Гатчина. От прошлого к настоящему. История города и его жителей - Андрей Гусаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имя художника-карикатуриста Павла Егоровича Щербова и его злободневные газетные рисунки были известны не только всей Гатчине, но и всей стране. С 1911 года и его дом на Ольгинской (Чехова) улице, 4, стал городской достопримечательностью, местом встреч известных людей — А.И. Куприна, М. Горького и Ф.И. Шаляпина. Щербов происходил из богатой петербургской семьи и, получив среднее образование в гимназии Видемана, два года проучился в Академии художеств, но ушел оттуда, так как не смог выехать для учебы за границу из-за дружбы со студентами, состоявшими на учете в департаменте полиции. К этому времени относится и появление первых карикатур Щербова, в основном на близких знакомых. В 1880-х годах он много путешествовал по миру, посетив Китай и Японию, Африку и Ближний Восток. Первым из русских путешественников побывал у горы Килиманджаро. Его карикатуры впервые были опубликованы в 1896 году в журнале «Шут». Впоследствии Щербов стал его сотрудником. Работы художника печатали многие журналы («Лукоморье», «Зритель»), в Москве и Санкт-Петербурге проходят выставки его работ, многие из которых приобретаются частными коллекционерами. Самой известной картиной П.Е. Щербова считается работа «Базар XX века», купленная Третьяковской галереей. В этой работе художник изобразил художественный мир Санкт-Петербурга в лицах и типах. Среди ста персонажей можно разглядеть В.В. Стасова, Г.Г. Мясоедова, Н.К. Рериха, С.П. Дягилева и многих других.
П.Е. Щербов. Фото начала XX в.Осталось описание художника, сделанное его приятелем В.Ф. Боцяновским: «Коренастая мощная фигура. Большие черно-карие, обыкновенно светящиеся юмором, видящие и говорящие глаза. Большой лоб, правильный, красивый профиль длинного лица со смугловатым оттенком кожи. Черная, длинная, в локонах, как у ассирийских царей, борода». В Гатчине художник жил с 1901 года, первые десять лет снимая квартиры и дома в разных частях города. В течение десяти лет художник работает хранителем Арсенальной и Китайской галерей в Гатчинском дворце. Первая персональная выставка этого интересного карикатуриста, жителя Гатчины, прошла в 1986 году, а в 1996-м в его доме открылся музей.
Куприн в Гатчине. Карикатура П.Е. Щербова. 1910-е гг.Другой известный художник-гатчинец прожил в городе более двадцать лет. Его имя Александр Карлович Беггров, сын известнейшего в Петербурге литографа. По образованию он был морским офицером и даже совершил в 1868 году кругосветное путешествие; был командиром фрегата «Светлана». После знакомства в 1868 году с известным художником А.П. Боголюбовым Беггров начал рисовать. В 1874 году Александр Карлович уходит в отставку и полностью посвящает себя живописи. Его имя как мариниста уже известно знатокам, а его работы популярны в Англии, Франции и, разумеется, в России. Художник был участником многих передвижных выставок, а в 1878 году стал даже членом Товарищества передвижников. В 1892 году Беггров приобретает дом в Гатчине, на Александровской (Урицкого) улице, 33, где разводит великолепный сад и выращивает самые разные ягоды и, конечно, цветы. Летом его дом полон гостей. Известный русский художник Яков Данилович Минченков писал в своих воспоминаниях: «Летом приглашал к себе товарищей и угощал их таким обедом, какой не изготовить и самому лучшему повару. Беггров сам заказывал и покупал провизию и, когда приезжали гости, предоставлял им заняться чем-либо в его отсутствие — рассматривать альбомы, картины, читать журналы, а сам отправлялся на кухню, надевал передник и принимался стряпать блюда, наполовину приготовленные раньше.
А.К. БеггровОн был великолепным кулинаром. Когда был накрыт стол, он приносил суп, открывал крышку супника и молча стоял, ожидая, что скажут гости. Один аромат уснащенного различными кореньями и приправами супа заставлял гостей выразить свой восторг; тогда Александр Карлович проявлял довольство:
— Ну, то-то же! А то подают, когда все уйдет на воздух. Момент аромата не более десяти минут! Прошу не опаздывать и есть так, чтобы оставалось у вас место для другого, над чем я не меньше старался. Прошу! <…>
Приносилось под большим колпаком второе блюдо. Беггров, как фокусник на сеансе, объяснял:
— Не пугайтесь! Вы услышите едва заметный запах чеснока. Ну, конечно же, это молодой барашек, и здесь надо подразнить вас немного восточной приправой! Это историческая и необходимая приправа. Перестань, Волков, трясти бородой и не смейся! Молчи, когда не понимаешь! Берите зелень в достаточном количестве и непременно вот этот кисло-сладкий порошок. Да, да!.. Непременно! Вот видите! То-то же! Прошу не объедаться, успеете!»
