Совсем как ты - Ник Хорнби

участия. Вряд ли они понимали, насколько она старше Джозефа и почему это существенно, но стоит им невзначай упомянуть его возраст – и ей уже не придется ничего добавлять.

В материнском взгляде сквозило замешательство.

– Что они хотят этим сказать?

– Сдается мне, они хотят сказать, – заговорил Кен, – что у Люси есть друг.

– Ох, – выдохнула мать. – Это серьезно?

– Ему всего двадцать два года, – бросила Люси.

И подумала, что это предательство – отрицать возможность отношений из-за его молодости, но на самом-то деле, приоткрыв некое окно, она старалась вбросить туда как можно больше информации. «А еще он – чернокожий». Этого она не произнесла вслух. Возраст Джозефа уже шарахнул снарядом у головы ее матери, вызвав легкую контузию и временную потерю речи. Но напрочь сносить голову кому бы то ни было Люси не собиралась, во всяком случае до поры до времени.

– Ага, – подхватил Эл. – Он с нами рубится в «Фифу́» и еще помнит математику.

– Я тоже помню математику, – возмутилась Люси.

– Ты помнишь цифры. Это совсем не одно и то же, – упирался Дилан.

– Ну что ж, – резюмировал Кен, – развлечение для всей семьи.

– Точно, – обрадовался Эл.

– Как вы познакомились? – спросила Маргарет.

– В мясном магазине. Где он подрабатывает по субботам.

– И как ты перешла от слов к делу? – продолжала Маргарет.

– Он пару раз с нами посидел, – брякнул Дилан. – А потом – БАХ!

Эл зашелся смехом. Даже родители Люси улыбнулись.

– Еще вопросы будут? – спросила Люси.

– Ты счастлива? – спросил отец.

– Она стала в сто раз лучше, чем раньше, – ответил за нее Эл и продолжил: – Деда, а можно спросить?

Люси не понравилось выражение его лица. Обычно просьба о разрешении задать вопрос не сулила ничего хорошего. Не иначе как впереди замаячил либо Брекзит, либо цвет кожи Джозефа.

– Сейчас не время, – отрезала Люси.

– Ты даже не знаешь, что я хочу спросить!

– Не важно.

– Очень даже важно.

Как все дороги ведут в Рим, так и все вопросы вели к неприятностям.

– Бабушка хочет узнать, как у вас дела в школе. – Люси решила сменить тему.

– Не хочет, вон она какое лицо сделала.

– Не груби, – отрезала Люси.

– Я же не говорю, что она всегда такая. Просто ей неохота слушать про школу.

– Расскажи-ка мне, как дела в школе, – потребовала мать Люси, неожиданно просветлев лицом.

13

Спектакль начался еще до того, как на сцене разыгралось действо. В зале среди публики оказались актеры, которые перекрикивались через проходы, посылали друг другу воздушные поцелуи, с хохотом сновали туда-сюда. Люси никогда не получала особого удовольствия от такого рода погружения в искусство; она считала, что после автобуса нужна передышка, чтобы привести себя в порядок и настроиться на театральный лад. В туалет вечно выстраивалась очередь, за мороженым и шоколадом тоже; частенько приходилось с извинениями протискиваться мимо какой-нибудь пожилой пары, которая медленно, со вздохом поднималась со своих мест, вынужденно брала в руки пальто и укоризненным взглядом давала понять, что приходить полагается заблаговременно. К тому же Люси опасалась, что какой-нибудь актер, снующий в партере, назовет ее аппетитной милашкой, или подмигнет, или предложит купить сладкий сочный апельсин. Совершенно непонятно, как себя вести в таких ситуациях. Да к тому же при свете в зале! Искусство еще не набрало свои чары, но они уже навязывались извне.

Джозеф тем временем понял, что оправдываются его худшие предчувствия. Если бы посещение театра было угодно Господу, Он бы не послал людям телевидение. Когда смотришь телик, экранные люди не врываются в комнату и не повергают тебя в смущение. Он вдруг понял, что в этом и кроется самое притягательное свойство телевизора. Между зрителем и действующими лицами существует преграда. Возможно, именно ради этого и был создан телевизор.

– Театр – это здорово, но зачем кто-то постоянно суется к нам напрямую? Ужас какой-то.

Решив, что вопрос исчерпан, Джозеф уже собирался двинуться по проходу вслед за Люси, но тут к нему подскочил облаченный в ливрею дядька с подносом в руках и предложил отведать пирогов с олениной и почками. На подносе действительно лежали пироги: от них, нарезанных на кусочки, разило тухлятиной. Джозеф бросил на него такой взгляд, который возымел бы действие не то что в театре, но даже в Тотнэме. Чтобы не получить по шее, халдей счел за лучшее переключиться на кого-нибудь другого. Сев на свое место, Джозеф огляделся, выискивая глазами чернокожие лица. Нашел два, да и то девичьи.

К походу в театр он подготовился заранее. Пьесы Шекспира бесплатно скачивались на айпад, чем он и воспользовался, даже начал читать, но не мог сосредоточиться, поскольку мало что понимал. Пьеса начиналась какой-то длинной речугой, в которой Джозеф не уловил ни складу ни ладу. А речуга начиналась так: «Сколько мне помнится, Адам, дело это произошло так: по завещанию он отказал мне всего какую-нибудь несчастную тысячу крон»[15], и Джозеф сразу задергался. Что такое тысяча крон? Это приличная сумма? Или гроши? Если говорится «несчастную тысячу», значит жалкие гроши. Он набрал в «Гугле» «Чему равнялась тысяча крон во времена Шекспира?» и нашел сайт, который вроде бы все объяснял, но одновременно еще больше запутывал. Там говорилось, что три тысячи крон составляли крупную сумму, хотя тысяча крон равнялась всего двум с половиной сотням; в пересчете на сегодняшние деньги – двадцати пяти тысячам. Разве двадцать пять тысяч – это мало? Ну почему же? На всю жизнь, конечно, не растянешь, но перекантоваться, пока не нашел работу, вполне можно. А вслед за тем шел текст про бычьи стойла, навозные кучи и дворянское достоинство[16]. Если проторчать на этом сайте не один час, врубиться, наверное, можно, но ведь это всего лишь первая страница! Сколько же времени надо угробить, чтобы понять всю пьесу? Джозеф решил, что такое чтение ему не по зубам, и обратился к «Википедии», где есть краткое содержание: «Розалинда, переодевшаяся юношей по имени Ганимед (слуга-виночерпий Зевса), и Селия, назвавшаяся Алиеной (лат. «чужая»), добрались до Арденнского леса в Аркадии, где живет опальный герцог с немногочисленными сторонниками, среди которых выделяется меланхолик Жак, вечно грустный персонаж, в первой своей сцене оплакивающий убитого оленя». Что за хрень?! И так абзац за абзацем. Это настолько сбивало с панталыку, что Джозеф решил снова попробовать айпад. Какой-то чувак назвал «Как вам это понравится» не серьезной шекспировской пьесой, а легковесной вещицей, созданной в угоду толпе; не начни Джозеф с краткого содержания, такой отзыв мог бы его чуток обнадежить. Но теперь ему было трудно представить, что автор смог угодить толпе описаниями убитого оленя и Арденнских лесов, а тем более Зевсова виночерпия.

Он бы не возражал просто посидеть в зале, наблюдая за персонажами, разглядывая публику и думая о своем. Скуку еще можно перетерпеть. Но его страшила обратная дорога. Что в таких случаях