Добыча - Эндрю Фукуда

— Разговор будет окончен, когда мы об этом скажем, — рявкает старейшина с бородой цвета соли с перцем.

— Давайте я вам кое-что разъясню, — говорит Сисси. — Мы возвращаемся в наш дом. И мы будем там одни. Мы сами решим, сядем мы в поезд или нет. Если мы решим этого не делать, не беспокойтесь, мы уйдем из вашей драгоценной деревни. Пойдем дальше, посмотрим, что там. Но мы сами решим, куда нам идти. До этого момента мы, все шестеро, будем сами себе готовить.

— Так, постойте.

— Пойдем, Джин, — Сисси тянет меня за собой. — Пошли. — Мы начинаем пятиться назад. — Мы обойдемся без хоров, которые приходят нас разбудить. Мы не хотим, чтобы улыбающиеся девушки с химическими фонарями приносили нам еду…

— Ты, кусок дерьма, — неожиданно кричит Крагмэн с такой силой и злобой, каких мы раньше не слышали. Что-то в нем окончательно сломалось, как будто другой человек занял его тело.

Группа девушек быстро отбегает в сторону.

— Ты должна знать свое место, девчонка! — Уши Крагмэна отсвечивают красным. — Ты видела, чтобы какая-то девушка перебивала меня? Ты видела, чтобы хоть одна из них заговаривала со мной? Ты видела, чтобы они вообще смели смотреть мне в глаза? Ты так ничему и не научилась, — говорит Крагмэн тише, но с той же яростью. — Одного клейма было недостаточно, верно?

— Если кому-то нужно поставить клеймо, — отвечает Сисси, — так это тебе.

Крагмэн раскрывает рот от потрясения. Жир на его щеках трясется, будто ему действительно дали пощечину.

— Ты, страшная, большеногая упрямая стерва, — шепчет он, — думаешь, можешь разговаривать со мной таким тоном перед всеми старейшинами, и я это так оставлю? Думаешь, можешь так разговаривать со мной при девушках и обойтись без последствий? — он делает три быстрых шага к Сисси, подняв жирную руку.

Я заслоняю ее:

— Довольно!

Крагмэн останавливается. В глазах у него, как лава в вулкане, бурлит ярость. Щеки становятся пунцовыми, ноздри раздуваются, широкая грудь тяжело поднимается и опускается. Он сверлит меня взглядом, будто пытаясь увидеть сквозь меня Сисси.

— Я пытался быть милым, — говорит он. — Просить вежливо. Видимо, это был неправильный подход. Но я могу быть и суровым. Ты этого хочешь? — он зло смотрит на Сисси. — Папочка может вести себя грубо, если тебе так нравится.

Он неожиданно бросается вперед с пугающей скоростью, отталкивая меня в толпу старейшин. Что-то тяжелое ударяет меня по голове, и мое тело обмякает. Я падаю на землю.

— Джин! — слышу я голос сквозь туман.

Я пытаюсь прийти в себя. В этот момент я вижу, как волосатые руки хватают Сисси за шею и волокут к поезду.

— Держите ее! — кричит Крагмэн. — Заприте в поезде!

— Уберите от нее руки! — я каким-то образом умудряюсь подняться на ноги и рвануть к ней.

Я хватаю того, кто ее держит — он словно состоит из сала и растопленного жира, — и бью его в лицо, чувствую удар о кость, вижу, как по жирному лицу расходятся круги. Он падает на одно колено, отпускает Сисси. Когда он вытирает лицо, я замечаю на ладони пятно крови из открытой раны.

— Вот, значит, как, — говорит он, и у меня по спине пробегает холодок.

Я бью его ногой по лицу, и он падает на землю носом вниз. Прямо передо мной оказывается толпа, состоящая из рук, кулаков и пинающихся ног, все они пытаются дотянуться до меня. Я отбиваю все удары, какие могу, но их слишком много. Меня разворачивает, выбивает воздух из моих легких. Мир становится черно-белым. Меня, как змеи, охватывают их руки, пальцы вцепляются в мое тело, как абордажные крюки.

Сзади раздается звон металла, вспыхивают искры.

Это Сисси.

В руках у нее пара кинжалов. Один висел на поясе. Другой — секретный — находился в ботинке. Она крутит кинжалы между пальцами, но не для того, чтобы покрасоваться. Это ясно по ее лицу. Сисси разберется с каждым, кто встанет у нее на пути. Она заставит каждого, кто не уступит ей дорогу, сожалеть об этом до конца жизни.

Крагмэн ее недооценивает. Он неожиданно бросается к Сисси.

Она прыгает, подняв правую руку над головой, и резко опускает ее в тот момент, когда Крагмэн оказывается рядом. Но в тот момент, когда я ожидаю мерзкого звука ножа, входящего в жирную плоть, раздается глухой удар.

Сисси разбила Крагмэну череп рукоятью кинжала.

Крагмэн покачивается и закатывает глаза так, что видны одни белки. Потом его веки закрываются, и он обрушивается на платформу. Его тело дергается из стороны в сторону, он стонет.

Теперь, когда с их лидером покончено, старейшины быстро теряют энтузиазм.

Мы с Сисси идем к лестнице. Девушки смотрят на нас с ужасом, но в глазах у некоторых я замечаю своего рода восторг.

— Он сам нарвался, — говорит им Сисси.

Один из старейшин с тощим лицом, усеянным оспинами, как скорлупа арахиса, обращается к нам:

— Вы допустили ошибку. Смертельнуюошибку. Вы увидите. Смертельную.

Старейшины начинают смеяться. Сначала они издают короткие смешки, а потом начинают гоготать в голос. От этого звука у меня мороз по коже.

— Не останавливайся, — я говорю Сисси. — Только не останавливайся.

Мы возвращаемся на деревенскую площадь. На улицах никого, ни души не видно. Ставни и двери наглухо закрыты. Эхо мужского смеха на платформе звучит у нас в ушах, преследует до моего дома.

32

Мы ждем рассвета, расположившись вокруг уложенных сумок, готовые броситься наружу при первых лучах солнца. Сисси, Эпаф и я разработали план: пойдем вдоль железнодорожных путей. Пешком. Путь займет несколько недель, если не месяцев, но, во всяком случае, так мы будем свободны, а не заперты в вагоне, как в ловушке. Еду сможем добывать в лесу. Когда мы окажемся вблизи пункта назначения, то поймем, стоит ли идти дальше. Этот план хорош тем, что мы сможем сами решать свою судьбу.

Сисси хочет отправиться немедленно, но я отговариваю ее. В лесу будет так темно, что мы не сможем увидеть опасность. Лучше дождаться рассвета. Кроме того, мы не сможем пересечь мост до того момента, как он опустится завтра. Лучше пока посидеть в тепле, сохранить энергию. Поспать, если получится.

Собравшись у очага, мы все смотрим на огонь в камине. Бен просит пить. Сисси с Эпафом берут кувшин, спускаются к ручью и приносят достаточно воды для всех. По их словам, там никого нет, все тихо. Ночь сгущается. Темнота полна угроз. Во всей деревне нет света: ни одной вспышки зеленого, ни намека на дрожащее пламя свечи. Ночной воздух пропитан напряжением.