Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры - Владимир Трухановский

Тайный совет собрался в 11 часов 30 минут здесь же, в столовой Кенсингтонского дворца. Королевский тайный совет — важный и весьма древний орган в системе государственной власти страны.

В годы, последовавшие за норманнским завоеванием Англии, бароны и крупные деятели образовали совет при короле. Впоследствии совет превратился в парламент, однако одновременно существовал как бы неофициальный совет, приобретавший все большее значение и известный с XIV в. как Тайный совет. По мере развития государственной системы, появления политических партий и возникновения кабинетного правительства влияние совета сокращалось. Он, однако, сохранил важные административные функции, право утверждения «указов монарха в совете», имеющих силу закона. Ряд прерогатив короны осуществляется таким образом, например созыв или роспуск парламента и др. В состав совета пожизненно входят действующие и бывшие министры и другие выдающиеся лица государства, назначаемые монархом по рекомендации премьер-министра. Полный состав совета насчитывает свыше 300 членов, но он собирается редко (чаще действуют его различные комитеты), а именно по таким случаям, как смерть монарха или его намерение сочетаться браком.

20 июня совет собрался в полном составе. Это было весьма живописное зрелище — высшие деятели государства явились в ярких мундирах, украшенных перьями и орденами со сверкающими бриллиантами. Атмосфера была торжественно-приподнятая. Дизраэли, конечно, не присутствовал, но там были некоторые его друзья и знакомые, и он с жадностью и завистью впитывал малейшие детали торжественной церемонии, которую затем описал в романе «Сибил».

Церемония была недолгой. Виктория появилась в зале в сопровождении двух герцогов королевской крови, села в приготовленное для нее кресло и прочла написанную Мельбурном речь. Она произнесла традиционную присягу вступающего на трон монарха в том, что будет соблюдать права, которые были дарованы ее предшественниками своим подданным. Затем легкая заминка. Мельбурн быстро набрасывает на клочке бумаги записку, передает ее Виктории, и она твердым голосом читает ее: «Я назначаю Генри, маркиза Лэнсдоуна, президентом моего совета». Так Виктория стала королевой Англии.

Одновременно произошло разделение династических связей между Англией и Ганновером. По конституции женщина не могла наследовать ганноверский трон, и его получил герцог Кумберлендский, став королем Ганновера под именем Эрнст. В этот день Виктории было всего 18 лет. Это была совсем юная девушка, «очень небольшого роста, стройная», с «лицом, которое нельзя назвать красивым, но оно располагало к себе — белокурые волосы, яркие голубые глаза, нос с горбинкой; когда рот открывался, обнажались верхние зубы; маленький подбородок, чистый цвет лица». С самого начала она вела себя спокойно, сдержанно, достойно, с большим тактом.

20 июня Виктория начала утверждать свою независимость дома. Она распорядилась, чтобы ее кровать была перенесена из спальни матери в отдельную комнату. Вечером она пожелала обедать одна — случай чуть ли не единственный до сих пор в ее жизни. Она хотела избежать, хотя бы на время, неприятных разговоров с матерью. Стало ясно, что впредь она не намерена терпеть материнский руководящий гнет и будет действовать самостоятельно.

В истории английской монархии начинался новый период. Именно тогда Бенджамин Дизраэли делал политическую карьеру, последние годы которой отмечены тесными отношениями между ним, уже крупным государственным деятелем, и королевой Викторией. Однако до большого успеха Дизраэли было еще очень далеко. Пока же, в 1837 г., когда Виктория стала королевой, Дизраэли все еще предстояло преодолеть первый этап дистанции, т. е. добиться избрания в члены палаты общин.

НАКОНЕЦ ДИЗРАЭЛИ — ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА

В декабре 1834 г. Дизраэли исполнилось 30 лет. Это было достаточно много, а цель, которую он поставил перед собой, все еще была неуловима. Держался он бодро, был полон решимости продолжать борьбу за избрание в парламент. Препятствия лишь закаляли его волю, хотя и портили настроение, но он старался не афишировать свои чувства. В январе 1835 г. он не без наигранной бодрости публично заявлял: «Я никоим образом не чувствую себя побитым человеком. Возможно, это потому, что я привык к этому». В первой фразе он сказал правду, а во второй в свойственном ему стиле кокетничал.

Почему все же неоднократные попытки пройти в парламент заканчивались для Дизраэли неудачей? Он был склонен объяснить это недостатком денег для проведения избирательной кампании. В письме Остину он писал: «Выборы или, скорее, избирательная кампания обошлись мне не более 80 фунтов; это расходы на предвыборную агитацию и т. д. Расходы Грея составили не менее 800 фунтов. Имей я возможность сорить деньгами, я безусловно прошел бы. У меня нет сомнений в том, что в следующий раз успех будет сопутствовать мне». Цифры дают представление о размерах подкупа избирателей и толпы уже в пореформенное время. Вероятно, Бенджамин несколько занизил свои денежные издержки, но вряд ли преувеличил суммы, истраченные его противником.

Итак, к следующим выборам нужно больше денег. Это, конечно, была проблема, но Дизраэли решал ее по принятому в те времена методу: занимал деньги у ростовщиков под огромные проценты.

Принципиально более важным было то, что в начале 1835 г. Дизраэли пришел к выводу, что для проникновения в парламент нужна поддержка определенной политической партии. Позировать в роли «независимого», не похожего ни на вигов, ни на тори и критикуя и тех и других, было приятно для «исключительной» натуры Дизраэли, но нерезультативно. Три провала на выборах убедили его в необходимости примкнуть к определенной партии. Колебаний в выборе не было. Хотя Бенджамин происходил из среды средней руки финансистов и, следовательно, ему должны были быть ближе виги, но в душе он был снобом-аристократом, и это определило его сближение с тори. К тому же он слишком уж поносил вигов в своих избирательных речах, газетных статьях и литературных произведениях, что делало сближение с ними крайне сложным.

Да он и не думал об этом. Его влекли тори.

В те годы еще не существовало специальной организационной структуры, ведающей делами партии, как в наше время, хотя потребность в таком аппарате уже становилась все более настоятельной. Все партийные дела вне стен парламента тори вершили в Карлтон-клубе, в этом «замкнутом, привилегированном социальном братстве». Клуб и был штаб-квартирой тори. Впоследствии, когда был создан партийный аппарат, роль клуба несколько уменьшилась, но он оставался идейным центром консерваторов и в следующем столетии.