Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души - Алексей Бердников

Ну не на нем ли дух наш замесили,

В конечном акту положа предел?

А мы глагол поступком искусили

И сторожем поставили при дел. -

-- Мой милый мальчик! Акция же в силе! -

-- Сократ, конечно, акция же в силе,

Но это шлюха, и она меня

Прочь извела от игр, но -- изманя

От пыльной зелени, где чижик били.

В конце концов, тем, что меня убили,

Мой курс бездержный резко изменя,

Обязан я лишь ей, не извиня

Ничуть себя: и мы при этом были.

Как бы то ни было, уйдя со глаз

Игры или глагола -- как по вкусу... -

-- Мой бедный мальчик! Что за вкус! За глаз! -

-- Я стал свидетель новому искусу,

Сладчайшему гранатового жюсу,

Глаз предал плоть, но я не выдрал глаз.

Глаз предал плоть, но я не выдрал глаз,

Навстречу древней не пошел проформе:

Сократ, и плоть нуждается в прокорме,

Не токмо что души бессмертный глас.

Подумай лишне, как питают глаз

Грозд либо ягодица, если в норме,

Как уж тебя в десятибалльном шторме

Такой таскун затреплет -- вырви глас.

Тут не поможет баттерфляй ли, брасс:

Чем четче прочь бежишь, тем ближе к цели.

Земля кругла, и, побегая веле,

Скорей в той точке сбудешься как раз.

Парить в пространства? Так уразумели

И кривизну пространства без прикрас.

И кривизна пространства без прикрас

Является, когда мы, побегая,

Как кажется, прямыми, вокругая,

В исхода точке запоем урас.

Нет взгляду соблазнительней кирас,

Чем та, что облекла скелет, тугая

Что, нас размучая, воспомогая,

И есть душа лаис или саврас.

Вот так мы перво-наперво погили, -

За бардаком явился ипподром. -

-- Мой мальчик! Мальчик! Не собрать ведром -

-- Соцветие соили и бегили,

Сократ, всех здравых тягостный синдром,

Он самый лучший наш залог могиле.

Второй, нелучший наш залог могиле -

Игра в орлянку с демосом, зане

Мы станем глиной, пронырнув в говне,

А все, кто нам друзья, -- нам не враги ли?

Противников мы всех заострогили,

Пристроив этих внутрь, а тех вовне.

Ах, что за дар речей был даден мне -

Дымучий огнь фейерковой бенгили.

Я вел, пьянил, как знамя, как язык, -

На самом деле -- знаменье и прорва,

Да, да, я знаю, пагуба, оторва... -

-- Несчастный мальчик! Да, но слог! Язык! -

-- Самоопределяясь далеко рва,

Дразнился я, себе казал язык.

Я самому себе казал язык,

Я предал клан мой, аристократию:

Ломая простодушного витию,

Стакнулся с чернью, стал ее язык.

Стучал в сердца, как в колокол язык,

Впадал в суровой Спарте в аскетию,

А в заводной Ионии в питию,

А в Аттике прогуливал язык.

Не в силах дале противляться зуду

И зову чести, взял душе вину,

Втравив в Пелопоннесскую войну

Афины, Спарту, Делион, Потуду,

Коринф, Мегару и еще страну

Одну, нет, две страны, о них не буду.

Страну, нет, две страны, о них не буду

Входить в словесный загодя расход,

Я вместе с Аттикой вовлек в поход

На Сиракузы, снарядив посуду.

Но предприятье стало мне в осуду:

Взамен успеха легкого, сей ход

Принес разгром, мы потеряли флот,

Я сам чуть не подвергся самосуду.

И потому из лагеря изник,

Бежав во вражеский и поделившись

С врагом, чем знал, во что я с жаром вник.

Я объяснил, где, крепко навалившись,

Мы сломим силу: так, струей пролившись,

Плотину точит тоненький родник.

Плотину точит тоненький родник,

И, объяснив, где слабина во флешах,

На наших кинул конных я и пеших,

Но был разбит, но этим не поник.

Я снова побежал моих аник

И вторгся в Персию, где при депешах

Летают диппаши, одни, хоть режь их,

Где стал царю свояк и коренник.

Там я обрел размах и амплитуду

И знаньем слабостей вооружал,

Но, обманув персицкий двор, бежал,

Чем близок стал аттическому люду,

Который, со врагом борясь, мужал

И клялся сукой: Все тебе забуду!

Он клялся сукой: Все тебе забуду! -

И вновь я во главе родных полков

Своими трупами кормлю волков,

И вновь презрен, и вновь оскомен люду.

Теперь бегу туда, где смерть добуду, -

В Фессалию, под сень чужих штыков,

Где тайно кончен группой знатоков

Анатомички -- се им не в осуду.

-- Так твой куррикулум... он не велик,

Мой жалкий мальчик... Духа благородство...

