Неотвратимость - Георгий Айдинов

Павел встает и прохаживается. Берет со стола Сереги Шлыкова и машинально листает толстый том «Руководства по криминалистике» Локара. На переведенную у нас книгу этого известного француза в библиотеке управления образовалась целая очередь. Серега изловчился как-то, используя свою давнюю дружбу не столько с библиотекой, сколько с библиотекаршей, и вот группа Калитина расширяет свой кругозор. Павел тоже прочел Локара. Ничего не скажешь, и мысли дельные и советы в принципе подходящие. Даже Шерлока Холмса посчитал нужным упомянуть: дескать, детективные рассказы Конан-Дойля вовсе небезынтересные для специалиста. Криминалистика действительно взяла в свой арсенал исследование, например, соскобов грязи, о которых писал Конан-Дойль. Так же, как не обошла вниманием весьма интересные рассуждения Эдгара По о психологии обыска. Или взять научно обоснованные приемы допроса преступника, которые так великолепно демонстрирует в своих произведениях Сименон. Совсем не бесполезно использовать их, эти приемы, и профессиональному следователю. Все это так. Но каково пришлось бы Холмсу времен Конан-Дойля и современному Холмсу, созданному воображением Жоржа Сименона, методичному и уравновешенному инспектору Мегрэ, окажись они в наших условиях? Психология преступников, логика их действий, о которых писали Эдгар По, Конан-Дойль, пишет Сименон и которые рассматривает с позиций науки Локар, разбираются под углом зрения буржуазного мира, его законов, его особенностей. А у нас откуда взялся рецидивист Каменщик? Как может он совершать преступления и такое долгое время оставаться неуловимым?

Еще в университете Павел не на жизнь, а на смерть схватывался во время семинара с молодым преподавателем, который вел занятия со студентами-второкурсниками. Тот утверждал, что в социалистическом обществе нет и не может быть социальных причин преступности.

— Но это же смешно. Это же все равно что заявлять, будто причины преступности биологические или что преступность вообще не имеет причин, — пожимал плечами Павел.

— Значит, по-вашему, выходит, что в природе капитализма и социализма в равной степени заложены социальные явления, толкающие или могущие толкнуть людей на преступления?

— Извините, но вы или не понимаете, или не хотите понять то, что я говорю.

— Есть еще вариант, — пришел на помощь другу Сергей Шлыков, почувствовавший, что полемика приобретает нежелательный уклон. — Вероятно, ты, Павел, недостаточно точно формулируешь свои мысли.

— Четче быть не может. Я вовсе не имею в виду коренные социальные причины, присущие обществу с антагонистическими классами и обществу бесклассовому. Никому и в голову ничего подобного не может прийти. Но если мы будем вообще отрицать, что существуют причины преступности как социального явления, то практически окажемся беспомощными в борьбе с нею.

Уже немало лет минуло со времени этой дискуссии, огоньки которой потом нет-нет да и вспыхивали не только на других курсах университета, но и среди нынешних товарищей Павла, сотрудников милиции. Сколько времени оттого понапрасну потеряно в борьбе с той же рецидивной преступностью. Ведь вовсе недалеко то время, когда наше уголовное право вообще не признавало рецидива, делало вид, что оного будто бы совсем нет в природе. Только сейчас приняты основы законодательства, где четко и ясно сказано — такое зло существует, имеет такое-то социальное лицо и пути борьбы с ним такие-то. А потому, что мы многое упустили, ныне каждое четвертое преступление в стране — дело рук именно рецидивиста. «И новые рецидивисты появляются у нас вот из-за таких, как я, — безжалостно корил себя Павел. — Сколько месяцев подряд орудует Каменщик в Москве, бравирует прямо своей неуловимостью. И конечно же прав был Петя Кулешов, когда мы о «разгонщике» Матюшине говорили. Закоренелым преступникам, на которых никак не действует одно, второе, третье пребывание в исправительно-трудовой колонии, таким убежденным рецидивистам суд должен продлять срок заключения. Обязательно нужен такой закон. Нельзя выпускать на свободу потенциального врага общества…

Ясно лишь даже для меня, с моим еще микроопытом, — вздохнул Павел, — что одно — причины преступности как социального явления в целом. А другое — причины конкретного преступления, которые вовсе не обязательно окажутся характерными как социальные закономерности. Так что рецептов на все случаи жизни никак не отыщешь ни в самых мудрых учебниках, ни в научных трактатах. И далеко не всегда почерпнешь в опыте даже наиболее маститых ветеранов розыска. Надо самому устанавливать что к чему и самому делать выводы. И еще необходимо суметь в определенный момент расследования на время отступить в сторону от известных тебе фактов, чтобы взглянуть на них не «изнутри», не глазами кровно заинтересованного в открытии истины, а как бы бесстрастно: оценить их, взвесить отдельно и в совокупности, будто тебе просто надо разобраться в достоинствах и ошибках методики кого-то другого».

