Римская империя. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов

Туллий сочувственно кивнул головой центуриону; обеспечив себя завещанием, Туллий теперь торопился написать донос на Фортуната, обвиняя его в сочувствии Пизону, но не успел он окончить своего послания, как к нему внезапно явился раб Фортуната, потрясенный и расстроенный.

Фортунат только что получил от Нерона приказ умереть – Фортунат, никому не стоявший поперек дороги, глубокий старик, не вмешивавшийся ни во что.

Но раб пояснил, что императору, по его словам, надоело ждать смерти Фортуната, – казна государственная пуста, а поездка в Грецию потребует очень больших расходов. Император назначает себя наследником всех богатств Фортуната.

Туллий молчал, оглушенный этим ударом и растерянный: он чувствовал бессильную ярость и отчаяние. А между тем и его судьба уже была решена: Нерону стало известно, что Туллий надеялся на наследство Фортуната; это его рассердило, и небрежным движением руки он распорядился убрать этого человека со своей дороги.

Новые божества (I в. по P.X.)

С. Радциг

I

Роскошный атриум (приемный зал) в доме Гая Корнелия Лентула полон посетителей довольно странного вида. В некоторых из них сразу можно узнать уроженцев далекого Востока: трое сирийцев с дикими, исступленными лицами, в черных одеждах и меховых шапках, с серьгами в ушах, человек пять фригийцев с бледными лицами, лишенными всякой растительности, с длинными волосами и в женских коричневых платьях. Есть тут и армянин, и еврей, и халдей, и египтянин – словом, люди чуть ли не отовсюду, куда проникла сила римского оружия. Все они оживленно рассуждают между собой, словно в ожидании предстоящего удовольствия. Впрочем, ждать не приходится долго. Сама хозяйка, важная пожилая дама, со слезливым видом встречает их среди толпы рабынь и клиенток. Эти гости – все служители иноземных богов.

Уже и раньше римская религия не раз подвергалась существенным изменениям. Сначала она, сухая и безжизненная, поддалась влиянию этрусков, впоследствии совершенно преобразилась под греческим влиянием. Светлая и жизнерадостная религия греков принесла с собой целый мир живых и прекрасных образов. Но при всей красоте их они были слишком человечны, слишком близки к слабой человеческой природе, чтобы быть прибежищем для людей, ищущих истины. Вот почему образованные круги общества перестали верить в этих богов. Эта религия мало захватывала душу, оставляла сердце холодным. А между тем в эпоху империи больше, чем когда-либо, сердце искало веры. Если образованные круги всякую религию провозглашали суеверием или, наоборот, путем философской мысли старались придумать разумное божество, то народная масса находила своего живого бога всюду – и в тенистой, таинственной роще, и в загадочной пещере, и в источнике; но особенно ее внимание захватили пришедшие с Востока религиозные верования. Служение этим новым богам, их культ, нередко до такой степени, как казалось, захватывал своих служителей, что они забывали все окружающее, впадали в какое-то исступление, казнили себя за грехи, бичевали или кололи ножами самих себя, видели перед собой видения, начинали предсказывать будущее. Все это производило глубокое впечатление на простой народ, и он поэтому жадно ловил слова всяких гадателей и проповедников. Этот приток новых верований начался еще с тех пор, как завоевательная политика привела римских солдат на Восток, но особенно он усилился после походов Суллы и Помпея. Государственная власть не ставила препятствий новым учениям, пока ими не затрагивались государственный порядок и государственное богослужение. Эпоха империи – время широкого распространения иноземных богослужений.

Так вот и в доме Лентула собрались в один из зимних дней шестидесятых годов после P.X. служители восточных культов, где им оказывала радушный прием сама хозяйка. Это была мягкая женщина, находившаяся под влиянием своих ловких рабынь, из которых некоторые были уроженками Востока и усердно старались обратить ее в свою веру. По восточному обычаю гости приветствовали ее, распростершись ниц на полу. Сейчас же начались и таинственные выкрикивания:

– Госпожа, бойся прихода сентября с южным ветром!

Матрона в ужасе ломает руки и побледневшими губами еле шепчет:

– Владычица Идейская, мать богов, Кибела, спаси и сохрани. Что же мне делать?

– Пожертвуй для очищения сотню яиц, – отвечает один из служителей фригийской богини Кибелы.

– Подари мне твое старое платье цвета изюма: все, что грозит тебе внезапной и страшной бедой, уйдет на одежду и разом даст искупление на целый год, – говорит другой фригиец, одетый, как и все вообще служители Кибелы, в женское платье.

Еще третий, жрец египетской богини Исиды, с бритой головой и в холщовой одежде, наставительно советует ей, несмотря на зимнюю пору, трижды поутру окунуться в прорубь на реке Тибр, трижды омыть голову в самой глубине и оттуда с трепетом проползти на коленах через Марсово поле к храму Исиды.

В страхе и со слезами на все соглашается матрона. Служанки приносят и яйца, и платье, и деньги, и всякие съестные припасы, лишь бы предотвратить грозящую беду.

Наконец наступает некоторое успокоение; продвигается вперед египтянин и начинает свою проповедь. «Знай же, госпожа, что Египет есть подобие неба; туда снизошло все, что определяется и исполняется на небе. И земля наша есть как бы храм всего мира». Прославивши в долгой речи свою родину, он перешел и к прославлению своих богов Осириса и Исиды. Он говорил о том, как царствовал в Египте Осирис и как погубил его злой брат его Сет или Тифон, изрубивший тело его на куски и разбросавший их по свету, как с глубокой скорбью ходила по земле его супруга Исида, собирая разбросанные части тела, как наконец ей удалось воскресить его и установить таким образом великую тайну воскресения к новой жизни[33].

Жрец Кибелы

Голос проповедника дрожит от волнения, и он восклицает пророческим тоном: «И все это подает нам она, родительница всех вещей в природе, владычица всех стихий, изначальное порождение веков, величайшая из божеств, царица подземных теней, первая из небожителей, лик единый богов и богинь, которая своим мановением правит светлыми вершинами неба, целебными дыханиями моря и горестным молчанием преисподней. Ее единое божество весь мир чтит под многообразным видом, с различными обрядами, под разными именами. Так первородные фригийцы именуют ее Пессинунтской Матерью богов, жители Аттики – Кекропийской Афиной, кипрские мореплаватели – Пафийской Афродитой, критские стрелки – Диктинной-Артемидой, элевсинцы – Деметрой, но только египтяне, чтя ее особенными обрядами, зовут ее истинным именем – Исидой. Итак, оставь страх и чти великую богиню Исиду».

Проповедник кончил, и все молчали, как очарованные.

II

На улице слышатся странные, беспорядочные крики, смешанные со звуками флейты. Со всех сторон высыпает народ, чтобы взглянуть на необыкновенное зрелище.

Это