Высокость помыслов... идишер глик...

Такое верхоблядство и сиротство!

И вместе крохоборство и юродство...

Умытый зад -- и рядом сраный лик.

-- Умытый зад... -- Но рядом сраный лик:

Ты, верно, слышал: береги лик срана? -

-- Сократ, моя душа сквозная рана,

Я знаю, не хорош я, не прилик.

Молю тебя, пролей мне ты толик

Бальзама на душу, тем, что не странно

Внимал ты и не потому что странно -

Приимен дом твой в сетке повилик. -

-- Алкивиад, я слушал не в осуду,

Что шелестела тень твоя в пыли

С приправой горькою, зачтется ли.

Зачтется. В оправданье ли, в осуду -

Тому, кто прах от праха, грязь земли? -

Не знаю. И незнанья не избуду.

***

Ну сколько б прочие воды ни лили

Печалящая бедностию нас

Высокой алгебре подвластный час

Как тот кого себе и поручили

Законы справедливейшие в силе

Чтоб тихо радовать всеведов глаз

Навис там зацепившись без прикрас

В обставленной но все-таки могиле

И сам собою держится язык

И ни одна не говорит не буду

Омыв в себе как яростный родник

Итак я порознь разносить забуду

Являет нам любой ушедший лик

Ты постоянен в этом не избуду

Х. Платон

Ты постоянен в этом не избуду

В зачине, как и в фабуле речей,

Как если бы полдюжины ткачей

Миткалевое ткали не избуду.

И ты готов начать нам с не избуду

Из полуста отмычек и ключей,

Не отмыкавших речек и ключей

С тех пор, как спор сознанья не избуду.

Но объясни, зачем твой выбор пал

На гласный ряд, которым наделили,

Отдавши букву "а" в распил на пал?

Не оттого ли соль речей в солиле

Мне рот дерет, как будто в ересь впал,

Ну, сколько б прочие воды ни лили?

Ну, сколько б прочие воды ни лили,

Ответь мне попросту про знак, про строй,

В котором услаждаешь ты игрой

Тех, кто с тобой их путь определили. -

-- Отвечу, даже если б вы молили

Меня смолчать на ваш вопросный рой,

Он крови истеченье, геморрой

Души, ее же хламом завалили.

Итак, зачем из спектра звуков в нас

Я изнимаю сломанную птицу,

Судьбе оставив остальное в нас,

УОАЭИ малую частицу,

Средь галок, горлинок, щеглов -- утицу,

Печалящую бедностию нас.

Печалящая бедностию нас

Не столь бедна, как кажется, так ворот,

Чем незначительней, тем меньше порот,

Хоть невполне устраивая нас.

И, точно гласный мир, поющий в нас,

В нас зиждется согласный с нами город,

Отлаженный, вполне отличный хор от

Пространства многоликого вне нас.

Попробую ли вам явить тотчас

То, что в начале слышно как шипенье,

Как всплески, бульканье, вослед лишь -- пенье -

До нас и после нас, но и сейчас, -

Лучей неразличимое кипенье -

Высокой алгебре подвластный час.

Высокой алгебре подвластный час,

На самом деле миг ничтожно малый,

В начале фиолетовый иль алый,

Лишь после белизной лучистый час.

На бесконечности отрогах час,

Как бесконечность, сам велик, пожалуй,

Свет гласный гул и будет небывалый,

Затем структур и форм он станет час.

Ну то есть, город нам, как есть, всучили,

К Потуде иль Афинам не сводим,

От них он, вместе с тем, не разводим.

Он, окруженный бездной торричили,

Внутри любой, извне неуследим,

Как тот, кого себе и поручили.

Как тот, кого себе и поручили,

Он внутренним законам подлежит,

Он собственное небо этажит,

Прокладывая змейкой поручили.

Его б в несчастье мы не уличили,

Но и не счастье глаз ему смежит, -

Он просто вечно жив, он Вечный Жид,

Его стеклянной пылью промочили.

Но если б вы затем меня спросили -

Каков закон, что управляет тем

Великим городом без мелких тем,

Я вам ответил бы: туда сносили

Законы мудрости, там вместе с тем

Законы справедливейшие в силе.

Законы справедливейшие в силе

В том городе, где правят мудрецы,

Они не женолюбы, но скопцы,

Чтоб не было у них расходов в силе.

Извне они нуждаются лишь в силе,

Производящей хлеб и огурцы

И возводящей ради них дворцы

Всеграда в благоденствии и в силе.

Пред ними круглый апоплексиглас,

В который виден им Всеград подвластный, -

Не несчастлив, не счастлив, а бессчастный;

Плоск в апоплексигласе, словно пляс,

Вечнокипящий жизнью безопасной,

Чтоб тихо радовать всеведов глаз.

Чтоб тихо радовать всеведов глаз -

Прошло семь войн и столько ж революций,

И семь подобных им других поллюций,