Кроме ягодных кустов Беггров развел на участке кур. Соседи тотчас распустили слух, что куры несутся строго по расписанию, два раза в день, в специальные фарфоровые чашечки, любезно подставляемые хозяином. Все это было, конечно, вымыслом.
После смерти жены в 1903 году Беггров продал свой дом, поселился в квартире по адресу Соборная, 8, но часто приходил к своему бывшему саду, смотрел на уже чужое хозяйство, словно сожалея о своем решении. «В жизнь его вползла скука, безразличие к окружающим, что повело к упадку его душевных и физических сил. Он стал точно покрываться ржавчиной, опускался и не в силах был противостоять невзгодам и болезни, — пишет в воспоминаниях Я.Д. Минченков и продолжает: — Но время шло, и все так сложилось, что как будто и жить ему стало незачем больше. Он заболел и слег. Болезнь была какая-то тяжелая, он переносил сильнейшие боли, но, не желая поддаваться слабости, терпел упрямо, молча, не жалуясь на мучения. <…> Но боли стали невыносимыми; тогда Беггров зарядил пистолет и выстрелил себе в грудь». В газете «Гатчина», в статье «Трагедия таланта» было сказано: «В четверг 17 апреля, на лютеранском кладбище, похоронили уважаемого гатчинского сторожила, почетного члена Императорской Академии художеств, Александра Карловича Беггрова. Отдать последний долг усопшему собрались его близкие друзья и знакомые. Никто из крупных художников, за исключением г. Френца-отца, не приехал поклониться праху своего старого товарища. Отсутствие представителей художественного мира произвело неприятное впечатление.
Я.Д. МинченковАлександр Карлович хворал уже давно… <…> „Готова карета!” — его любимая поговорка, пора в путь! Последние полгода он уже нигде не появлялся, никто не слышал его веселых остроумных шуток и анекдотов, он отошел от суеты текущего дня. Болезнь — хроническое гнойное воспаление почечных лоханок и мочевого пузыря — прогрессировала, роковой конец приближался. <…> Сделав все свои распоряжения, написав письма друзьям, накрыл постель старым пледом, чтобы не залить ее кровью, лег и, еще верной, не дрогнувшей рукой, направил выстрел прямо в сердце».
А.К. Беггров. Город древний, город длинныйПеречисляя жителей города, так или иначе прославивших Гатчину, грех не упомянуть коменданта города, управляющего дворцовым управлением, инженера, генерал-лейтенанта Федора Ивановича Люце. Назначение генерала на административную должность в Гатчину состоялось в 1854 году. При нем был приведен в порядок Приоратский парк, в городе появились новые улицы, были отремонтированы многие здания. На фоне всеобщего казнокрадства Люце был одним из немногих, кто честно выполнял свой долг, не запуская руку в казну. Журналист А.В. Эвальд вспоминал: «Он был в своем роде человек оригинальный, уже хотя в том отношении, что казенное и царское имущество берег пуще своего глаза, в противность всем общепринятым понятиям. Помимо этого, Люце обладал другим свойством, еще более редким, а именно: полнейшим отсутствием всякого самоунижения перед людьми, поставленными выше его. С самим государем он говорил и держал себя с таким величавым достоинством и в то же время так просто и серьезно, как будто государь был очень немного выше его по своему общественному положению. Мне случалось много раз видеть императора Николая Павловича и часто находиться вблизи его, и потому я довольно нагляделся, как люди, наиболее сильные, властные и приближенные к нему, раболепно сгибались перед ним дугой; поэтому то достоинство, с которым держался перед ним Люце, не могло не произвести сильного впечатления на мое детское воображение. Теперь я понимаю эти отношения: Люце не был карьерист; он ничего не добивался и ничего не искал, а потому и не считал нужным унижаться перед кем бы то ни было. Строгое исполнение своих обязанностей и безукоризненную честность он ставил выше всего, нисколько не заботясь о том, будут ли эти его достоинства оценены и награждены, что и давало ему полнейшую свободу действий. Но в то время, когда я еще не мог относиться критически ко всякому явлению, понятно, что Люце представлялся мне каким-то особенным человеком, чуть ли не сверхъестественным». Генерал с ножом в руке расхаживал по парку и собственноручно обрезал сухие ветки, пропущенные садовником. Иногда Люце гулял по парку с императором, при этом также отходил от государя, чтобы срезать сухую ветку, а царь ждал, пока престарелый генерал вернется к нему и они продолжат прогулку. Заслуги Федора Ивановича Люце были оценены по достоинству — его именем была названа одна из улиц города.