Сейчас это было тем более необходимо, что фактов наваливалось со всех сторон даже с излишком. Словно кто-то невидимый поставил себе целью дезориентировать, запутать Московский угрозыск. Одних звонков в управление каждый день раздавалось по нескольку десятков. В МУРе теперь практически были осведомлены о всех случаях продажи меховых манто с рук. Больше всего сообщали о цигейковых пальто. Это была явная оплошность, что цигейковые шубы не исключили в телефонограмме. Они прямо задавили группу Калитина, эти сигналы о цигейках. Но было достаточно сообщений о меховых пальто, которые вполне могли быть похищены Каменщиком. Каждый такой случай, естественно, тщательно проверяли, на что уходило немало усилий. Звонок — возникала надежда на удачу. И гасла. Возникала и гасла…

Как бы поддразнивая, милицейский телефон на столе пронзительно заверещал.

— Павел Иванович? Подполковник Люстров. Здравствуйте. Есть небольшие новости.

— День добрый, Василий Никифорович! Слушаю вас.

Подполковник рекомендовал Павлу сейчас же подослать кого-нибудь из его группы в Люберцы.

— Воспитанник мой в тамошнем ОБХСС работает. Жохов фамилия. Лева Жохов. Позвонил только что. Говорит, одна шубка любопытная появилась в поле зрения. Займетесь?

— А как же. Обязательно. Большое спасибо.

— Пока не за что. Интересно, как там у вас все повернется с Каменщиком? Будет что подходящее, сообщите.

— Непременно. А вы продолжайте, пожалуйста, теребить своих участковых. Хорошо?..

Ехать некому. Надо самому. И хочется самому. Кажется — уже который раз кажется! — что выйдут наконец на правильный след.

Разрешение на выезд получено моментально. И вот уже милицейский «газик» торопится по Рязанскому шоссе.

Первое знакомство с оперуполномоченным Люберецкого ОБХСС Левой Жоховым состоялось уже по телефону, и поэтому Павел сразу взял быка за рога. Но не тут-то было. Неторопливый, грузноватый, несмотря на молодость, Лева Жохов чувствовал себя полноправным участником предстоящих событий — не каждый день удается оказывать услугу столичному розыску. И Лева, хотя и видел нетерпение гостя, принялся рассказывать с обстоятельностью, которая казалась ему совершенно обязательной в такой ситуации.

— Я и говорю. По просьбе подполковника Люстрова Василия Никифоровича я попристальней всматривался во все щелочки, где могла показаться интересующая вас шубейка.

— И нашли такую щелочку?

— Кажется. Я знаком с одной спекулятивного склада тетенькой, которая предлагала другой тетеньке каракулевую шубу за четыреста пятьдесят рублей, когда стоит такое манто вдвое дороже.

— А где первая тетенька живет?

— Поехали, покажу.

Поехали. Первая тетенька сказала, что шуба не ее.

— Клавка попросила продать. Говорит, четвертной билет за услугу не пожалею. Срочно, мол, деньги нужны.

— Что за Клавка?

— Я ее мало знаю. Зинку знаю.

— Какую Зинку?

— Клавкину сестру. Она на нашем рынке овощами торгует. А Клавка ей помогает. Как войдете на рынок, ихняя палатка слева.

На месте оказались и Клавка и Зинка. Пригласили их в комнату милиции при рынке.

Обе, низенькие, пухлые, с крикливыми голосами, наперебой выражали свое возмущение. Но слово МУР как током тряхнуло обеих. Сестры присмирели.

— Где шуба?

— У меня в тахте, — отвечает Зинаида. — Она, шуба, значит, не моя. Знакомая уговорила: продай, поблагодарю по-царски. На юг, сказала, переезжает, на кой она там.

— Что за знакомая? Где живет?

— Капа ее зовут. Где живет — я и не спрашивала. Буфетчица она. Мне предложила свое место, потому уезжает вместе с мужем.

— Где работает?

— Говорила, да я запамятовала.

— Где живет — не знаете. Где работает — тоже. Но то, что она, эта Капа, вам шубу поручила продать, помните?