Совсем как ты - Ник Хорнби

– тупицы с равными возможностями!

– Мне они не друзья, – сказала Люси в очереди за мексиканскими закусками.

– Это понятно.

– Не думай, что так мы будем проводить все вечера.

– Я и не думаю.

– А как ты представляешь себе другие вечера?

Он посмеялся.

– Я серьезно.

– А какие есть варианты? Одно могу сказать: работая у тебя в няньках, я особо не озолотился.

– Я перестала выходить на люди, когда мы с тобой стали… не знаю даже, как назвать.

– Домоседами.

– Не стоило, наверно, сюда приходить.

– Почему же?

– Все нервничают. Ты как неразорвавшийся снаряд. Гуакамоле, пожалуйста. Без сальсы.

– Странный народ – белые. Во всяком случае, присутствующие здесь. Создается впечатление, что они только об этом и думают.

– Это потому, что они никогда об этом не думают.

– А мне положите, пожалуйста, всего, – попросил Джозеф.

В спортивном раунде он набрал девять баллов из десяти возможных, но рысистые бега, строго говоря, даже не относятся к видам спорта. Команда была им довольна. Но под конец у него сдали нервы: он со всеми распрощался, поблагодарил за приятный вечер и ушел без Люси. Угнездившись в «Макдональдсе» с молочным коктейлем, он ждал, когда она пришлет ему эсэмэску с вопросом, где он находится.

В постели у них заходили разговоры, которые практически вели в никуда. От их зацикленности и бессмысленности Джозеф поначалу смеялся, но Люси высказывалась на полном серьезе: она хотела добиться от него признания, что их отношения бессмысленны и обречены с самого начала.

– Ты захочешь детей.

– Допустим.

– Но я не смогу тебе родить.

– Почему же? Тебе на самом деле сколько лет?

– Умолкни. Ты понимаешь, о чем я. Ты захочешь детей лет через пять-десять.

– Допустим.

– Но они будут не от меня.

– Допустим.

– Значит…

– Ты права. Давай закроем тему.

– Но меня преследуют эти мысли, – сказала она.

– Да. Я заметил. Поэтому давай лучше закроем эту тему.

– Мне не до шуток.

– Мне тоже.

– Тогда, может, ты прекратишь ерничать, чтобы мы могли поговорить нормально?

– Ты считаешь, что надо отказаться от этой мысли.

– Да.

– Совершенно с тобой согласен, – сказал он.

– Нет, это не так. Не совсем так.

– Слушай, чего ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты не соглашался.

– Зачем?

– Иначе я буду считать, что ломаю тебе жизнь.

– Я похож на человека, которому ломают жизнь?

Она подняла на него взгляд. Ее голова покоилась у него на груди; он смотрел сверху вниз, в ладу с собой и с миром.

– Пока нет. Но еще не вечер.

– То же самое ты говорила насчет Брекзита – и ничего не случилось.

– Да потому, что Брекзита еще не случилось. Он случится через год-другой.

– Вот именно.

– Ты о чем?

– Да все о том же. Я не собираюсь отказываться ни от каких планов только из-за того, что нас ждет кошмарное будущее. Когда мы все останемся без работы и мне приспичит иметь детей от другой женщины. Чем прикажешь мне заниматься между нынешним днем и кошмарным будущим?

– Подыскивать женщину помоложе.

– Мне двадцать два года. Практически любая женщина, которая сейчас моложе меня, сможет нарожать мне детей.

– Значит, я – просто временная мера.

– Да уймись же ты, Люси.

Наверняка это из-за разницы в возрасте, думал он, – ее зацикленность на будущем. Сам он этим не грешил и не мог назвать ни одного сверстника, который сумел бы, или начал, или захотел предаваться таким раздумьям.

– Предположим, я встречу кого-нибудь прямо завтра, – сказал он.

– Куда это ты завтра намылился?

– Никуда. Чисто в теории.

– Ладно, только я не понимаю, к чему такая срочность.

– Ну, через неделю. Через месяц. Через год.

– Давай через год.

– Скажем, через год я кого-нибудь повстречаю. Как ты себе это представляешь: мне надо будет тут же отправить ее типа на анализ? Для установления способности к деторождению? С места в карьер?

– Что за разговор?

– Это ты подталкиваешь меня к таким рассуждениям. «Ах, у нас с ней могут быть детишки. Но если она не способна забеременеть, лучше выяснить это сразу».

– В этом нет необходимости. У тебя в запасе полно времени.

– Полно времени для чего? Для того, чтобы подыскать другую? Но если мне понравится эта, с ней я и захочу остаться.

– Чисто гипотетически?

– Да, чисто гипотетически.

– Вы сможете принимать решения совместно.

– Послушай, я во многом профан. Но молодежь вообще… не умеем мы заглядывать вперед. Курево. Пенсии. Фастфуд. Все вот это. Ты согласна жить с человеком моложе себя? Значит, принимай его как данность.

Он считал эти советы вполне взвешенными. Люси, похоже, решила их запомнить – на перспективу.

Или, например, такая дискуссия совершенно не к месту:

– Ну-ка, ну-ка.

Он воспринял это как руководство к действию и прижал ее сильнее.

– Нет. Нет. Погоди.

Он остановился.

– Ты ведь скажешь, когда тебе станет невмоготу и захочется это прекратить?

– Ты о чем?

– Когда у меня все обвиснет и надоест тебе до предела. Хотя бы там, где сейчас были твои руки. Мне-то не видно. Я даже не представляю, как выглядит моя попа.

– Мне из такого положения тоже не видно.

На первых порах у нее нередко возникали подобные мысли. Она стеснялась при нем раздеваться, но, поскольку он не критиковал того, что видел, ее бдительность угасла. Однако теперь на смену этому пришло другое: она примирилась с тем, что открывается его взгляду в данный момент, но тревожилась о некоем туманном отрезке будущего. Нынче вопрос о сроке годности, судя по всему, больше ее не мучил. Ее терзали, как она считала, вариации на тему деторождения. Одна минута сменяется другой, проходит год за годом, и течение времени добавляет морщин к дряблости и дряблости к морщинам; кто наблюдает этот процесс изо дня в день, тот поначалу не видит ничего дурного, но в какой-то миг весь этот ужас выплывает на поверхность и бросается в глаза.

Она лежала рядом с ним.

– Я что, обязан тебя информировать? – спросил он.

– Как раз об этом я тебя и прошу.

– Мне станет невмоготу. И ты сама поймешь.

– Я не собираюсь в угоду тебе семь раз в неделю ходить на пилатес.

Она сама удивилась, насколько желчно прозвучала эта фраза. В ней маячил образ «факмена», как будто это Джозеф требовал, чтобы она семь дней в неделю ходила на пилатес.

– О’кей, – сказал он.

– Разве что по своей воле. А не по твоей.

– О’кей.

– И не каждый день.

– Прекрасно.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Послушай. Мы остановились или как? Если мы остановились, я подумаю, что тут можно сказать. А если собираемся продолжить, то…

– Я не знаю, остановились мы или нет.

– А когда будешь знать?

– Когда ты прекратишь повторять «о’кей».

– Значит, если я правильно отвечу на твой вопрос, мы продолжим? Боюсь, мне не под силу осчастливить тебя правильным ответом. Давай остановимся, да и все.

Выбравшись из постели, он надел трусы и футболку.

– Значит, не больно тебе и хотелось. Если ты можешь вот так взять и остановиться, – сказала она.

– Это ты меня остановила. Надо думать, сама не горела желанием, если тебе приспичило выяснить, как будет выглядеть твоя задница через десяток лет. Чай будешь?

Они сидели за кухонным столом: Люси в халате, Джозеф в футболке и штанах.