ничем, ничем не огорчу тебя, — прошептала она и, взяв руку Анны, уткнулась лицом в ладонь, чтобы скрыть заструившиеся по щекам слезы.

— Мне надо кое-что узнать. Ты мне скажешь это, Бланш?

— Конечно.

— Кто из мужчин гостит сейчас в Уиндигейтсе?

Бланш подняла голову и взглянула на Анну с изумлением и даже тревогой. Уж не повредился ли у Анны рассудок от обрушившихся на нее страданий.

— Назови мне их поименно, — настаивала Анна. — Мне очень важно это знать.

Бланш стала перечислять гостей, последними упомянув тех, кто последний приехал.

— Сегодня утром приехали еще двое — Арнольд Бринкуорт и этот мерзкий мистер Деламейн, его друг.

Анна опять откинулась на спинку кресла. Она узнала, не вызвав подозрений у Бланш, то, ради чего вернулась в Уиндигейтс. Значит, он опять в Шотландии, приехал из Лондона только сегодня утром. Вряд ли он успел отправить письмо в Крейг-Ферни, до того как она ушла оттуда, он ведь так не любит писать! Значит, он не так уж и виноват: нет никаких причин, ровным счетом никаких, считать, что он бросил ее. Сердце застучало сильнее у несчастной женщины: первый раз в эти четыре дня блеснул для нее луч надежды. Под влиянием этого известия сильная дрожь сотрясла вдруг все ее тело, лицо вспыхнуло и тут же мертвенно побледнело. Бланш, со страхом наблюдавшая за ней, подумала, что Анне надо немедленно выпить что-нибудь подкрепляющее.