Тайная любовь моего мужа - Амелия Борн

что все закончено, что ничего не вернуть назад. Но сожалеть – это уже не любить. И не стоило хвататься за призраков прошлого, когда можно было строить… будущее.

И впервые за все это время после измены я видела его достаточно ясно. Видела, что смогу быть счастлива – без него. Пусть даже одна.

Перед глазами вновь всплыл образ Кости. Но я понимала – еще слишком рано начинать что-то новое. И мне не нужно мужское плечо, чтобы вновь почувствовать себя счастливой.

– Мы, наверно, оба с тобой виноваты, – заговорила неторопливо после долгого молчания. – Я тоже – не святая безгрешность и в чем-то могла поступать иначе. Но неизменным остается другое и это – главное. Я не стану спасать брак только ради детей – никому из нас лучше от этого не станет. А других причин сохранить семью у меня больше нет. Ты уж прости, Леша… И знай – я очень благодарна за все, что было. И за все, что ты сделал, когда был нужен.

Он приблизился почти бесшумно. Лишь его отражение в темной глади окна просигнализировало о том, что он совсем рядом.

Склонив голову, он коснулся губами моих волос. Легкий, ненавязчивый поцелуй…

Последний.

Прощальный.

Глава 52

Старший сын нагнал его уже на лестничной клетке, когда Леша со всеми попрощался и вышел за дверь.

Он обернулся на торопливые шаги позади себя, вопросительно взглянул в глаза, вонзавшиеся в него, как два кинжала…

Больно. Так бесконечно больно…

От всего. От того, что Кира – больше не его. От того, что больше не будет рядом со своими детьми постоянно – то, чего он раньше совсем не ценил, даже напротив – тяготился…

От того, что семья, которую должен был беречь, по его собственной вине превратилась в руины.

И от этого обвиняющего, жалящего взгляда, полного даже не ненависти – презрения.

Кирилл заговорил первым.

– Не думал, что ты можешь упасть еще ниже, но ты пробил дно… папаша, – выплюнул он с отвращением. – Значит, теперь у тебя что? Новая семья, новый ребенок?

Леша понимал: сыну больно. И он всей душой хотел бы забрать эту боль себе, но вместо этого сам являлся ее причиной.

– Я не собираюсь жить с этой женщиной, – ответил негромко, но твердо. – И ребенка этого, если она его родит, воспитывать тоже не собираюсь. Никого у меня нет дороже, чем вы. И не будет.

Сын смотрел на него: долго, выжидающе. Леша понял, что он нуждается в каких-то его словах, может, обещаниях…

Он не знал, что именно сказать. Просто сбросил с себя все – мешающие откровенности оковы, страх быть отвергнутым… и, обнажая душу, проговорил:

– Я, конечно, не был идеальным отцом. И мне жаль, что единственный пример, который я тебе подал – это то, как не нужно поступать, как не следует жить. Но это тоже… наука, хоть и горькая. И я надеюсь, что ты никогда не будешь таким, как я. И я сделаю все, чтобы однажды ты с гордостью снова назвал меня своим папой. Даже если на это потребуется целая жизнь.

Кирилл молчал. Но в глазах его, впервые за все последнее время, медленно таял лед.

Леша сделал шаг вперед, и, подавив легкое сопротивление, обнял сына.

– Я люблю тебя, – произнес сдавленно ему на ухо. – Каким бы дерьмовым отцом я ни был, помни главное – я люблю тебя.

Понимая, что сейчас следует отступить и оставить сына наедине с его мыслями и чувствами, Леша разорвал объятия и зашагал вниз по лестнице, в глубине души надеясь, что Кирилл окликнет, позовет…

Но он молчал.

Но в этом молчании все же была надежда.

***

Вот и все.

Эта короткая фраза била по вискам, когда шаг за шагом спускался вниз по лестнице. Он вдыхал ее вместе с воздухом, выдыхал обратно в отчаянном, но немом крике…

Вот и все…

Конец. То, чего он так боялся, то, чему пытался всеми силами сопротивляться, все же случилось. И некого было в этом винить, кроме себя самого.

Конец…

Страшное, безнадежное слово. И никак не получалось поверить, что когда-нибудь еще в этой жизни сможет стать счастливым.

Леша знал: он до конца своих дней будет жалеть об ошибке, которая разрушила все.

Он вскинул голову, взглянул на темнеющее небо над собой…

И понял: нет, это еще не все. Он должен сделать для Киры одну очень важную вещь, пусть даже она не просила, пусть даже ей это уже совсем не нужно…

Он подошел к своей машине, нырнул внутрь и завел двигатель.

А на соседнем сидении с ним невидимой, немой тенью устроилась пустота.

***

Он подъехал к дому, где теперь обитал, когда уже почти стемнело.

Но надвигающаяся темь не спугнула вечную стражницу подъезда – пожилую женщину, которую он нередко замечал на скамейке, пристально наблюдающей за всеми, кто входил и выходил из дома…

Именно она и была ему сейчас нужна.

– Добрый вечер, – начал было вежливо, но его грубо перебили.

– Чего надо тебе?

Он слегка приподнял брови от такого начала, но не позволил себя сбить.

– Хотел кое-что спросить у вас. Вы, возможно, знали девушку – она жила на шестнадцатом этаже, ее зовут Мила…

– Это к которой ты ходил?

Что ж, отрицать это было бессмысленно.

– Да, – откликнулся коротко.

– Ну и чего надо-то тебе?

– Я хотел узнать – не замечали ли вы ее здесь в последнее время. Может быть, видели пару недель назад, как она входила в подъезд или выходила из него…

Старушка фыркнула.

– Ну видела, конечно. Думала, к тебе эта непорядочная и приезжала. А что, нет?

Ее вопрос он пропустил мимо ушей, зацепившись за другие слова.

Хотя это мог быть просто пшик, ведь Мила говорила, что часто приезжала сюда, чтобы его найти.

– Не помните, когда это было?

– Помню. Девятого числа, часов в семь вечера…

Он шумно, протяжно выдохнул. Именно девятого, почти в то же самое время, сюда приезжала Кира…

– А на следующий день вы ее не видели? – продолжил допрос, ощущая – след взят.

– Было дело. Выскочила из подъезда прямо с утреца, будто за ней черти гнались…

Он невольно улыбнулся. Все же его догадки, похоже, оказались верны…

– Вы мне очень помогли, – произнес искренне. – Скажите, а вы сможете рассказать все то же самое в суде, если понадобится?

Глаза старушки аж загорелись – на это он и рассчитывал.

– Все расскажу! – выпалила она живо. – А когда? И ты что, из милиции, что ли, выходит?

– Не из милиции, – откликнулся кратко. – А