Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры - Владимир Трухановский

После смерти короля и восшествия на престол Виктории последовали выборы в парламент. Виги получили в новой палате общин 337 мест, а оппозиция — 321 место. Для вигов это была пиррова победа, но они пока что смогли удержаться в правительстве, и надежды тори, что власть перейдет к ним, не оправдались. На казначейской скамье восседали лорд Джон Рассел, лидер вигов, лорд Генри Пальмерстон, министр иностранных дел, и ряд других министров. Напротив, через проход и стол для клерков, на котором лежали толстые тома принятых когда-то парламентом законов, помещалась скамья оппозиции. Центральной фигурой на ней был сэр Роберт Пиль, два года назад возглавлявший правительство тори, а теперь лидер оппозиции.

На правительственной стороне палаты общин размещались радикалы и рядом с ними ирландские депутаты. Среди них выделялась импозантная фигура О’Коннела, поддерживавшего до поры до времени правительство вигов и, по свидетельству «Таймс», являвшегося даже одной из его опор. Это был человек с румяным лицом, демонстрировавший силу Геркулеса, излучавший благодушие и полную уверенность в своих силах и возможностях.

7 декабря О’Коннел пребывал в крайне возбужденном состоянии. Палата обсуждала один из вопросов, относившихся к Ирландии. В ходе дискуссии произошло столкновение между О’Коннелом и неким сэром Френсисом Бардеттом. Бардетт обвинил «ирландского агитатора» в поощрении убийств. Он заявил, что многие люди живут теперь в Ирландии в условиях терроризма, «более сильного и ужасного, чем тот, который существовал при Робеспьере во Франции». Естественно, что ответ О’Коннела был резким. С позиции сегодняшних нравов, превалирующих в парламенте, язык, употреблявшийся 150 лет назад в палате общин, безусловно сочли бы грубым. Другие времена — другие нравы. Ирландец рассказал «достопочтенному баронету, сидящему напротив него», как он пожертвовал открывавшейся перед ним прекрасной юридической карьерой, чтобы посвятить себя политической деятельности, закончив так: «Неужели за все, чем я пожертвовал, этот старый ренегат меня поносит и клевещет на меня?» О’Коннел, ирландцы и симпатизирующие им находились в состоянии агрессивного возбуждения.

Сразу же после О’Коннела поднялся Дизраэли и стал говорить. Все помнили, что всего два года назад этот же самый Дизраэли в жестокой переписке-перебранке, которая едва не привела к дуэли, закончил спор угрозой в адрес О’Коннела: когда он будет избран в парламент, там он расправится с О’Коннелом.

Создалась крайне неблагоприятная обстановка для выступления Дизраэли. Он ее еще усугубил тем, что явился на заседание в экстравагантном наряде и подготовил речь в вычурных, претенциозных выражениях, резко контрастирующих — не в пользу оратора — с общепринятой манерой выступлений в палате общин.

Дизраэли начал с критики позиции правительства по ирландскому вопросу, причем высказываемые им суждения выглядели здраво. Но с первых фраз Дизраэли депутаты, ирландцы и радикалы, устроили ему бурную обструкцию. Этим они хотели наказать Дизраэли за его нападки на О’Коннела. Раздавались оскорбительные для оратора выкрики, шум, хохот, визг, грохот. Особенно сильный хохот вызывали его изысканно сформулированные и тщательно отшлифованные фразы. Временами шум стихал, Дизраэли пытался продолжать речь, но затем аудитория начинала бушевать вновь. Оратор продержался на ногах столько времени, сколько и планировал; те, кто шумел, устали физически, и это дало возможность Дизраэли в заключение произнести следующую фразу: «Я совсем не удивлен реакцией на свое выступление. Много раз я начинал ряд дел и в конце концов часто добивался своей цели, хотя многие и предсказывали, что я провалюсь, как это было с ними самими до меня». Это вызвало новый приступ шума. Дизраэли был в бешенстве и прокричал так, что услышали все: «Сейчас я сяду, но придет время, тогда вы будете слушать меня».

Так, в унизительной, оскорбительной обстановке для Дизраэли прошло его первое выступление в парламенте, на которое он возлагал такие большие надежды, рассчитывая покорить и завоевать парламентариев своим несравненным красноречием. Дизраэли был глубоко уязвлен и травмирован неудачей в самом начале парламентской деятельности.

Вскоре спокойный, уравновешенный и проницательный ирландец Ричард Лолор Шейл, правая рука О’Коннела, имел с Дизраэли серьезный разговор. До этого Шейл сказал своим коллегам-ирландцам, к их большому неудовольствию: «Если когда-либо у человека был талант оратора, то это у Дизраэли. Ничто не помешает ему стать одним из первых ораторов в палате общин». Затем Шейл дал Дизраэли ценный совет: «Избавьтесь от своей гениальности хотя бы на одну парламентскую сессию». Это было весьма важное замечание. Люди не любят чужого превосходства. Если кто-либо пытается его демонстрировать перед другими, он неизменно сталкивается с четко выраженным враждебным протестом.

Легенда гласит, что Иисуса Христа распяли потому, что он демонстрировал свое превосходство в отношении действовавших религиозных лидеров и проповедников. Дизраэли был убежден в превосходстве своих талантов и не скрывал этого. Мудрый ирландец справедливо советовал ему «не возвышаться» над другими и действовать на установившемся среднем уровне. «Выступайте часто, — говорил Шейл, — чтобы не подумали, что вы запуганы, но говорите кратко. Будьте при этом очень спокойны, пытайтесь быть скучным, ведите спор и аргументируйте недостаточно убедительно, ибо, если вы будете пользоваться точными и убедительными аргументами, слушатели решат, что вы пытаетесь быть остроумным. Удивляйте их знанием конкретных деталей по предмету выступления. Приводите цифры, даты, расчеты. И через непродолжительное время палата общин начнет вздыхать по остроумию и красноречию, которыми, как они все знают, вы обладаете. Депутаты будут поощрять вас использовать эти качества. И после этого палата будет слушать, и вы станете ее фаворитом». Быть может, при некоторой циничности это был мудрый совет: он исходил из глубокого знания человеческой натуры и людей, составлявших палату общин. Дизраэли последовал совету Шейла. Второе выступление состоялось через 10 дней после первого, затем последовало третье, и оно сопровождалось уже аплодисментами.

Не без осложнений происходило и становление семейных отношений у Дизраэли. Члену парламента в его возрасте было уже если не необходимо, то безусловно желательно жениться и обзавестись собственным домом. К тому же брак на состоятельной женщине мог разрешить все более осложняющиеся финансовые проблемы.

Вопрос о возможности жениться в практической плоскости встал перед ним довольно неожиданно. 14 марта 1838 г. скончался Уиндхэм Левис, который с Дизраэли представлял избирательный округ Мэйдстоун. Они вместе год назад вели избирательную кампанию, закончившуюся успешно. Жена Левиса помогала им. После выборов связи Дизраэли с этим семейством укрепились. Левисы время от времени гостили в Брэденхэме, Дизраэли называли «наш Диз».