Гадюка в сиропе - Дарья Донцова

– Ну зачем тебе книги Кондрата, если ты сам пишешь, и потом, их же можно опубликовать под именем Разумова и получить деньги. Да Миша Галин от радости скончается, когда я скажу о рукописях.

– Галин – негодяй, а их издательство – сборище жадин, не понимающих, что автору нужно достойно платить, чтобы он спокойно занимался литературным трудом. Ломовую лошадь следует хорошо кормить, – серьезно сказал Юра, – а если расскажешь Мишке о рукописях, он моментально схватится и опубликует, естественно, все, только денег Лиза не получит ни копейки!

– Почему?

– Потому. Она несовершеннолетняя. Галин, естественно, выпишет денежек для вдовы раз в пять меньше, чем дал бы Кондрату, и честно положит их на сберкнижку. Теперь соображай, что случится с рублями через десять-пятнадцать лет, когда Ленка выйдет! Мы же с тобой получим кругленькую сумму, ты сумеешь дать Лизе образование да еще отложишь Ленину долю в долларах. А бакс, он и в Африке бакс, при всех режимах и перестройках. Понятно?

– Ну почему ты так уверен, что Лену осудят? И потом, Степан Разин вовсе не мифическая фигура, я нашла его мать, вернее женщину, воспитавшую парня, Раису Андреевну и…

Я уже собралась сообщить о смерти Степана и своих подозрениях по поводу Андрея, как Юра вновь стукнул кружкой о стол. На этот раз кружка развалилась на два почти одинаковых куска.

– Да выбрось ты эту дурь из головы! – крикнул Грызлов, но тут прозвенел звонок в дверь.

Это вернулась из школы Лиза, вместе с ней влетела Маша Гаврюшина, и девочки принялись с упоением тормошить Пингву с Рамиком, быстро рассказывая о школьных новостях. Юра еще с полчаса сидел, пил кофе, потом Маша Гаврюшина, узнав, кто перед ней, с радостным визгом понеслась к метро и вернулась, держа сразу два романа Андрея Малькова. Грызлов поставил автограф и откланялся. В прихожей он поцеловал мне руку и прошептал:

– Евочка, не бойся, молодые капитаны поведут наш караван!

Дверь хлопнула, я осталась в прихожей, держа в руках вызывающе роскошный поводок Рамика. Последняя фраза, сказанная Юрой, подействовала на меня, словно удар тока. Перед глазами моментально возникла картина.

Раннее утро, я собираюсь в школу, натягиваю форменное платьице и только что выглаженный фартук. На кухне мама готовит геркулесовую кашу, запах горячей овсянки разливается по коридору. В ванной бреется папа. Я подхожу и смотрю, как бритва медленно убирает с его лица горы белой пены. Отец ловко орудует станком и поет:

Буря, ветер, ураганы,

Нам не страшен океан,

Молодые капитаны

Поведут наш караван.

Потом он замечает меня, поворачивается и спрашивает:

– Ну? Что такой унылый, Рыжик, опять горло болит?

– Контрольная по арифметике, – бормочу я и утыкаюсь головой в его теплый живот. От отца пахнет одеколоном, мылом и чем-то родным, страшно приятным, папятиной, как говорила я в детстве.

– Ничего, Рыжик, не дрейфь, – ободряет меня он и опрыскивает лицо остро пахнущим «Шипром», – не бойся, молодые капитаны поведут в бой караван!

Он часто говорил эту фразу, стараясь взбодрить и развеселить любимую доченьку, и вот теперь те же слова произнес Юра Грызлов. Надо же, а я думала, что песню из кинофильма «Семеро смелых», столь популярную в моем детстве, уже никто не помнит. Хотя, может, у Юры тоже был отец, напевавший во время бритья?

– Лампа, – закричала Лиза, – беги сюда скорей, мы научили Рамика подавать лапу!

Я медленно двинулась на зов. Нет, не стоит обманывать себя, в моем сердце нет ни капли страсти к Грызлову, и вряд ли я стану его женой или любовницей. Но как приятно иметь настоящего друга, заботливого и верного. Пусть даже он предлагает не слишком честную комбинацию, но ведь он делает это в основном для того, чтобы помочь мне и Лизе…

– Ну, Лампа, давай скорей, – завопили дети, – а то он сейчас все забудет!

– Хороши дрессировщики, – засмеялась я, входя в детскую, – надо так научить, чтобы навсегда запомнил.

– Рамик, дай лапу, – произнесла Лиза, протягивая песику руку.

Щенок молча вилял хвостом.

– Дай лапу!

Собака радостно взвизгнула и еще сильней замела хвостом.

– Дай немедленно! – начала выходить из себя девочка.

Рамик потянулся носом к блюдечку, где аппетитно пахли мелко нарубленные кусочки сыра.

– Ну уж нет, – сказала Маша Гаврюшина и отодвинула подальше лакомство, – сначала команду выполни. Дай лапку!

И на этот раз никакого результата.

– Забыл, – вздохнула Лиза. – Уродский пес! Килограмм «Эдама» слопал, и никакой памяти!

