Добыча - Эндрю Фукуда

— Мой отец стал тут затворником, — поспешно говорю я. — Он, судя по всему, бредил лекарством для закатников — Источником. В итоге его пришлось поселить в тот домик, где ты нас нашла. Там он покончил с собой.

Она не отвечает, глядя вниз на приближающиеся фигуры, а потом хватает за руки, ведет в комнату в башне и закрывает дверь. Все заливает чернотой. Я слышу треск ломающегося пластика, еще раз. Комнату освещает зеленое сияние.

— Значительная часть того, что ты сейчас сказал, — правда, — говорит Клэр, протягивая мне химический фонарь. — Твоему отцу оказалось трудно заново вписаться в общество Миссии. Он говорил, что все изменилось в худшую сторону, обвинял Крагмэна в том, что тот устроил… — она вспоминает слово, — «тоталитарную диктатуру». Старейшины не знали, что с ним делать. Одни думали, что он, как рак, для морали деревни, и хотели отправить его в Цивилизацию. Другие считали, что он еще представляет ценность и может однажды пригодиться. Так что они пришли к компромиссу. Он мог остаться, но не в самой деревне. Они позволили ему остаться в лесном домике.

— Одному?

Она кивает.

— Они сделали меня посыльной. Я приходила к нему два раза в неделю с лекарствами и продуктами. Поэтому мне и не стали бинтовать ноги, позволив им вырасти, как у мужчины, чтобы я могла пройти много миль, подняться по тросу. Сначала я ненавидела эту задачу, в основном из-за того, что ноги у меня выросли такими большими и уродливыми. Остальные девушки дразнили меня безжалостно. Ноги-как-у-мужика, ноги-как-у-мужика, — она кривится. — Однако затем мне понравилось это одиночество в походе. А потом и его компания. Сначала он предлагал мне только стакан воды. Потом что-нибудь перекусить. В конце концов мы стали обедать вместе. За несколько месяцев мы достаточно сблизились. Он рассказывал мне о жене, о детях. О тебе. О своей работе…

— Что он говорил? — мой голос раздается неожиданно громко.

— Что?

— Обо мне, что он говорил обо мне? — слова неуклюже срываются с моего языка, опережая друг друга, как бревна, катящиеся вниз.

— Что ты когда-нибудь сюда придешь. Он был уверен в этом.

Я переминаюсь с ноги на ногу:

— А еще что-нибудь?

Она раздраженно поднимает руку:

— Перестань перебивать! Мне надо рассказать все по порядку, а то я забуду что-нибудь важное.

— Нет. Перейди к этому. Скажи, что он говорил обо мне.

Она набирает полные легкие воздуха:

— Ну ладно.

Снаружи слышатся голоса. Все еще довольно далеко, но они приближаются.

— Он сказал, что у тебя есть какая-то миссия. Определенная судьба.

— У меня?

— Что у тебя есть предназначение, призвание. Что твоя жизнь значит больше, чем ты можешь себе представить. — Она опускает капюшон. — Почему ты так на меня смотришь?

— Я не понимаю, о чем ты. Отец никогда не говорил мне ничего подобного. Что за миссия?

— Я должна постепенно тебя к этому подготовить.

— В последнее время приходится обходиться без подготовки.

Она делает шаг ко мне, смотрит прямо в глаза:

— Не удивляйся и не пугайся того, что я сейчас тебе скажу.

— Так в чем моя миссия, Клэр?

— Ты не должен садиться в этот поезд, Джин, — она сверлит меня взглядом. — Ни завтра, ни послезавтра. Никогда. Ты должен отправиться в другое место.

Я пытаюсь понять хоть что-то по ее лицу:

— Что? Куда?

— К твоему отцу, Джин. Он жив.

34

Ее слова ударяют меня, как оплеуха. Колени подгибаются.

— Он жив? Где он? — слышу я свой голос. Мои собственные слова, теряющиеся в водовороте мыслей, как будто произносит кто-то другой в сотне миль от меня.

Она готовится что-то сказать, но потом качает головой.

— Нет времени, — тихо произносит она, как будто говорит сама с собой. — Иди сюда. — Она проходит к другой стороне комнаты, отодвигает в сторону несколько пустых коробок и ящиков, открывая небольшую дверцу.

— Не может быть, — заикаюсь я. — Только не говори, что он там.

— Разумеется, нет, — отвечает она, — не говори глупостей. — Она открывает дверь.

Спустя мгновение я слышу хруст пластика и комнату освещает зеленый свет. Я вижу длинный коридор, дальний конец его теряется в темноте. На стенах, как огромные приколотые булавками бабочки, висят большие устройства, похожие на воздушных змеев-переростков с большими крыльями.

— Мы в стене, — говорит Клэр.

— Что это?

— Это называется дельтаплан.

Я касаюсь ткани на крыле ближайшего дельтаплана. Это синтетический пластиковый материал.

— Вначале, — говорит Клэр, — когда Миссия относилась к своим обязанностям заставы серьезно, люди вылетали на дельтапланах для изучения окрестностей. Всегда под прикрытием дневного света. Они присматривали за закатниками. Проверяли, остаются ли те в городе, не пытаются ли исследовать пустыню или путешествовать по ней.

Я смотрю на дюжины дельтапланов на стенах.

— Почему все прекратилось?

— Старейшины стали слишком толстыми и тяжелыми, чтобы летать. А остальным они запретили после того, как несколько девушек — по слухам — улетели и больше не вернулись. Больше никто не может на них летать: старейшины слишком разжирели, а девушки не могут разбежаться из-за ног. Не то чтобы кого-то это беспокоило. Никто и не помнит о них.

Я иду в другой конец коридора, освещая стены химическим фонарем. Прямоугольник зеленого света выхватывает из темноты все новые и новые покрытые пылью дельтапланы.

— Ими еще можно пользоваться?

Она ухмыляется.

— Далеко на них не улетишь. Они почти все пришли в негодность. Исправных по большей части давно нет: их сожгли много лет назад, — она замечает, что я хмурюсь. — Их сожгли на огромном костре по приказу старейшин. Думаю, в этом коридоре их ремонтировали и об этих дельтапланах попросту забыли.

Я иду назад и натыкаюсь на большой дельтаплан у двери. У него особенно большой размах крыльев, и сделан он из яркого материала.

— Этот выглядит новым, — говорю я.

Клэр кивает:

— Относительно. Только насчет его я точно уверена, что он летает.

— Мой отец?

Она нежно проводит пальцем вдоль крыльев:

— Он его сделал. Это была учебная модель. Рассчитанная на двоих. Мы летали на нем с твоим отцом. Он научил меня.

— Он много летал?

— Да. Естественно, в тайне, по ночам. Старейшины бы никогда этого не позволили. Когда его изгнали в тот лесной домик, он сумел освободиться от их внимания и летал свободнее. Он держал еще один дельтаплан в доме.