– Знаешь, – предположила Маша, – мы вообще-то ему раньше другую команду давали.

– Какую? – заинтересовалась я.

Гаврюшина села на корточки перед мордой Рамика и, повернув ладошкой вверх тоненькую, словно церковная свечка, руку, попросила нежным голосом:

– Рамик, вытяни грабку!

Песик тут же подал лапу и счастливыми глазами посмотрел на «учительниц».

– Мы так говорили, – бесхитростно пояснила Маша, – но Лиза знает, что вы этих слов не любите, вот и стала при вас по-другому просить.

– Прелестно, – одобрила я «дрессировщиц». – Теперь наденьте ему на шею золотую цепочку и научите делать пальцы, вернее когти, веером. Андрюша придет в дикий восторг.

ГЛАВА 28

Наверно, у меня крайне уязвимая нервная система. Стоит понервничать, и сон пропадает без следа. Не помогает ничего – ни валокордин, ни чтение газет. Вот только теплое молоко я не пробовала, потому что терпеть его не могу, вид поднимающейся пенки вызывает у меня содрогание. Наверное, в детстве перепила.

Вот и сегодня я выключила лампу в три утра, и в голове моментально зашевелились тяжелые мысли. Бедная Лена! Все словно сговорились свидетельствовать против нее. Сначала Антон Семенов, потом Ангелина Брит, оба уже покойные! Затем мне вспомнилась несчастная Леокадия Сергеевна, невесть зачем оказавшаяся на Кольцевой автодороге… Да еще пистолет, который Лена купила для Вани! Надеюсь, следователь никогда об этом не узнает. Картонную упаковку из-под пистолета я разорвала на мелкие кусочки и выбросила подальше от дома, не поленилась сделать это в самом центре, возле телеграфа. Но Юра все же ошибается, жаль, что он не дослушал меня до конца. Андрей – вот кто настоящий преступник. Осталось лишь выяснить, зачем он это сделал. Ну ничего, завтра я поеду на Новохерсонскую улицу и выясню о парне правду.

Однако твердо принятое решение не всегда легко выполнить. По нужному адресу проживала толстенная бабища лет сорока. Ничего вразумительного об Андрее или его семье сообщить она не смогла.

– Я купила квартиру через агентство, – бубнила толстуха, распространяя вокруг запах чеснока, – и не знаю о бывших хозяевах ничегошеньки! Видала только один раз мужика, когда документы подписывали. Всю работу риелторы сделали.

Я вышла во двор и села на лавочку. Сегодня отличная погода, ласковое солнышко приятно греет лицо, в воздухе пахнет наконец-то приближающейся весной, да и пора бы, скоро апрель. Долгожданное тепло выгнало на улицу молодых мамаш с колясками, и сейчас они вылавливали из луж упоенно пачкающихся детишек. Ладно, покурю и двину домой. В эту минуту крохотная собачка, скорей всего цвергшнауцер, подбежала ко мне и, поставив маленькие лапки прямо на джинсы, стала умильно повизгивать.

– Фу, Снаппи, фу, – закричала хозяйка, – не бойтесь, она не кусается!

Я подавила усмешку. Бояться собачонку размером чуть больше заварочного чайника! Нет предела хозяйскому тщеславию.

– Она не кусается, – повторила женщина, – просто хочет сигарету, уж извините.

– Собака курит? – изумилась я.

– Нет, конечно, просто съедает.

– Странная привычка.

– И не говорите, – вздохнула она, – у нас раньше соседи были на лестничной площадке, Казины. Так их сын, Андрюша, тот еще балбес, брал сигареты, обмазывал шоколадом и давал Снаппи. Теперь пес у всех курево отнимает!

От неожиданности я сама чуть было не съела сигарету. Надо же, какая удача!

– Вы хорошо знали Казиных?

– Мы соседи, – ответила тетка.

– А Андрюшу помните?

– Прекрасно. Безобразник и хулиган. Мой сын от него натерпелся. Мы даже жаловаться ходили к директору, чтобы мальчишку из нашего класса перевели, сам не учится и другим не дает. Только ничего не вышло, слава богу, в восьмом классе он ушел в какое-то ПТУ, то ли на шофера учиться, то ли на слесаря. А по мне, если честно сказать, Людка, мать его, врала. Бандит он стал, самый натуральный.

– С чего вы так решили?

– По ночам приезжал на роскошной машине, а в руках пакеты из супермаркета.

– Ну и что?

– Так в 1991 году! Помните, какие жуткие цены тогда в этих магазинах были? Простому человеку не подступиться, только бандиту.

– А мать его жива?

– Людка? Спилась совсем и померла. А вам зачем? И вообще, кто вы?

Отчего-то мне стало жарко и тоскливо. Бегаю, бегаю по городу, пытаясь помочь Лене, и все время налетаю на покойников, просто отчаянье берет. Наверное, от расстроенных чувств я вытащила из сумочки красивое бордовое удостоверение с золотыми буквами ФСБ на обложке, купленное мной за пятьдесят рублей в переходе между станциями «Тверская» и «Чеховская», и весьма агрессивно рявкнула: